Только позже, окончательно придя в себя, он понял необходимость бороться.
Барнаби вышел на охоту, как хорошая гончая, пытаясь определить, кто автор злых слухов. Джерард считал, что это вряд ли возможно, но был благодарен Барнаби за то, что он неустанно исследует каждый закоулок этого запутанного дела.
Барнаби поморщился и пожал плечами:
– Только то, что слухи распространяются довольно давно: ни один человек не помнит, кто первый предположил, что именно Жаклин может быть виновна в гибели матери. Ну а смерть Томаса лишь подлила масла в огонь. Однако и Джордан, и Элинор открыто вас поддерживают. Насколько я понял, они всегда были на вашей стороне.
– Мы почти родные, – пояснила Жаклин. – Они мои ближайшие друзья.
– Значит, мы далеко не продвинулись, – констатировал Барнаби, – но старшее поколение должно знать больше, тем более что молодежь до сих пор не слишком задумывалась о тайнах гибели леди Трегоннинг и Томаса. Их подобные темы просто не интересовали.
Привыкший к манере друга выражаться, Джерард спросил:
– А какие еще подробности ты успел накопать?
Барнаби сверкнул белозубой улыбкой.
– Не столько накопал, сколько сумел додуматься. Мне был непонятен мотив убийства леди Трегоннинг. Покамест его просто нет. Отчасти именно поэтому и оказалось так легко бросить подозрения на Жаклин. У вас одной было нечто вроде причины, хоть и крайне шаткой. Если мы примем за аксиому, что Мирибель и Томаса убил один и тот же человек и с Томасом расправились именно потому, что он намеревался сделать предложение Жаклин, вполне можно предположить, что и Мирибель сбросили с террасы по весьма похожей причине.
– Какой же именно? – выпалил Джерард.
– Что, если некий джентльмен с самого начала увлекся Жаклин и решил заручиться поддержкой Мирибель?
Джерард надолго задумался.
– Я всегда считал подобные выводы чересчур натянутыми, но теперь ... все сходится.
Барнаби кивнул:
– Когда Томас исчез, Жаклин надела полутраур. Это ненадолго остановило убийцу, но когда она снова стала принимать визитеров, что может быть более естественным, чем искать поддержки у матери любимой девушки?
Жаклин перевела взгляд с Джерарда на Барнаби.
– Полагаете, она ему отказала и поэтому была убита?
Барнаби задумчиво поджал губы и покачал головой:
– Нет, это было бы чересчур просто ... скорее она напрочь отвергла его предложение, отказалась даже поразмыслить над ним и прямо сказала ему об этом. Заявила, что будет всячески противиться такому союзу. Этого, думаю, было вполне достаточно, чтобы побудить человека, уже совершившего одно убийство, добиваться своего, устранив очередное препятствие.
Направляясь к саду Геркулеса, они пытались рассмотреть старые факты с новой точки зрения.
– Смерть матери означала, что Жаклин будет в трауре целый год, – заметил Джерард, – но, видимо, это оказалось на руку злодею.
– Да, – согласилась Жаклин, – но вот уже несколько месяцев, как я сняла траур.
Несмотря на жаркое солнце, она вздрогнула. Джерард поймал ее руку и легонько сжал.
– Скажи, за последнее время никто не просил твоей руки?
Жаклин, не глядя на него, качнула головой:
– Папа наверняка сообщил бы мне. Нет. Никто не просил разрешения жениться на мне, кроме Томаса, да и то о помолвке не было объявлено официально.
Впереди замаячил сад Геркулеса. Тени все сгущались по мере того, как они приближались к дому. И когда добрались до ступенек, ведущих на террасу, Джерард, все еще державший руку Жаклин, повернул девушку лицом к себе.
– Если некий джентльмен попросит твоей руки, не забудь рассказать мне.
Жаклин невесело усмехнулась:
– Если какой-то джентльмен попросит моей руки, ты узнаешь первым.
Повернувшись, она стала взбираться наверх. Джерард последовал за ней, не совсем понимая, как истолковать смысл ее слов. Принять за чистую монету? Или как обещание принадлежать ему?
Глава 13
– Одно дело переубедить тех, кто хорошо меня знает, – шепнула Жаклин Джерарду, когда под руку с ним поднималась за отцом и Миллисент на крыльцо Треуоррен-Холла. Судорожно втянув в себя воздух, она подавила жгучее желание прижать к животу затянутую в перчатку руку и изобразила восхищенную улыбку. – А вот остальное общество не склонно быть столь доверчивым.
– Вздор, – возразил Джерард. – И перестань волноваться. Постарайся быть собой. И слушайся своего сердца.
Легко сказать, когда это самое сердце вот-вот вырвется из груди!
Она снова вздохнула, поняв, что он пожирает глазами ее груди. И от этого взгляда становилось теплее, и все тревоги таяли.
Ей не нужно было спрашивать, останется ли он рядом: она и так это знала. И ни к чему было гадать, не станут ли окружающие сплетничать при виде тех знаков внимания, которые оказывал ей Джерард: это было ясно и без слов. Но сейчас она задыхалась и все же сгорала от приятного возбуждения. Неудивительно, что голова кружилась.
Пока они стояли в длинной цепочке прибывших гостей, она старалась не думать о том моменте, когда Джерард в вечернем костюме вошел в гостиную. С ним был Барнаби, но его она сначала даже не заметила. Потому что видела только Джерарда, в черном и белом, в шелковом жилете с узором из янтарно-коричневых завитков. Резкий контраст черного и белого подчеркивал ширину плеч, костюм облегал стройную фигуру и оттенял суровые, благородные черты лица. Сдерживаемая мощь, которую она так часто замечала в нем, сегодня проявлялась как нельзя ярче, а присущая ему страстная энергия казалась откровенной и безграничной. Чувственность окутывала его невидимым плащом: она почти ощущала вкус неукротимой силы и то клеймо страсти, которое он уже успел поставить на ней.
Элинор наверняка язык проглотит от зависти!
Они никогда не соперничали за внимание одного джентльмена, и до сегодняшнего дня Жаклин была почти уверена, что они не станут отбивать друг у друга Джерарда, но когда Элинор так открыто попыталась им завладеть, Жаклин стала опасаться, что серьезно поссорится с подругой: еще одна причина для волнения.
Другой причиной был мужчина, державший ее под руку ... не джентльмен, а именно мужчина.
Она и в нем не была уверена, особенно сегодня, когда увидела в истинном свете. Стоя рядом с Джерардом, она остро ощущала его физическое присутствие и едва не корчилась от неловкости.
С тех пор как было сшито бронзовое платье, она подросла на несколько дюймов. И теперь подол развевался вокруг щиколоток совершенно соблазнительным образом. Но это тревожило ее меньше всего. За прошедшее время грудь и бедра так округлились, что, если она посмеет вздохнуть чуть глубже, ее ждут серьезные неприятности.
Продолжая растягивать губы в улыбке, она присела перед леди Треуоррен и мысленно велела себе отыскать дамскую комнату на случай, если произойдет катастрофа: по крайней мере, будет знать, куда бежать.
Поднявшись, она заметила странное выражение в глазах леди Треуоррен, и едва подавила желание оглядеть себя. Но взгляд хозяйки немедленно скользнул по ее лицу: в глазах светилось неподдельное тепло. Они поздоровались, соприкоснувшись щеками, после чего Джерард увел ее.
Как и ожидалось, появление графа немедленно вызвало настоящий фурор. Головы присутствующих поворачивались в их сторону. Да-да, сегодня сам Трегоннинг решил посетить бал!
Жаклин тихо радовалась, поскольку гости не обратили на нее никакого внимания.
Она уже хотела оглядеться, когда, случайно подняв голову, поняла, что Джерард за ней наблюдает.
– Расслабься, – прошептал он, наклонившись ближе. – Выглядишь ты великолепно.
Его взгляд лениво и откровенно скользнул по ее груди и ушел вниз. Губы слегка дернулись, и он поспешно отвернулся.
– Приятно видеть, что я прав. Этот цвет просто восхитителен на тебе.
Восхитителен! Может, поэтому ей показалось, что он не прочь ...
Она не позволила себе додумать до конца: и без того впереди у нее нелегкий вечер.
Джерард прекрасно усвоил свою роль: главное, не дать Жаклин сосредоточиться на слухах на том, что о ней думают люди. Жаклин не должна отступать, замыкаться в себе, иначе привычные барьеры, которые с таким старанием возводила, не позволят окружающим увидеть, кто она на самом деле: молодая девушка, абсолютно неспособная на убийство.
Он здесь, чтобы отвлекать ее от тяжких дум, и знает, как это сделать.
Они влились в толпу, наполнявшую бальный зал. Предоставив лорду Трегоннингу и Миллисент оспаривать слухи при поддержке Барнаби, они разошлись в разные стороны. Лорд Трегоннинг с сестрой направились налево, Барнаби – направо. Джерард принялся занимать Жаклин разговорами.
Леди Треуоррен раздала всем незамужним молодым леди бальные карточки: старый обычай, исключавший споры соперников. Как выразилась хозяйка дома: «Не желаю улаживать никакие свары».
– Первый вальс – мой, – пробормотал Джерард. – Если будете так добры.
Жаклин величаво наклонила голову:
– Если желаете.
Взявшись за крохотный карандаш, прикрепленный к карточке, она послушно нацарапала его имя в соответствующей строке.
– И вальс перед ужином тоже.
Жаклин с сомнением взглянула на него, но все же послушалась.
– Жаклин! – весело воскликнул подошедший Джайлз Треуоррен. – Выглядишь ослепительно! Кажется, я успел вовремя! Буду весьма польщен, если удостоишь меня первого контрданса.
Меньше чем через минуту их окружили неженатые джентльмены со всей округи, умолявшие записать в карточку их имена. Джерард стоял рядом, втайне радуясь удивлению, мелькнувшему в ее глазах: она действительно понятия не имела, какой эффект производит в этом платье на впечатлительных мужчин. И даже на не столь впечатлительных ...
У него неожиданно появились манеры собственника! Джерард сам это заметил. Он почти не разговаривал, но управлял беседой, готовый в любую минуту вмешаться и придать ей иное направление. Он не желал, чтобы кто-то упоминал о Томасе или ее матери, испортив девушке настроение и вновь повергнув ее в тоску. Не сейчас, когда ее глаза блестят, а сама она цветет красотой и здоровьем.