Петр поймал себя на мысли, что совсем не понимает сути происходящего, он до сих пор не мог поверить, что Глеба больше нет. Боли внутри так и не было. Только недоумение. Растерянность.
Внезапно из репродуктора похоронного зала раздался… голос Глеба:
– Внимание! Послушайте! Я думаю, что многие из вас сразу узнали мой голос. Я – Глеб Игнатов. Человек, тело которого вы сейчас провожаете в последний путь. Кто-то из вас искренне жалеет о моей смерти, а кто-то тайно радуется освобождению. Ошибаются и те и другие. Я с вами не расстаюсь. Я надолго. И пусть мои недоброжелатели знают: ничего для них не изменилось. Мои друзья, а таковые здесь есть, хоть их и немного, не дадут погубить то, что я начал. И пусть близкие мои не жалеют о моей смерти, я долго еще буду жить в вашей памяти. Если вы слушаете сейчас эту запись, значит, либо меня убили, либо я погиб в какой-то катастрофе. Вы шокированы? Что ж… Эту запись я обновляю каждый год. Благодарю того, кому поручил включить ее на своих похоронах. Сейчас я здоров. Болезней пока нет. Бодр, полон сил и планов. Значит, слабым меня никто не видел. Я не хочу ваших неискренних слов и речей, последняя моя воля – поминок не должно быть. Счастья вам, люди! Тем, кто его достоин.
Елена медленно встала и, ни слова не говоря, пошла к двери. Она взялась за ручку, пошатнулась, перед глазами поплыла мутная пелена. Елена прислонилась к стене и сползла по ней. Мужчины вскочили, подбежал Петр, он тряс ее и заглядывал в лицо. Елена ничего не слышала. Она была в глубоком обмороке.
Следующие два месяца пролетели незаметно. Корпорацией управляли Петр и Елена. Их тандем был довольно удачным, если бы не внимательные мужские взгляды Петра, которые Елена частенько ловила на себе. Она не хотела даже думать о том, что Петр мог бы возобновить свои ухаживания. Все-таки друг Глеба. Но Глеба больше не было…
А Петр действительно заглядывался на Елену. Она, несмотря на переживания и смерть любимого мужчины, будто расцвела: глаза лихорадочно горели, движения стали плавными и неспешными. А спешить надо было. После смерти Глеба акции «Бегемота» стремительно упали. Но… их кто-то настойчиво скупал. Петр искал, кто это мог быть. Поиски не увенчались успехом. Елена же, как ни странно, на эту ситуацию реагировала спокойно, что сильно его злило. «Бабы – не люди», – неоднократно говорил себе Петр, объясняя поведение Елены.
На очередном совете выбирали генерального директора. Решение казалось очевидным – Петр, конечно же.
Петр встал, кашлянул в кулак:
– Благодарю вас за доверие, мне это очень важно. Но среди нас есть персона, которая больше, чем я, заслуживает право занять это кресло.
Коллеги с удивлением посмотрели на Петра. Он показал на Елену:
– Елена Викторовна с нами уже более пяти лет, она прошла путь от простого менеджера отдела маркетинга до члена совета директоров, вице-президента холдинга, я уверен, что она достойно проявит себя на новом месте.
– Петр Сергеевич, спасибо вам, конечно, но это весьма неожиданно, я не готова. Слишком большая ответственность. Да и потом, я не совсем понимаю, чем я заслужила… – Елена была явно изумлена.
– Елена Викторовна, много чем. Мы все знаем, какие маркетинговые кампании разрабатывались под вашим руководством, какие новые направления «Бегемот» открывал вместе с вами. Но самое главное – я видел, как вы держались перед теми десятками вдов и матерей, которые потеряли своих кормильцев на пожаре в Ухте. Вы сделали то, что не сделал бы ни один мужчина. Вы заставили этих женщин поверить, что это общая беда и они не одни в своей трагедии.
– Петр Сергеевич, не преувеличивайте. – Елена засмущалась.
– Ни в коей мере. Я надеюсь, коллеги меня поддержат.
Большинством голосов Елена была избрана генеральным директором корпорации «Бегемот». Против голосовали двое. Кто – неизвестно, голосование было тайным. Елена искренне не хотела этой должности. Она все еще чувствовала себя простой девчонкой, выросшей в детдоме. Она не понимала, как ей примерять на себя статус генерального директора крупнейшей корпорации. Структура «Бегемота» была простой: из контрольного пакета, не торговавшегося на рынке, 10 процентов акций было у Петра, 90 процентов – у Глеба. После его гибели все ждали оглашения завещания – тогда судьба крупнейшей финансово-промышленной группы была бы понятна. А сейчас получалось, что Елене предстояло возглавить холдинг, который вроде как был собственностью ее погибшего возлюбленного, а на деле – кто его знает, что и, главное, кто там в завещании.
После разговора о родителях Ольги и Зурабе Елена сторонилась Петра. Он будто переложил на ее плечи груз прошлого, раз и навсегда изменив образ Глеба. И Елена не понимала, что с этой ношей делать дальше. Она старалась не думать об этом, но не думать не получалось. Елена постоянно возвращалась мыслями к ночному разговору и вела диалоги с Глебом. Она говорила ему о том, что совсем не знала его, упрекала, что он никогда не был близок с ней по-настоящему, не рассказывал о своей жизни, не делился переживаниями, мечтами, мыслями. Не считая «Бегемота», конечно. Между ними никогда не было интимности, сокровенных разговоров, они не строили совместных планов, не считая отпуска, который так и не состоялся. Елена чувствовала, что ее горевание по Глебу – и не горевание вовсе, а бесконечная череда внутренних претензий и обид, которые после его смерти высокой стремительной волной сбивают ее с ног. Елена прочитала в интернете, что это называется стадией агрессии, когда человек обвиняет умершего в том, что тот ушел, сделал не так, как от него ожидали, не оправдал надежд. Елена прочитала и… успокоилась. Не оправдал, значит, не оправдал.
Она быстро привыкала жить одна в огромном доме Глеба. Поначалу боялась пустоты комнат и даже просила одну из домработниц оставаться на ночь, мало ли что… Но через неделю привыкла. За все время после смерти Глеба Елена видела Артура только раза два – когда заезжала в Переделкино за документами. Она так и не смогла простить ему тот шутовской суицид. Елена понимала, что он стрелялся не всерьез, показушно, позерски, и от этого ей становилось больно и неприятно. Глеб, который любил жизнь, жил на высоких скоростях, – погиб… А Артур, который вечно сетовал на всех и вся, не ценил ни единой минуты на земле, хотел сам обрубить свое существование, – жив… Елена не могла принять этот факт. Как и не могла принять Артура, который звал ее вернуться.
Елена думала развестись (она все еще формально оставалась его женой), но пугала бумажная волокита. Решила – чуть позже, когда все наладится и уляжется… Да и дел по «Бегемоту» навалилось великое множество. Самое удивительное для нее самой было то, что, очень быстро разобравшись в текучке компании, она отчетливо поняла, что и как можно улучшить. И реализовала. Петр оценил и восхитился. Все было просто. Нужен был только свежий взгляд и обычный ум. Ну, не совсем обычный.
Наступила осень. В сентябре деревья еще были зелеными и свежими, их почти не тронуло золото и багрянец. Елена вышла на балкон. Посмотрела на тихий, не по-осеннему свежий лес, сверкающее темной водой озеро. Голубое, точно дождем промытое и совсем еще не осеннее небо. Солнце только что проснулось и своими зайчиками дразнило, будило густую листву деревьев. Прямо под балконом алела рябина. Она так ярко светилась в рассветном солнце, что сразу было понятно: осень уже здесь. И наступает время ловить падающие звезды.
Границы между летом и осенью еще не были стерты. Осень будто вошла на цыпочках, от нее больше пахло остывающей землей, чем сухими пряными травами. Осень – время чувствовать, как замедляется природа и энергия жизни… Мост – от знойного лета к холодам зимы через осеннюю заводь…
Елена впервые за последние два месяца улыбнулась.
Она вошла на кухню. В вазе стояли гладиолусы. Легкий порыв ветра чуть колыхнул тонкий тюль, она коснулась цветов, они задрожали. Внезапно у Елены закружилась голова, она присела на стул, ее мутило. Вскочила, бросилась в туалет.
Через час Елена стояла посреди спальни с тестом на беременность. На нем ярко красовались две полоски. Елена была счастлива. Беременна!
На очередном заседании совета директоров Елена вполуха слушала доклады. Как далеко сейчас были ее мысли от акций, партнеров, логистики, заводов! Петр заметил ее отсутствующий взгляд и сделал нарочито удивленные глаза. Елена покачала головой, мол, все в порядке. И снова уплыла в потоке своих мыслей.
Когда совещание закончилось, Петр и Елена остались в бывшем кабинете Глеба одни.
– Петь, – Елена подошла к нему, – все будто в кино. Не со мной происходит.
– А что с тобой сегодня было?
– Я беременна. – Елена сама удивилась, как просто и быстро она произнесла эту фразу. С этими словами она будто внутренне простила Петра за тот ночной разговор. Ей хотелось с кем-то поделиться радостью, а ближе Петра, как выяснилось, не было никого. Не с Артуром же об этом говорить!
– Как? – ахнул Петр.
– Так. – Елена даже улыбнулась, глядя в ошарашенное лицо Петра.
– Глеб был бы счастлив, – растерянно произнес Петр. Он совсем не знал, что нужно говорить в таких случаях.
– Глеб не хотел детей, – возразила Елена, – а я хочу. Получается, я как бы победила. Победила самого Глеба Игнатова. Смешно…
Петр промолчал. Потом набрал воздуха в легкие и выпалил:
– Леночка, Глеб был моим другом, почти братом… Мы всю жизнь вместе… И ты знаешь, как я к тебе отношусь… Если ты когда-нибудь решишь… ребенку нужен отец… Ты подумай. Я буду ждать.
– Спасибо, Петя. – Елена положила ладонь ему на грудь, тихо поцеловала в щеку и пошла к двери.
Всю неделю Елена была занята главными женскими хлопотами. Она ездила по врачам, сдавала анализы, сидела в интернете на сайтах для беременных, присматривалась к детским магазинам. Даже задумала перекрасить одну из гостевых комнат в доме Глеба под детскую. Нотариус еще не огласил завещание, но Елена почему-то была уверена, что дом достанется ей. Она была счастлива. Жаль только, что невозможно разделить эту радость с Глебом.