Мелоди поразмыслила над тем, что услышала. Глядя на непомерно разбухший живот матери, она решила, что, кто бы там ни был внутри, она вполне заслуживает такое имя, как Эмеральд. И если даже поначалу и покажется, что она не «сможет носить» это имя – самого факта того, что ее наградили этим именем, будет достаточно, чтобы она сумела одолеть любые невзгоды.
– А какая у малыша будет фамилия?
Мама немного помолчала, глядя куда-то вдаль.
– Хм-м, хороший вопрос. Полагаю, поскольку мы с Кеном не женаты, ребенок должен носить мою фамилию. Мою девичью фамилию. Ньюсам.
– А у Кена какая фамилия?
– Стоун.
Эмеральд Стоун. Звучало просто идеально!
– Так, а где мы все будем спать, когда родится ребенок? Ты с малышом будешь спать у Кена? И Грейс с Сетом тоже?
– Ох, Мелоди, вечно ты со своими вопросами, вопросами и вопросами! Угомонишься ты когда-нибудь? Я не знаю пока, что будет дальше, ясно? Я даже не представляю, что будет завтра – а уж тем более через месяц!
– Но в комнате у Мэтти нет места для детской кроватки, а значит, тебе придется спать где-то в другом месте, и…
– Мелоди! Бога ради, хватит! Прошу тебя!
– Но…
– Да черт подери! – Мама швырнула газету с ручкой. – Мелоди, далеко не на каждый вопрос есть ответ. Я не знаю, что будет дальше! Я вообще пока ничего не знаю! Я и свое имя-то порой могу забыть! А теперь, пожалуйста, умолкни и оставь меня в покое!
Мелоди с силой сжала губы, чтобы уже точно оттуда не вырвался больше ни один вопрос, и стала медленно закручиваться в висячем бамбуковом кресле, отворачиваясь от матери.
Однажды в октябре, когда Мелоди почти что исполнилось семь, а ее мама в скором времени должна была разродиться, Кен пригласил девочку полакомиться мороженым.
День выдался на редкость тихий и благоуханный. На опустевший и по-осеннему унылый городок дул легкий влажный ветер, навевая мысль о далеких белых пляжах и пальмовых деревьях. Мотоцикл у Кена сломался, и его теперь чинил дядя по имени Пабло, а потому Мелоди с Кеном пешком прогулялись до кафе в уютном дружеском молчании. Это было одним из самых замечательных качеств в Кене: в отличие от прочих взрослых, он вовсе не видел надобности все время разговаривать. Он ждал, пока в голове возникнет что-то интересное, о чем можно сказать или спросить, или же, чаще всего, просто давал разговориться Мелоди.
Однако в этот день его молчание было каким-то сосредоточенным, как будто он молчал не просто так, а вынашивал какую-то мысль. Он не проронил ни слова, пока они не сели в свою любимую кабинку в кафе Морелли, и даже тогда далеко не сразу решился что-либо сказать.
– Ну что, – начал он наконец, – у твоей мамы вот-вот появится дитя?
Мелоди кивнула и захрустела венчавшей мороженое вафелькой.
– Ребенок уже, знаешь, такой крупный. Если бы он сейчас родился, его бы, наверное, такого большого, уже можно и обнять.
Мелоди снова кивнула.
– А все же забавно, согласись, когда у мамочек так вырастают животы! Это так непривычно смотрится – точно большущий шарик!
Мелоди хихикнула.
– А ты уже чувствовала, как малыш внутри шевелится?
Девочка взглянула на Кена, думая, что тот смеется, но он нисколько не шутил.
– Как бы я могла это почувствовать?
– Ну, вот так, – приложил он ее ладонь к своему животу. – Когда ребенок вырастает таким большим, как у твоей мамы, то снаружи можно ощутить, как он внутри там шебуршится.
– Не-е, – помотала головой Мелоди, – не может такого быть.
– Да нет, правда! Когда Сет был в животе у Грейс, я все время чувствовал его шевеления. Он все пинал мою ладонь. А однажды я даже увидел сквозь кожу на животе очертание малюсенькой пятки.
– Да ну! – изумленно посмотрела на него Мелоди.
– Правда! Честное слово. Выходит, твоя мама не давала тебе потрогать, как он шевелится?
Мелоди покачала головой.
– Ну, детки начинают ворочаться в основном, когда мама неподвижна. Так что где-нибудь ближе к ночи, когда мама расслаблена и вокруг все тихо, попроси ее дать тебе приложить ладошку к животу.
– Хорошо. Только не думаю, что она мне это разрешит.
– Почему же?
– Не знаю, – пожала плечами девочка. – Просто сомневаюсь, что разрешит. Наверное, подумает, что я ему как-то сделаю больно.
Кен рассмеялся.
– Невозможно ничего причинить малышу, только прикасаясь к нему.
– Ну, – вновь пожала плечами Мелоди, – это знаем ты и я. Вот. А мама, наверное, слишком насчет всего тревожится.
Кен улыбнулся и погладил ее по волосам.
– Это точно. Определенно, слишком тревожится.
Вечером мама не позволила Мелоди потрогать ее живот.
– Нет, малыш сейчас спит. Мне бы не хотелось его будить.
На следующий вечер Джейн тоже не дала ей почувствовать шевеления в животе.
– Нет, Мелоди, он опять спит. Так что ничего там не почувствуешь.
Решив, что дитя, вероятно, любит поспать по вечерам, Мелоди попросила дать ей приложиться к животу утром, перед школой.
– Чего тебе вдруг так приспичило почувствовать ребенка? – с улыбкой спросила мама.
Девочка пожала плечами.
– Не знаю. Просто хочется.
– Ну, знаешь, что я тебе скажу – этот малыш совсем не такой егоза, какой была ты. Ты крутилась и пиналась двадцать четыре часа в сутки! А его, – осторожно погладила она свой большой живот, – похоже, все вокруг устраивает, он полностью доволен своим обиталищем. Но если я почувствую, как он пинается, я сразу же тебе скажу. Ладно?
Мелоди улыбнулась и поцеловала мамин живот.
– Ладно, – ответила она. – А ты, – обратилась она уже к выпирающему животу, – давай-ка просыпайся!
Мама рассмеялась, и вдвоем они медленно и довольно двинулись к школе.
– 34 –
Ребенок появился на следующий день. Никто этого не ожидал, поскольку родиться он должен был только через три недели, но тем не менее он был тут как тут – розовый, пухленький и подозрительно подвижный для новорожденного.
Кен приехал забрать Мелоди из школы прямо посреди учебного дня. Ее отпустили с урока естествознания, и двадцать восемь пар любопытных глаз провожали ее к выходу из класса.
– Она уже родилась! – сообщил ей Кен, радостно подскакивая в школьном коридоре и улыбаясь до ушей. – Малыш наш родился!
Всю дорогу они мчались бегом, вконец запыхавшимися добрались до дома, но тем не менее мгновенно, через ступеньку, взлетели по лестнице к комнате Джейн.
Мама сидела в постели в просторной ночной рубашке и попивала из чашки чай. Младенец, одетый в розовое боди и вязаный чепчик, лежал в изножье кровати, глядя в потолок и дрыгая пухленькими ножками.
– Ну что? – неуверенно улыбаясь, спросила Джейн. – Как тебе сестренка?
Мелоди уставилась на упитанное существо, лежащее на маминой кровати, и подивилась, как непохоже было оно на новорожденную Эмили, когда девочка увидела ее впервые. Эмили выглядела какой-то ненастоящей, эфемерной – иными словами, напоминала некое таинственное создание из сказочной страны. Этот же был крепким и совершенно оформившимся ребенком. Тут младенец поймал взгляд Мелоди и уставился на нее. Когда же он ей улыбнулся, девочка поняла, что здесь что-то не так. Но она не стала ничего говорить, а вместо этого тоже улыбнулась и погладила кроху по мягким рыжеватым волосам.
– Мне кажется, она просто чудо.
– Твоя матушка, – заговорил Кен, присаживаясь на краю кровати и поглаживая ножку малыша, – сущая богиня! Знаешь, почему?
Мелоди помотала головой.
– Потому что, как только она отвела тебя сегодня в школу, у нее отошли воды, и она сама, пешком, добралась до больницы – что вообще дико себе представить, но тем не менее это впечатляет! А потом она родила это удивительное дитя – аж в одиннадцать фунтов! – выпила чашку чая и отправилась домой. В жизни ничего подобного не слышал!
Мелоди внимательно посмотрела на малышку, потом перевела взгляд на мать. Она и вспомнить не могла, когда кто-то с подобным восхищением говорил о ее маме, и уже давным-давно Джейн не выглядела настолько гордой и счастливой. Мелоди понравилась мысль, что ее мама богиня – создание, достойное уважения и преклонения. Ее вообще радовала и царящая в этой комнате атмосфера, и нескрываемая радость на лице Кена, и это опустошающее все вокруг дыхание новой жизни – когда новорожденные самим своим появлением словно вычищают бесследно все то, что существовало до них. А потому Мелоди просто улыбнулась, прилегла рядом с новой своей сестренкой, чмокнула ее в щечку и попыталась загнать все встревожившие ее странности в самые что ни на есть дальние уголки сознания.
– Так мы назовем ее Эмеральд? – спросила Мелоди, хотя и не была уверена, что это имя подходило к большому и пухлому лицу с ней рядом на кровати.
– Нет, – с улыбкой покачала головой мать, – не Эмеральд. Но все же близко к тому. Это тоже драгоценный камень. Угадаешь, какой?
– Э-э… Даймонд?
– Нет. Еще одна попытка.
– Руби? Сэпфир?
– Нет, мы хотим назвать ее Эмбер[12]. Эмбер Роуз Ньюсам.
Мелоди еще раз оценивающе посмотрела на свою крохотную сестренку, раздумывая над таким именем. Оно, конечно, было не таким впечатляющим, как Эмеральд Стоун, однако гораздо больше подходило новорожденной малышке. А потому Мелоди одобрительно кивнула, еще раз поцеловала ее в щечку и сказала:
– Да, мне нравится. Даже очень.
Малютка повернулась на звук ее голоса, протянула свою пухленькую ручку к щеке Мелоди, и долгое мгновение две сестры глубоко и задумчиво смотрели друг другу в глаза. Мелоди поднесла к сестренке палец, и малышка ухватила его, крепко зажав своим малюсеньким кулачком. Посмотрев на это крепкое чувственное сцепление их сомкнутых рук, Мелоди испытала острейшую инстинктивную потребность в какой-то прочной стабильности, в наполненности смыслом, в чем-то вековечном. «Останься со мной, – умоляла она про себя эту кроху. – Останься со мной. Пожалуйста».