На сегодня Мелоди знала твердо лишь одно: что нынче среда. И что на дворе январь и очень холодно. И что на завтрак у нее было кеджери[15]. И что сегодня вместо уроков физкультуры и естествознания она отправится навестить в тюрьме мать.
Жила-была маленькая девочка, и звали ее Мелоди. У нее были длинные волнистые волосы цвета конского каштана и блестящие золотистые глаза. Улыбающаяся и всегда приветливая, она жила в доме на берегу моря со своей мамой Джейн и человеком по имени Кен. Еще у Мелоди был папа, и звали его Джон. Он работал в типографии печатником и жил в Лондоне с художником-гримером по имени Жаклин, с ее дочерью Шарлоттой и с прелестной малюткой по имени Эмили Элизабет, единственной сестрой Мелоди. Временами Мелоди периодически ездила в Лондон пожить немного с ее тамошней семьей и неизменно очень огорчалась, когда ей приходилось возвращаться обратно на побережье – потому что, так получилось, ее мама была не очень счастлива в жизни и не особо баловала Мелоди своими ласками, объятиями и поцелуями. Тем не менее у моря Мелоди все же чувствовала себя счастливой, потому что с ней рядом находился Кен, который был добрым и хорошим человеком, который каждую неделю водил ее в кафе-мороженое и катал в коляске мотоцикла.
Но вот однажды в ее жизни произошло большое огорчение: Джон и Жаклин уехали в далекие края и забрали с собою Эмили, маленькую сестренку Мелоди. Девочка очень тосковала и долгие, долгие дни плакала. А потом случилось нечто такое, отчего Мелоди вновь почувствовала себя счастливой. Мама родила ей новую сестренку. Все вокруг очень радовались этой новорожденной малютке, особенно Кен, – однако Мелоди чувствовала, что что-то здесь не так. Этот младенец совсем не походил на новорожденного. А потом в газетах сообщили, что из коляски, оставленной у газетного павильона, украден маленький ребенок, и тогда Мелоди сразу поняла, что именно произошло.
На следующий день в доме у них появилась полиция, и младенца забрали, а после увезли и маму Мелоди. Потом сообщили, что она очень нездорова и не может вернуться домой, потому что, оказавшись на свободе, может причинить себе вред. Тогда папа девочки решил приехать за ней в этот прибрежный городок и забрать Мелоди с собой в дальние края, однако произошло нечто ужасное: торопясь к дочери, он погиб на скоростном шоссе. И тогда у Мелоди не осталось никого, если не считать странной тетушки Сьюзи.
Через три месяца мама Мелоди предстала перед судом, и ее приговорили два года провести в тюрьме. Больше Мелоди ее не видела.
Следующее, что запечатлелось в ее сознании, – это как она лежит на спине недалеко от горящего дома, и рядом с ней совершенно другие люди, которых она называет мамой и папой.
И все они жили долго и счастливо…
– 41 –
На следующий день устраивался праздник по случаю восемнадцатилетия Клео. В нарядный пластиковый пакет Мелоди положила два красиво завернутых подарка: бельевой гарнитур от Теда Бейкера и серебряный, со стразиками, крестик от Харриет Сэмюэль. Потом на кухонном столе она развернула открытку и на мгновение застыла над ней с авторучкой, пытаясь найти нужные слова. Мелоди не знала, с чего начать. Того человека, что звали Мелоди Браун, той, что долгие годы назад, пятнадцати лет от роду, стояла у больничной койки Стейси, сама уже будучи на девятом месяце, той, что со страхом и восторгом держала в руках эту новую жизнь, это крошечное сморщенное существо, которому предназначено было превратиться в прекрасную девушку по имени Клео, – того человека более не существовало. Она как будто была стерта, напрочь удалена единым щелчком пальцев Джулиуса Сардо и шуршанием фотокопировальной машины в Бродстерской библиотеке.
А если больше не было такого человека, как Мелоди Браун – так кто же теперь пытался подписать открытку для первенца своей самой давней и ближайшей подруги? Мелоди попыталась представить, что бы она написала пару недель назад – до того как ее жизнь внезапно закружило в этом невероятном вихре, – но не смогла вернуться мысленно в ту точку. Ей хотелось, чтобы послание в открытке получилось проникновенным, сердечным и полным глубокого смысла. На ее глазах Клео из сморщенного, с пушком на голове, новорожденного выросла в тощего, с вечно разбитыми коленками ребенка, потом превратилась в долговязого подростка, который со временем расцвел в изумительную высокую красавицу с огненными волосами и пышным, четвертого размера, бюстом. Которую Мелоди любила, точно собственное дитя. И тут в голове у нее пронесся отголосок слов, сказанных ей Эдом совсем недавно, когда еще ничего в ней не изменилось. И Мелоди опустила ручку к открытке и написала:
«Прекрасной Клео, чудесной дочери, которой у меня никогда не было и о которой я могла бы только мечтать. Я так горжусь тобой! С Днем рождения! Любящая тебя тетя Мэл. Целую!»
Пит и Стейси, как всегда, нашли где-то достаточно денег, чтобы заказать банкетный зал на втором этаже лучшего итальянского ресторана в Хакни и разукрасить его гелиевыми шариками, поздравительными баннерами и белыми лилиями (второе имя Клео было Лилия). Высокие, с подъемными створками, окна открывались на оживленную и шумную Мар-стрит. Складные столики, застеленные бумажными скатертями, аж прогибались под тяжелыми чашами с пастой, блюдами с холодным мясом и сложенной пирамидками чиабаттой. Мелоди с Эдом оказались первыми, кто прибыл на праздник, явившись за целых полчаса до назначенных семи тридцати.
Великолепная фигура восемнадцатилетней Клео была затянута в облегающее атласное пурпурное платье, а рыжие волосы были старательно уложены профессиональным парикмахером в затейливую прическу с переплетающимися друг с другом жгутиками, обнажая сзади шею, где красовалась лишь застежка колье от Сваровски. Глаза у Клео были густо накрашены, и на Мелоди теперь вместо прежней девчонки глядело удивительно прекрасное создание, словно сошедшее со страниц одного из пустомельных глянцевых журналов о знаменитостях, что вечно лежали у Стейси по всему дому.
Мелоди сердечно прижала к себе девушку, ощутив аромат ее духов, насладившись этим запахом легкости и свежести, которым и сама благоухала долгие годы – и который, конечно же, давно остался в прошлом, напрочь заглушенный завораживающим духом «Agent Provocateur», ее излюбленным нынешним парфюмом.
– С днем рождения! – сказала Мелоди, поглаживая ей обнаженную декольте спину. Ту самую спинку, что она время от времени гладила столько лет назад, укладывая малышку на животик, чтобы избавить от газов.
– Ты просто исключительно прекрасна, Клео. Правда! Словно кинозвезда!
– Ой, спасибо тебе, Мэл! – обняла ее в ответ Клео.
Стейси суетилась вокруг в узком красном платье, которое интернетный ASOS откровенно содрал с «Galaxy» Ролана Муре. Волосы у нее тоже были уложены профессионалом, с накрашенных губ свисала сигаретка. Она рассеянно поцеловала Мелоди и повела к столику в другом конце банкетного зала, который предназначался для подарков.
Эд между тем разговаривал с Клео. Мелоди с нежностью посмотрела на них. Ее сын и дочь лучшей подруги. Естественно, они со Стейси фантазировали много лет назад, как те юнцами влюбятся друг в друга, потом поженятся и наделят их очаровательными общими внуками. Однако, как неизбежность, пора «сладкой» неразлучной парочки, с их обидами и ссорами, с упрямым игнорированием друг друга все же поставила на этом крест, и теперь Эд и Клео виделись крайне редко. К тому же, у Клео уже был молодой человек – парень двадцати лет, высокий и мускулистый, с красиво очерченным лицом и очень густыми волосами, – по имени Джад, в которого она была по уши влюблена.
– Ну как, ты в порядке? – прищурившись, спросила Стейси.
– Да, все отлично.
– Точно? Какая-то ты…
– Какая?
– Не знаю даже. Словно малость не в себе.
– Все хорошо со мной. Правда, – уверила подругу Мелоди.
Ей очень хотелось обо всем рассказать Стейси – теперь, когда Мелоди точно знала, что она вовсе не сумасшедшая, когда у нее имелись весомые доказательства того, что ее разум совершенно ясен, – но она не могла этого сделать. Уж точно не сегодня и не здесь.
– Ох, Мэл! – воскликнула Стейси, потянувшись крепко обнять Мелоди. – Подумать только! Моя малютка! Ты только посмотри! Совсем уже не деточка.
От Стейси пахло куревом и пивом, и в объятиях Мелоди она казалась совсем тонюсенькой.
– О! – кое-что вспомнила вдруг Мелоди. Нечто настолько важное, что она сама удивилась, как до сих пор об этом не спросила. – Тест-то ты сделала?
Выпустив ее из объятий, Стейси прижала палец к губам.
– Нет. Пока не сделала, – тихо сказала она. – Пусть сначала пройдет эта сумасшедшая неделя. Сделаю в понедельник. Еще от пары дней все равно хуже не будет.
Мелоди неопределенно кивнула. Она совершенно была с этим не согласна. Это дитя, если оно и вправду есть, – еще один подарок для Стейси в ее и без того переполненной дарами корзинке жизни. И ей следовало бы ценить его, холить, беречь и чтить – хотя бы даже для того, чтобы просто выразить признательность своей судьбе за столь бесчисленные благоволения.
Заметив, как подруга поджала губы, Стейси улыбнулась.
– Вот только не надо подавлять меня морально, Мелоди Браун! Сама не хуже меня знаешь, что там пока ничего толком и нет. Так, скопление мелких пузырьков. В данный момент мне совершенно не до ребенка. Сегодня великий праздник у моего старшего дитя, у моей первенькой, и я не хочу отвлекаться на что-либо другое, тем более что я, возможно, даже не беременна. Так что давай-ка разожми губки и иди угостись пивком.
На нынешнем празднике Мелоди вообще ощущала себя как-то отстраненно. Все происходящее воспринималось ею скорее как картина в музее искусств, или как сцена из спектакля. Собравшиеся в банкетном зале были для нее словно персонажи пьесы, за которыми она сл