– Красавица! – воскликнула она через мгновение. – Всегда знала, что ты будешь красавицей! – Она выпустила наконец руки гостьи из своей цепкой хватки и едва ль не с облегчением вздохнула. – Ну, давай, садись скорее. Принести тебе что-нибудь выпить?
– Да, от диетической колы я б не отказалась, – ответила Мелоди, указав на баночку в руке у Мэттью.
– Мэтти, дорогой, принесешь Мелоди баночку колы? – сказала Грейс. – Садись-ка сюда, – велела она гостье, похлопав по потертому дивану, покрытому отрезом зеленого шелка для сари. – Дай я на тебя хоть полюбуюсь!
Мелоди послушно села на диван, и Грейс некоторое время разглядывала ее в упор.
– Ты все такая же, и в то же время совсем другая. Ты выглядишь какой-то… очень зрелой. Ты целую жизнь прожила, верно?
Мелоди поглядела на сидевшую рядом женщину, пытаясь вспомнить о ней что-то очень частное, силясь найти в своем сознании ту ячейку, где может храниться воспоминание об этой экзотической даме, но в голову ничего не приходило.
– Ну, смотря что вы понимаете под «жизнь прожила», – улыбнулась она. – Я действительно прожила большую жизнь, только очень тихо.
– Дети есть?
– Да, один. Эдвард.
– Эдвард? Как тот ребенок… – Грейс в неуверенности осеклась.
– Да, как тот малыш, которого украла моя мать. Одно с другим совершенно никак не связано, это чистое совпадение… хотя…
– …возможно, вышло как-то подсознательно.
– Да, может быть.
– Любопытно. – Грейс гибко извернулась, потянув под себя одну ногу. – И сколько же лет твоему Эдварду?
– Семнадцать. В среду будет восемнадцать.
– Ого! Совсем мужчина! Это ж какой юной девочкой ты его родила?!
– В пятнадцать.
– Ну и молодец! Я всегда немного сожалела, что не завела детей раньше. Все занята была духовными исканиями и «обретением себя». Но дело в том, что я была еще слишком молодой, чтобы точно знать, что именно ищу. И мне бы следовало сначала, пока была молодой и бестолковой, обзавестись детьми, а уж потом искать себя. Но тут уж что вышло, то вышло. C’est la vie[19]. И чем вы с Эдвардом занимаетесь?
– Да ничем на самом деле, просто плывем по жизни. Бредем своей тихой колеей. Хотя вполне вроде нормальной колеей, – нервно рассмеялась Мелоди. Взгляд этой женщины был каким-то будоражаще проникновенным, словно за завесой ее глаз Грейс пыталась разглядеть некий особый, потайной смысл.
– Работаешь?
– Да. В школе у Эда. В столовой.
– Буфетчицей, что ли? – усмехнулся Мэттью, вернувшись в гостиную с баночкой колы для Мелоди.
– Да! – театрально вскинулась Мелоди. – И что?!
– Господи, когда я думал, кем может стать Мелоди Рибблздейл, буфетчицы у меня в списке точно не было.
– А что плохого-то в буфетчице? – возразила она, с трудом противясь желанию сказать, что в ее списке будущих занятий Мэттью алкаша определенно не имелось.
– Да ничего, ничего, – защищаясь, выставил он ладони перед грудью и весело улыбнулся. – Господь с ней, с буфетчицей! Просто мне всегда казалось…
– Что?
– Ну, не знаю… В тебе всегда было нечто особенное. Мне всегда казалось, что ты обязательно станешь знаменитой. Что, знаешь, я включу однажды телик – а там ты, собственной персоной!
– Зато там можно увидеть твоего младшего братика.
– А, ну да! И правда, я же не кто-нибудь, а брат куда более прославившегося Сета!
Не зная, как на это реагировать, Мелоди промолчала, мысленно переключившись на маленькую девочку по имени Мелоди Рибблздейл, которая была всем так небезразлична и на которую все возлагали столь великие надежды, и невольно задалась вопросом: что же все-таки с той девочкой произошло?
– Итак, – оборвала их диалог Грейс, – ты работаешь в школьной столовой, а живешь ты…
– В Ковент-Гардене.
– О-о, какое гламурненькое местечко! – улыбнулась женщина. – Всегда мечтала жить в центре города, посреди этой столичной шумихи и хаоса. Жизнь там, наверное, бурлит ключом!
– Да нет, там спокойно, – пожала плечами Мелоди. – К тому же просто у меня квартира в муниципальном доме.
– А что те люди, твои родители… Роджер и Глория…?
– Клайв, – поправила Мелоди. – Клайв и Глория.
– Точно. С ними что? Они сейчас как?
Мелоди пожала плечами и отхлебнула немного колы.
– Я с ними не виделась уже довольно долго.
– Да? Почему же?
– Ну, были на то разные причины… Я их не видела с тех пор, как родился Эд. Все это было очень неприятно… Но как вы о них узнали? Мне казалось, я отправилась к ним жить через долгое время после того, как уехала от вас.
– В общем, да. Поначалу ты и впрямь жила у тетушки Сьюзи… у бедняжки Сьюзи… А потом она отправила тебя к этой семейной паре. Я ни разу их не видела, но, по отзывам, они были вполне неплохие люди. Если не ошибаюсь, та женщина, Глория, приходилась Сьюзи какой-то дальней сестрой.
– В смысле, они мне были родственники?
– Насколько я поняла, да… Ну, а потом, когда твоя мама проиграла битву своим бесам и оставила тебя одну-одинешеньку, у нас с ними разыгралась баталия.
– Что еще за баталия?
– Между мной и Кеном с одной стороны – и этой парой. Мы выяснили, что они уже регистрируются конфиденциально как приемные родители и могут официально тебя удочерить. И мы подумали, что это как-то неправильно. Кто эти люди? Совершенно посторонние, которые забрали к себе нашу любимую Мелоди – и даже не дают нам с ней видеться! И мы тогда тоже начали процесс удочерения. Кен даже коротко постригся по такому случаю. Мы изображали счастливую семейную пару, живущую в тихом пригороде, в этой вот квартире, а социальные службы наносили нам визит за визитом, и все задавали разные вопросы. Прямо допросы тут настоящие вели – сущее гестапо! Кен пошел работать – можешь себе такое представить?! Дворником. Подметал улицы. А мне пришлось носить юбку и материнские жемчужные бусы. Эти люди тут ошивались месяцами, и мы все поили их чаем. Мы понимали, что на самом деле шансов у нас никаких. В смысле, те двое были тебе все же родственники, и ты уже жила у них, и они были самыми обычными, нормальными людьми. А мы с Кеном как ни старались казаться нормальными и обычными, наш брак все равно всех повергал в шок. А потом, когда мы узнали, что на наше прошение ответили отказом, наши отношения разрушились. Кен сбежал опять в Испанию, купил себе там по дешевке задрипанную ферму… Ну, а я… У меня была здесь уже старенькая мама, и она нуждалась во мне. Так что я решила просто остановиться и осесть. – Замолчав, Грейс выразительным взглядом обвела комнату, словно красиво обставленную тюремную камеру. – В общем, через несколько месяцев мы поехали с тобой повидаться. На телефонные звонки никто не отвечал, а письма возвращались назад. И представляешь – дома-то уже и не было! Сгорел дотла. Соседка рассказала нам, что там случился ужасный пожар и что после этого ты вместе с этой парочкой куда-то исчезла. Больше о вас никто и ничего не знал. Ты исчезла, Мелоди, просто испарилась!
Мелоди смотрела на Грейс, не в силах вымолвить ни слова. Эта чужая женщина, о которой у нее вообще не осталось никаких воспоминаний, оказывается, тоже пыталась стать ей матерью! Эта незаурядная и чуждая условностям личность с нетрадиционными взглядами на жизнь, взрастившая двоих детей, одного – рок-звезду, а другого – запойного пьяницу, эта женщина носила старческие бусы и всячески унижалась, чтобы ее сочли приемлемой родительницей для Мелоди. И от неудачи в попытках удочерить девочку брак ее разрушился, и вся жизнь бесповоротно сменила курс. Эта мысль сильно поразила Мелоди, волнуя и пугая одновременно.
– И вот теперь ты здесь, перед нами, – продолжала Грейс, красуясь идеально белыми зубами и точеными, как у Одри Хепберн, скулами. – Жива и здорова, красива и счастлива! Ты счастлива?
Мелоди кивнула:
– Да. Пожалуй, счастлива.
– Это хорошо. Ты влюблена?
Мелоди улыбнулась, вопросительно взглянув на Грейс.
– Хм-м… нет.
– У тебя никого нет?
– Ну, не совсем. Есть один друг, но я сейчас как-то воздерживаюсь от отношений, пока не разберусь со всеми своими заморочками.
– А, ты имеешь в виду это прояснение твоей памяти?
– Да, именно.
– Вообще, потрясающе! – продолжала Грейс. – Человеческий разум – изумительная, потрясающая штука. Никогда не перестанет меня удивлять. То есть этот человек, гипнотизер, просто щелкнул пальцами – и к тебе вдруг хлынула потоком память?
– Ну, нет, не совсем так. Не разом вдруг – а скорее мелкими отдельными клочками. Просто теперь мне все время встречается нечто такое, что запускает новую порцию воспоминаний.
– А меня? Меня ты хоть немного помнишь?
Мелоди помотала головой.
– Я помню, что у Кена была жена, и помню Сета пухлым малышом, сидящим в кухне на полу. Помню, как мы сидели в саду с Мэтти и обсуждали Кена. Но вас я совершенно не помню.
– Ах, как это печально быть настолько незапоминающейся! – с притворной горестью посетовала женщина и тут же вскинула улыбающийся взгляд. – Зато я тебя не забыла, моя девочка. Очень хорошо тебя помню, до самой последней мелочи. Ты помнишь, как я учила тебя вязать на спицах?
Мелоди отрицательно покачала головой.
– Ну и ладно. А помнишь, как ты рассказывала мне про девочку из твоего класса? Про это гадкое создание, про Пенни?
При упоминании этого имени в голове у Мелоди тут же возникла картинка: этакая толстокожая девица с грубыми чертами лица и глубокой складкой на лбу. Пенни. Вот, значит, как звали ту девчонку, которая вспомнилась Мелоди на прошлой неделе возле ее бывшей школы.
– Да, я помню девочку по имени Пенни. Отвратительная девица.
– Она сильно отравляла тебе жизнь. Мне даже хотелось пойти в школу и побить ее из-за тебя, но ты меня не пускала. Ты всегда хотела сама решать свои проблемы. Всегда была такой очень выдержанной и собранной. Я безмерно тобой восхищалась – тем, как ты со всем справляешься. Особенно в отношении матери. Ты так замечательно держалась с мамой!