– Она короткая. Я ее случайно слышал, за столом, родители рассказывали на дне рождения. У одной женщины, мать ее, кажется, знала, ушел муж. К другой женщине. Эта баба расстроилась и стала пить. Причем пила не вино, а водку. И здорово так пила, каждый день по две бутылки выпивала. Целый год она так вот жила. Пила, пила, пила и ненавидела своего мужа. Потом ей совсем невтерпеж уже стало, и она двинула к ведьме. Колдунья жила на самой окраине города, в двухэтажном деревянном доме. Эта женщина пришла, рассказала всю историю и говорит: наведи порчу, хочу, чтобы он сдох. Сдох как можно скорее. Ведьма не стала рассуждать, что это грех, ей было по барабану. Она поглядела на женщину и сказала – ты пьешь? Пьешь, по лицу вижу. Женщина отвечает: пью. Так вот, говорит ведьма, если уж пьешь, то каждую стопку пей не просто так, а за упокой души своего мужа. Вот и все. Женщина ушла и стала пить за смерть своего мужа. Не прошло и полгода, как муж вместе со своей новой подругой погиб в автокатастрофе. Их даже не могли толком из машины вытащить. А через месяц сама эта женщина умерла от цирроза печени. Когда вскрытие делали, обнаружили, что печень по структуре похожа на губку, только почерневшую. Вот и вся история.
– Хорошая история, – сказала Лерка. – Страшная.
– Да уж. Вообще все довольно глупо выглядит – мы сидим в пустом доме, ждем чего-то страшного и рассказываем друг другу жуткие истории.
Лерка пожала плечами.
– Я читала, – сказала она, – что просмотр фильмов ужасов благотворно сказывается на нервной системе. Но только если хорошие фильмы, а не про то, как башки друг другу отрубают и не про пластиковых чудовищ.
– А если эти фильмы ужасов начинают с тобой самим происходить? – спросил я. – Это тоже благотворно воздействует на нервную систему?
– Не знаю. Мне кажется, что нет. Хотя смотря у кого какая нервная система. Мне, к примеру, этой радости даром не надо.
Мы помолчали. Катька сопела и улыбалась во сне. В одной руке у нее был колокольчик, другой она прижимала к себе Барби.
Я вдруг совершенно неожиданно для себя понял, что очень люблю свою сестру. Хотя она и глупая, и вредная, и все время меня достает.
– Ты ничего не придумала? – спросил я.
– Нет, – устало ответила Лерка. – Я совсем не знаю, что делать.
– Катьке все хуже. Белизна ползет.
– Я знаю. Ползет. Но колокольчик все-таки помогает.
– Помогает...
Я укрыл Катьку пледом.
– Надо куда-то пойти... – я заглянул в аквариум. – Может, все-таки в милицию...
– Они все ее боятся, – отрезала Лерка. – Милиция, глава администрации, все. Все местные. Они не помогут. Для того чтобы они помогли, я не знаю, что должно случиться. Небо должно на землю обрушиться...
– Понятно, – я вышел на кухню.
Судя по всему, небо не собиралось обрушиваться, сделать что-нибудь с небом я не мог. Это было мерзкое чувство – беспомощность. Я не мог ничего сделать. Ничего. Даже позвонить. Некому звонить. Мне вдруг подумалось, что первый раз я попадаю в ситуацию, когда некому позвонить. Когда ты должен справиться сам. Самостоятельно. Хотелось плакать. Но при этом мне очень не хотелось, чтобы Лерка видела, как мне хочется плакать.
Для успокоения я решил попить сладкого, от сладкого улучшается настроение и голова четче работает.
В холодильнике не было ни сока, ни лимонада. Заглянул в кладовку. Снял с полки банку ананасового компота. Открывашки нигде не было видно, я сорвал со стены большой разделочный нож и просто отрубил крышку. Налил себе, Лерке и Катьке.
Лерка сидела рядом с Катькой закутанная в плед, в гостиной было холодно, у меня даже зачесался нос.
– Темнеет уже, – сказала Лерка. – Ты уверен, что все двери закрыты? Может, все-таки пойти проверить?
– Все в порядке. Я целый день проверял. Даже...
В дверь постучали.
– Кто это? – Лерка подняла биту.
– Не знаю, – я положил руку на духовое ружье.
– Ведьма?
– Нет, наверное. Нет. Зачем ей стучать? Она без стука явится.
Я подошел к двери. Заглянул в глазок. Ничего не видно.
– Который час, Лер? – спросил я.
Лерка посмотрела на телефон.
– Шесть. Почти. Ты будешь открывать?
Я положил руку на замок.
– Кто там? – спросил я.
– Это я, – ответил неопределенный голос.
Чаще всего такие голоса встречались у продавцов в маленьких компьютерных магазинах и у менеджеров в салонах связи.
– «Я» это кто? – не торопился открывать я.
– Дэд.
– Не открывай! – крикнула мне Лерка. – Дэд – это по-английски мертвец!
– Мертвец? Мертвец...
Тут я понял, что это за мертвец.
– А как меня зовут? – спросил я через дверь.
– Тебя?
За дверью задумались. Потом голос компьютерного продавца произнес:
– Тебя зовут... Тебя зовут Брат.
Я снял цепочку и открыл дверь.
На пороге стоял высокий лохматый парень, лет, наверное, тридцати. Парень был в черной кофте с капюшоном, на груди красовалась надпись «Ария», в ухе серьга, на морде прыщи. На самом деле типичный продавец компьютеров, я таких сотни встречал.
– Я Дэд, – сказал он.
И бесцеремонно вошел внутрь.
– Где она? – спросил Дэд. – Твоя сестра?
Я указал на диван.
Дэд подошел к Катьке. Поставил на пол пластиковый чемоданчик.
– Кофе есть? – спросил Дэд.
– Я сварю, – Лерка отправилась на кухню.
Дэд открыл чемоданчик, запустил туда руку с грязными ногтями, поковырялся и извлек овальную пластину с какими-то иероглифами.
– Как она? – Дэд подышал на пластину и приложил ее к Катькиному лбу.
– Побелела до пояса, – сказал я. – Может, даже выше.
– Когда дойдет до сердца – все, каюк, желудочки взорвутся.
Дэд убрал с Катькиного лба табличку и посмотрел на нее.
– Дня два осталось, – сказал он. – Потом кирдык. А что у нее в руке?
Дэд ткнул пальцем.
– Колокольчик, – ответил я. – Он помогает от порчи.
– Чушь! – Дэд отобрал колокольчик и швырнул его на пол. – Этот колокольчик только нервы расстраивает. От порчи помогает только одно – кол в лоб. Ладно, давай, рассказывай, что тут и как...
– А как ты узнал, где я живу? – спросил я.
Мертвец секунду подумал, затем сказал:
– По электронному адресу. Это довольно легко, ты же знаешь. И найти дом с красной крышей легко. А потом ты сам мне написал...
– Понятно...
– Когда она придет? – спросил Дэд.
– Трудно сказать. Но придет.
Я зевнул и устроился на диване, поближе к Катьке.
Лерка нашла в кладовке пластиковую метлу и теперь не спеша подметала гостиную. Катька продолжала спать. Мертвец достал из своего чемоданчика моток потемневшей медной проволоки, расположился в кресле и принялся плести какой-то непонятный шар, размером с крупный грейпфрут.
– Что это он делает? – шепотом спросила у меня Лерка, заметая в кучку стеклянную пыль и пластиковую крошку.
– Не знаю, – так же шепотом ответил я. – Какую-то волшебную штуку.
– Она создаст вокруг дома кокон, – ответил Дэд. – И ведьме будет тяжело проникнуть через этот кокон.
– Кокон? – спросила Лерка.
– Угу, – Мертвец быстро работал пальцами.
Совсем как паук.
– Еще надо будет кое-что предпринять, – Дэд закончил свой кокон.
Он приладил к медному шару длинный проволочный конец и закинул его на люстру. Шар повис метрах в двух от пола. Мертвец толкнул его пальцем, и шар принялся описывать широкие круги.
Я, как загипнотизированный, наблюдал за этим шаром.
– Не смотри, – Лерка ткнула меня ручкой от швабры. – Голова закружится.
Я отвел взгляд.
– Надо еще кое-что предпринять, – сказал Мертвец. – Кое-какие действия.
– Какие?
– Для начала продержаться до утра, – Мертвец оглядывал гостиную. – А как станет светло, мы ею займемся. Плотно займемся. Не переживайте, я с нею справлюсь. У меня есть кое-что. А вы уверены, что она придет?
– Уверен, – ответил я.
– Почему?
– Потому что у меня есть то, что ей надо.
– Расскажи, – Дэд подошел ко мне.
– Дело в том, что я залез к ней в хибару. Она там как раз какое-то зелье варила. А я ей как по башке битой бейсбольной закатил...
– Врешь! – крикнул Дэд. – Врешь, собака!
– Чего? – переспросил я.
– Врешь ты, – сказал Дэд уже спокойнее. Через пару секунд, будто сверившись с какой-то внутренней памятью, добавил: – Лажу гонишь.
Я сделал обиженное лицо и стал смещаться, так, чтобы встать между гостем и диваном. Потом я сказал:
– Лер, отведи Катерину наверх, ей пора спать ложиться.
Лерка послушалась. Дэд наблюдал за всем этим с неудовольствием. Катька не сопротивлялась, молча отправилась к себе.
Я шагнул навстречу Мертвецу и сказал:
– Знаешь, Мертвец, а я не говорил, что живу в доме с красной крышей.
Дэд улыбнулся.
– Дэд, – повторил я, – я тебе никогда не говорил про красную крышу.
Что-то изменилось в облике Дэда. Буквально на секунду, даже меньше. Лохматый компьютерщик разъехался, и вместо него мне улыбнулся белый зверь.
– Как же не говорил? – Дэд шагнул ко мне.
– Так не говорил. И в письме не писал. Я сказал, что это новый дом, про крышу я не говорил...
– Говорил. И писал.
– Что происходит? – спросила сверху Лерка.
Я повернулся к ней.
– Старина прикалывается, – улыбнулся Дэд. – Он прикалывается. Совсем от страха крыша поехала...
Я подмигивал Лерке, почти всем лицом подмигивал.
– Чего? – непонимающе спросила Лерка. – Чего ты мне подмигиваешь?
Дэд улыбался. Из правого рукава его широкой кофты с металлическим шуршанием выползала блестящая стальная цепочка. На конце цепочки был железный шарик, утыканный короткими треугольными шипами.
Когда шарик стукнул по полу, Дэд взмахнул рукой. И тут же скривился, зашипел и погладил себя по предплечью. Перехватил цепь другой рукой.
– Болит? – ехидно спросил я. – Это хорошо...
Дэд снова зашипел, шарик с шипами прыгнул мне в лицо. Я успел присесть, но сталь пропорола кожу на голове. Глаза мне залило кровью, я пополз к дивану. Больно не было, только глаза щипало.