С 13 сентября, когда восстание стало безнадежно захлебываться, по запоздалой просьбе его руководителей, наконец-то вышедших на связь со штабом маршала Рокоссовского, наша авиация начала снабжение повстанцев. И уже 18 сентября генерал Бур-Комаровский, руководивший восстанием, по команде из Лондона вынужден был сообщить по английскому радио, что налажена связь с командованием фронта и что советские самолеты непрерывно сбрасывают восставшим боеприпасы и продовольствие. Кроме того, наши самолеты штурмовали и бомбили немецкие позиции по заявкам повстанцев. Однако эта помощь по вине руководства Армии Крайовой (АК) пришла слишком поздно. Но, стремясь все-таки помочь повстанцам, маршал Рокоссовский развернул операцию по высадке десанта на другой берег Вислы в районы, указанные связными от АК. И когда подразделения Первой Польской Армии, несмотря на большие потери, переправились через Вислу, они попали в лапы к гитлеровцам. Оказывается, к моменту их высадки по приказу генерала Бура из этих районов срочно отвели и восставших, и подразделения АК. Как это назвать?..
В таких условиях, как вспоминает маршал Рокоссовский, смысла в продолжении десантной операции не было. Пришлось все прекратить. А руководство АК стало готовиться к капитуляции. Как отмечал генерал С.М. Штеменко в своей второй книге «Генеральный штаб в годы войны» (Москва, Воениздат, 1974), «задуманная с холодной политической расчетливостью скоротечная акция Армии Крайовой превратилась в восстание народных масс Варшавы против гитлеровских захватчиков. Однако оно не было обеспечено и удары немецко-фашистского командования, в конце концов, привели к его полному разгрому».
Сегодня генерал Бур объявлен в Польше национальным героем, хотя именно на нем лежит вина за превращение Варшавы в руины и за 250 тысяч погибших поляков в бессмысленной бойне. Все эти подробности нам тогда не были известны, но в последующих исследованиях материалов войны они нашли убедительное подтверждение. С какой болью об этом вспоминал маршал К.К. Рокоссовский, поляк по происхождению, многие годы после войны по просьбе правительства Польши возглавлявший Министерство обороны Польской Народной Республики.
Завершая описание того, что почти на наших глазах происходило в то непростое время, скажу, что период нашего формирования был очень напряженным. Командир роты взял в роту еще одного офицера, младшего лейтенанта Федора Давлетова, который помогал мне формировать взвод и организовывать занятия по боевой подготовке. В дальнейшем ротный, видимо учитывая мое недавнее ранение и необходимость «санаторного лечения», то есть перевязок еще не совсем зажившей раны, перевел меня в резерв, а взвод полностью передал Давлетову, характером напоминавшему отсутствующего Федю Усманова: оба они были остроумными, незлобивыми, но с твердым характером. Вскоре вернулся Федя Усманов, хорошо «подремонтированный» в госпитале, и стало у нас в роте «два татарина», как они сами себя называли.
И все-таки в это время случались дни «разрядки», когда приезжала кинопередвижка, и мы вечерами смотрели и веселые кинокомедии, и фильмы об известных полководцах гражданской войны. Демонстрировали нам и короткие киноновеллы, где, например, комдив Чапаев со словами «Врешь, не возьмешь!» переплывает-таки реку и уже в наше время ведет в бой свою дивизию. В другой ленте Николай Щорс со своим Богунским полком громит фашистов, а памятный всем герой из кинотрилогии о Максиме проявляет чудеса героизма в борьбе с фрицами. Даже бравый солдат Швейк в исполнении Бориса Тенина умело водил за нос немецких генералов. Все это заметно поднимало и наше настроение, и боевой дух… Жалели мы только о том, что к нам никогда не присылали фронтовых концертных бригад, в составе которых были известные артисты.
Как-то нас пригласили польские воины, когда у них выступал девичий самодеятельный ансамбль песни и пляски из одного близко стоящего военного госпиталя. И это была такая радость для всех нас – и командиров, и штрафников!
Иногда здесь находили время и для розыгрышей. Так, начальник связи батальона старший лейтенант Павел Зорин устраивал такую шутку-розыгрыш: сажал рядом с группой беседующих офицеров своего радиста с рацией, который для нас будто бы искал в эфире музыку. Сам же Павел, из-за укрытия, на той же волне, четким, под стать Левитану голосом «передавал» «сводку Совинформбюро», содержащую якобы указы о награждении воинов. При этом в газетный текст реального Указа непременно включал в список награжденных очень высокой наградой кого-нибудь из присутствующих офицеров. Надо было видеть выражение лица этого офицера, когда он слышал свою фамилию в «указе». Да и потом, когда раскрывалась шутка, как он вместе со всеми хохотал над этим невинным розыгрышем.
Помню, однажды зашел разговор, кому на войне физически тяжелее всего. Многие высказывали свои доводы и, в общем, уже стали соглашаться с тем, что тяжелее всего пехоте. Не однажды штрафники-летчики, хлебнувшие пехотного пота, говорили, что все летные пайки, будь их воля, отдали бы пехоте. Но тут ввязался в спор ставший уже любимцем батальона, лишь недавно перешедший в постоянный офицерский состав батальона из штрафников, старший лейтенант Валера Семыкин, командир взвода связи при штабе батальона.
Его довод заключался в том, что пехота захватила вражеский окоп или окопалась на новом рубеже – и все, дальше она физически уже отдыхает, если не окапывается или не отражает контратаку. А связисты с тяжеленными катушками и телефонным аппаратом все еще мотаются вдоль окопов, устанавливая телефонную связь между подразделениями. Или же в походе десятки километров тащится с рацией, а в ней, матушке, килограммов 20–30. Команда «привал», все вповалку, отдыхают, а ты ее развертывай, давай связь с начальством. Иногда тянут провод метров на 500, а то и больше в тыл или к соседу, а тут еще артобстрелом порвет где-то провод – вот и бегает связист, навьюченный как ишак, да еще со своим вещмешком и своим оружием то туда, то сюда… И когда почти все затихли, сраженные убедительными доводами Валерия, вдруг Вася Цигичко в наступившей тишине сочным, густым басом спокойно и тихо сказал: «И все без толку».
Через мгновение наступившей тишины разразился громкий хохот понявших шутку. Пожалуй, чуть ли не громче всех хохотал сам связист Валерий. К слову скажу, что Валерий был внешне удивительно спокойным офицером, по крайней мере три черты воедино слились в его характере: неподдельная искренность, неутомимая работоспособность и редкая скромность…
Этот взвод связи постоянно пополнялся специалистами из прибывающего пополнения, чтобы всегда быть в готовности обеспечивать связь со старшими штабами, а также с воюющей ротой в боевых условиях. Так вот, Валерий Захарович Семыкин, командир этого взвода постоянной готовности, за короткое время пребывания в батальоне успел стать особенно авторитетным офицером. Его авторитету совершенно не мешало то, что он совсем недавно еще был обыкновенным штрафником нашего батальона.
Угодил он в него за то, что разведгруппа, заброшенная в тыл врага, в составе которой был и Валерий, не смогла выполнить все задания, возложенные на нее, по вине начальника группы потеряла связь со своими, и члены этой группы вынуждены были выходить через фронт к своим поодиночке. Вот его посчитали вышедшим из окружения, и попал он в штрафбат, как «окруженец». А в боях за Брест Валерий проявил геройство, был награжден медалью «За отвагу» и досрочно восстановлен во всех офицерских правах. И стал он в строй в нашем штрафбате, где благодаря своей грамотности в непростом деле военной связи и удивительной работоспособности вскоре стал помощником начальника штаба батальона – ПНШ по спецсвязи.
Формирование роты и подразделений усиления – взводов пулеметного, противотанковых ружей и минометного – уже было в стадии, когда они достигли готовности вести самостоятельно боевые действия усиленной ротой. Бойцы всех этих подразделений даже прошли этап овладения новым для многих штрафников оружием. Они научились не только заряжать и разряжать, разбирать и собирать, но и метко стрелять из «ПТР», пулеметов и сноровисто вести огонь из минометов.
Через начальника штаба, Филиппа Киселева, нам стало известно, что вскоре рота получит боевую задачу. Обстановка тогда складывалась не лучшим образом. Значительно севернее Варшавы в районе Пултуска-Сероцка 65-я армия еще 5 сентября захватила плацдарм на реке Нарев и с трудом, но удерживала его. Однако после 15 сентября немцам удалось, двинув свою ударную силу – танки, потеснить «батовцев» и несколько смять фланги этого плацдарма. Но тогда плацдарм устоял. Немецкое командование называло Наревский плацдарм «одним из пистолетов, направленных в сердце Германии». И именно потому не прекращало усилий для его ликвидации, как писал в своей книге «В боях и походах» командарм 65-й армии генерал Батов Павел Иванович:
«…4 октября последовал огромной силы контрудар. Это было для нас полной неожиданностью. Враг перешел в наступление. Немецкие танки дошли через боевые порядки чуть ли не до самого берега». (С. 452).
Как оказалось, оборона плацдарма местами не выдержала напора противника.
«Многие батальоны стали отступать. С каждым днем увеличивались потери в войсках армии. Противник разорвал боевой порядок на стыке и вышел к Нареву… Во второй половине дня 6 октября фашистским танкам удалось вклиниться в нашу оборону. Его атаки продолжались до 10 октября. Нашему плацдарму на Нареве уделяли очень большое внимание и руководство Фронта, и представители Ставки во главе с Г.К. Жуковым». (С. 458–459).
В то время мы, будучи всего только взводными командирами, по своему лейтенантскому, довольно узкому кругозору не могли даже приблизительно судить о причинах этой неудачи. Только после войны, изучая воспоминания военачальников и военно-исторические труды во время учебы в академии, я кое-что для себя прояснил, о чем упомяну ниже. Но, видимо, на плацдарме создалась особо угрожающая обстановка, если командующий фронтом маршал Рокоссовский, как вспоминает генерал Батов