Все как-то внезапно помолодели, а наш доктор Степан Петрович Бузун по случаю Победы даже сбрил свою старомодную бородку и, ко всеобщему удивлению, оказался совсем еще не старым мужчиной.
Речи говорили все. Кто кратко, кто многословно, но в словах каждого была и радость Победы, и боль потерь, и вера в долгое мирное будущее, и надежды на светлое, счастливое завтра. А каждая речь завершалась тостом, и считалось добрым знаком каждый тост сопровождать полной чаркой. Видимо, предугадав это, на стол поставили не стаканы и кружки, а по-мирному – рюмки (и где их столько набрали?). Но тем не менее многих, что называется, «развезло». Видимо, хорошо «расслабился» и Батурин, если он вдруг отозвал меня в сторону и «по секрету» сообщил то, о чем я давно догадывался.
Оказывается, тогда, на Наревском плацдарме, генерал Батов вроде бы лично распорядился пустить мою роту в атаку через минное поле. И хоть я уже давно убедился в справедливости своих догадок и мою голову сверлила мысль, уж не с подачи ли самого Батурина генерал Батов принял такое решение, это сообщение ошеломило меня, и снова мною овладело состояние непривычной, острой головной боли и какого-то помутнения в глазах. И опять я посчитал причиной этого несколько выпитых чарок, хотя Рита строго следила, чтобы мне кто-нибудь не налил водки или, тем более, спирта, и сама наливала мне какое-то слабое вино, которым ее заботливо снабдил наш Степан Петрович.
Мы, фронтовики, часто, еще до Победы (а теперь – тем более), примеряли к себе возможное послевоенное время, рисуя его в самых радужных красках. Но главное – все мечтали поскорее вернуться к родным пенатам, «под крышу дома своего». Мы и теперь, спустя столько лет после того памятного Дня Победы, еще чаще примеряем настоящее к своему прошлому. И столько совпадений в наших судьбах: и детей вырастили, и внуков, и правнуков понянчили, и делами послевоенными не ударили в грязь лицом… Но, наверное, еще больше несовпадений. Когда вспоминаешь, скольких боевых друзей недосчитались мы уже в мирные дни. Многих, очень многих война догнала потом. А скольких мы недосчитались из-за стрессов, вызванных неожиданными поворотами в судьбе Родины нашей, Советского Союза, отстаивая целостность которого, сложили головы миллионы не просто статистических советских людей, а наших родных и близких, конкретных. С их именами. Это наши братья, сестры, чьи-то сыновья и дочери, отцы, деды… Особенно после того, как в Беловежской Пуще уже без фашистского вторжения была разрушена, раздроблена наша Великая, единая Родина, ради чести которой, ради свободной жизни и избавления ее от фашистского рабства были принесены в жертву многие и многие жизни и судьбы человеческие.
Итак, кончилась безумно долго шедшая, страшная война. А что дальше? Как сложится судьба? Не все поедут домой, армия еще нужна. Кому-то из офицеров (а у нас в батальоне теперь почти все офицеры) придется и продолжить почетную воинскую службу. А штабы всех рангов уже получили распоряжения и разнарядки готовить соответствующие представления на офицерский состав: кого уволить, кого оставить, а кому еще добывать Победу над Японией!
Спустя много лет в очень известном кинофильме «Белорусский вокзал» прозвучала песня Булата Окуджавы о «Десятом десантном батальоне», которую мы, бывшие штрафбатовцы, приняли как свою – о нашем Восьмом отдельном штрафном батальоне, и к 40-летию Победы, когда мне удалось разыскать и собрать в Харькове десяток однополчан, то несколько переиначенную мной эту песню мы пели как гимн нашему, именно нашему штрафбату. И были там такие слова: «Уходит в ночь на Рогачев отдельный, наш Осиповский смелый батальон». А за словами «Нужно нам добыть победу, одну на всех, мы за ценой не постоим» шел наш куплет:
Мы лезли напролом сквозь смертные дожди,
Не зря нас звали «Бандой Рокоссовского» враги…
Грядущего творцы, поэты!
Прославьте всех, кто вас спасал!
Позор наш кровью смывшая Победа
Была нам всем нужна, кто жив, кто в битвах пал.
Сквозь грохот боя слышны и мат, и хрип, и стон —
Как на Голгофу в рукопашную то вышел Отчаянный, железный батальон.
А дальше, соответственно боевому пути 8-го ОШБ, шли слова:
От Курска до Днепра, на Вислу через Брест,
До Нарева и Одера мы шли, несли свой крест.
Хоть похоронен кто-то где-то,
Но и теперь непобедим,
И, кровью смывшая вину, Победа
Нам всем нужна, мы за ценой не постоим.
Бессилен вихрь шрапнельный, и неспособен он
Поставить там заслон, где шел отдельный
Восьмой наш, офицерский батальон.
К 50-летию Победы скорбь по утраченной в Беловежье нашей Великой Родине, СССР, была особенно острой, глубокой. К 60-летнему юбилею жизнь оставшихся еще живыми победителей дополнительно омрачена пресловутым «Законом о монетизации». Оживилось почти безграничное, злобное наступление на Великую Победу новоявленных лжеисториков и различного рода клеветников и фальсификаторов от прессы и телевидения. В ответ на это сами собой складывались следующие строки:
Победе 60. Пройдут еще года…
Мы чести офицерской не уроним никогда!
На склоне лет пришли к нам беды —
Былой Отчизны больше нет.
Такой ценой добытую Победу
Заврали, предали, остался бледный след…
А тогда, еще в мае 1945 года, едва закончилась война, узнал я, что в аттестации на предмет дальнейшей моей судьбы и военной карьеры комбат, подполковник Батурин, дав в общем весьма положительную характеристику моих боевых качеств, не преминул уколоть меня тем, что «отсутствует тесная связь с красноармейской массой», имея, наверное, в виду, что часть моего времени я отрывал от этой самой «массы» для жены. Но ведь именно меня, а не его штрафники нарекли теплым словом «Батя». И для меня моя рота никогда не была безликой «красноармейской массой», а всегда это были офицеры, каждый со своей судьбой. Конечный вывод в аттестации комбат сделал такой:
«Смел, отважен. Поле боя читает хорошо, трудности переносит легко, физически вынослив. Взаимодействие в подразделении и со средствами усиления организовывать может, морально устойчив, усиленно работает над повышением своих теоретических знаний. Целесообразно оставить в кадрах армии на должности командира стрелкового батальона».
Так что будущее молодого майора было уже предопределено, хотя моего мнения Батурин не удосужился выслушать. Да я и не в обиде, так как его рекомендация оставить меня в армии, в общем, импонировала мне. Еще тогда, когда меня, молодого красноармейца, направили по комсомольской путевке в военное училище, я сказал самому себе: «Значит, служить мне, как медному котелку!» Вот и служил я все сорок календарных лет – с 1941 по 1981 год верно и честно.
Думаю, те из читателей, кому интересны и вехи этой моей долгой армейской службы, и люди, с которыми мне волею судеб приходилось встречаться, наберутся терпения и дочитают последние главы моей книги. А кроме моих непосредственных и прямых начальников, мне довелось близко видеть Маршалов Советского Союза Георгия Константиновича Жукова, Семена Михайловича Буденного, Василия Ивановича Петрова, Маршалов бронетанковых войск Ротмистрова Павла Алексеевича и Олега Александровича Лосика, генерала Василия Иосифовича Сталина, общаться с космонавтами Германом Титовым и Георгием Гречко. Им и многим другим я посвящу несколько страниц в последующих главах.
Но это в конечных главах, а пока впереди глава о том, что произошло с нами в первые месяцы и годы после войны, как складывалась моя послевоенная служба и росла наша семья, родившаяся в огненные годы.
…Так много прошло лет с тех пор, как отгремели огненные дни и ночи войны невиданных ранее в истории человечества масштабов. Большинство моих боевых товарищей, с которыми ходили мы в тяжелые бои, фронтовых друзей, с которыми долго и упорно, вместе со всем советским народом шли к такой трудной и тяжелой Победе, к сожалению, уже не увидят этой книги. А я посвящаю ее всем им. И, как обещал во вступлении, всех, чьи имена сохранила память, перечислю в своеобразном памятном списке, который и завершает эту главу. Ибо одной из главных задач, которые я поставил себе перед тем, как сесть за эти мемуары, было оставить в нашей истории их след, их дела и подвиги.
Вместе с теми, кого мне удалось разыскать уже спустя сорок лет после Победы, мы вспомнили имена многих, но, к сожалению, не всех, и собрал я далеко не полные данные о них.
Но пусть хотя бы только фамилии их дойдут до потомков, и пусть останутся они не безымянными героями той войны. Они заслуживают того, чтобы их помнили. Ведь каждый из них вложил частицу своей жизни, а кто-то и всю жизнь в дело Победы. Многих из них война догнала уже спустя годы. Вот они, офицеры постоянного состава 8-го ОШБ, кто оставил след в его истории или кого я лично знал:
1. Афонин Алексей Антонович. Старший лейтенант. Командир взвода автоматчиков. Был ранен. Родился 07.05.1919 г. в Новосибирской области. Проживает в гор. Ордынск той же области.
2. Бурков Дмитрий Ермолаевич. Майор, командир батальона. Участник войны с Финляндией в 1940 году. Родился в 1913 году в Воронежской обл. Сменил на этой должности капитана Григорьева и сдал должность подполковнику Осипову Аркадию Александровичу 12.05.1943 года, убыв на должность командира стрелкового батальона.
3. Бабич Анатолий Григорьевич. Майор. Начальник боепитания батальона. Умер 23.04.1983 г.
4. Батурин Николай Никитич. Подполковник. Родился 13.12.1897 года в Тамбовской обл. Командир штрафбата с августа 1944 г. После войны жил в Подмосковье. Умер в 1983(?) г.
5. Бельдюгов Иван Иванович. Майор. Командир стрелковой роты. Был ранен. Родился 25.10.1920 года в Курской обл.
6. Богачев Михаил Иванович. Капитан. Командир стрелковой роты. Погиб в Белоруссии под Жлобином 23.12.1943 г.