На трибуне XXIII съезда КПСС Первый секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев
Из письма матери Владислава Файбишенко: «Дорогой Никита Сергеевич, меня к вам не пустили, мои письма до вас не дошли. Неужели расстрел юноши 24 лет, осознавшего свое преступление и искренне желающего исправиться, более гуманный акт, чем то, что из него в будущем будет настоящий человек, если оставить ему жизнь?»
Трое главных валютчиков страны встретили свою смерть в комнате исполнения наказаний, где смертный приговор был приведен в исполнение. За 1961–1964 годы по экономическим статьям было расстреляно около восьми тысяч человек, это больше, чем за все 18 лет правления Брежнева.
Но время показало – такие беспрецедентно суровые меры нисколько не уменьшили число и размеры хищений. Наоборот, количество экономических преступлений возросло, а теневая экономика ушла в глубокое подполье и там окрепла как никогда.
Так начинались 1970-е. Арбат, который отождествлялся с поэзией Булата Окуджавы, зелеными двориками, песнями под гитару, исчез окончательно и стал прибежищем валютной фарцы, наркоманов и карманников.
В это время у Арбата появляется более крупный двойник – проспект Калинина. Старый Арбат как бы отходит на второй план. Район постепенно приходит в упадок, появляется огромное количество пустых домов, где селятся московские хиппи, наркоманы и бродяги. Вечерами ходить по Кривоарбатскому, Афанасьевскому, Власьевскому переулкам стало небезопасно.
Уже со второй половины 1970-х в лексикон советских людей прочно входит слово «дефицит». С прилавков магазинов стали исчезать не только модная одежда или современная техника, но и обычные товары и продукты. Самым нужным человеком в это время становится фарцовщик, который как волшебник может достать все.
В середине 1970-х студент Московского технологического института мясомолочной промышленности Михаил Муромов фарцевал на Арбате и еще в нескольких точках в центре столицы. Мясомолочная индустрия студента не привлекала, юноша хотел стать музыкантом и решил подработать для покупки инструментов. Продавал часы, которые были рассованы по разным карманам. В среднем часы он покупал по 150 рублей, а уходили они по 300. Если в день удавалось продать 15 часов, то деньги буквально валились из карманов.
Фарцовка затягивала. Будущий кумир молодежи 1980-х вместо репетиций бегал от милиции, колесил по точкам, закупал и сбывал дефицитный импортный товар.
Магнитофон, например, лежал в машине, покупатели подходят, спрашивают, что есть. Один раз Муромов даже продал магнитофон «Филипс» полковнику милиции и рассказал, какие в нем недостатки. Тот говорит: «А вот знаешь, кому ты продаешь?» Муромов ответил: «А мне какая разница?» Он открывает книжечку – полковник милиции, у продавца – волосы дыбом. Он говорит: «Не бойся, ты все честно сказал, я беру с удовольствием».
Но такие добрые милиционеры фарцовщикам попадались редко. Чаще всего разговор был коротким: «Либо отдаешь половину заработка, либо сядешь». Есть такой воровской закон – «Ставлю 500», когда тебя задержали с чем-то. Муромова один раз задержали с приятелем, который был фарцовщиком мебели. Музыкант сел к нему в машину, а его, оказывается, уже «пасли». Он «поставил 500», его выпустили, а Муромов принципиально ничего не давал, так как не был ни в чем замешан. Его продержали сутки.
Приятели Муромова то и дело попадались, кто за спекуляцию, кто покруче – за валютные махинации. Многие начинали с безобидной, по их мнению, фарцовки, а заканчивали квартирными кражами и групповыми разбойными нападениями, а там зона на долгие годы. Один приятель у него пострадал по глупости, стоял «на атасе», грабители убежали, а его взяли, и он сел на 5 лет.
И кто знает, стал бы Михаил Муромов певцом с его знаменитыми «Яблоками на снегу», если бы не мама, которая уговорила его бросить фарцевать: «Маме было страшно, а у меня азарт, раз за разом все больше, больше, больше. Когда ты можешь отмазаться деньгами, даже когда тебя взяли – это тоже азарт. Как и в шоу-бизнесе».
Что такое азарт в шоу-бизнесе, актриса и телеведущая Алина Великая знает не понаслышке. Но сегодня она выступает в роли проводника по тайным закоулкам старого Арбата, идет на встречу со своим детством, в тот дом, где родилась и выросла: подъезд, парадный, вход в дом 1912 года постройки. У черного входа жили крысы, рядом была свалка, а сейчас на этом месте стоят машины класса «люкс», а вот окошки в низеньких домах с тех пор, кажется, так и не помыли.
В 1980-е годы, когда здесь жила Алина, местное население стало очень пестрым. Рядом с московской интеллигенцией поселились семьи высокопоставленных партработников, а коммуналки в старых домах, не подлежащих ремонту, отдавались лимитчикам, готовым на все, лишь бы уцепиться за сытую столичную жизнь.
Конечно, разные люди с совершенно разными понятиями о жизни друг друга раздражали. Папа Алины занимал высокий пост в Министерстве торговли, девочка училась вместе с детьми партработников и дипломатов. Развлекались они по-своему. Мальчики, например, подглядывали за тем, что происходит в посольстве Сомали, один раз им посчастливилось увидеть, как переодевается негритянка, это была сенсация.
В 1985 году в СССР началась перестройка, в 1986 году она коснулась и Арбата в прямом смысле. Вместо асфальта появилось брусчатое покрытие, посреди улицы – вазоны с цветами, рядом – скамеечки для отдыха прогуливающихся и фонари в стиле ретро. Московские остряки тут же выдали: «Арбат офонарел». Мало кто знает, какие драмы происходили на Арбате в это время. Когда шла реконструкция улицы, там творился форменный криминал, окрестные девушки боялись рабочих из Средней Азии. Тогда еще не было слова «гастарбайтеры», но были строительные батальоны Вооруженных сил Советского Союза.
Сама Алина тоже чуть было не попала в беду. Она возвращалась от репетитора домой, как вдруг из арбатской подворотни вслед за ней вынырнули двое солдат. Впереди темный двор, на улице ни души.
Вспоминает актриса и телеведущая Алина Великая: «Иду. Вечер поздний, темнота и два среднеазиата за мной. Один маленький, в телогрейке, а другой высокий, в шинели, «хи-хи, ха-ха», видно по ним, что они в ажиотаже. И вдруг три девчонки идут, постарше меня, они заблудились и хотят у меня спросить дорогу. Я за них схватилась и говорю: «Я вас умоляю, никуда не уходите сейчас, пока папа за мной не выйдет».
Вскоре перестроенный и «офонаревший» Арбат стал похож на ярмарку. Прямо посреди улицы проходили концерты, в нескольких метрах друг от друга выстраивались танцоры и музыканты. Художники выставляли свои картины и предлагали прохожим тут же нарисовать их портреты.
Когда на смену старым партийным лозунгам пришли новые перестроечные призывы, для молодых людей мало что изменилось. Они по-прежнему коротали время как могли. Золотая арбатская молодежь облюбовала себе местный клуб «Наш Арбат», за которым установилась недобрая репутация. Сюда могли ходить только посвященные. Все до одного члены клуба стояли на учете в детской комнате пятого отделения милиции. Они затевали драки, пили, нюхали ацетон, пятновыводитель. Там были девчонки, забеременевшие в 15 лет.
Бок о бок с неформалами и прочим советским андеграундом работали и так называемые предприниматели. Они делились на несколько уровней: на низшей ступени были гамщики, подростки, которые меняли у интуристов советские значки на жвачку и мелкую монету. Чуть выше в иерархии предпринимателей-нелегалов стояли лотошники – они продавали иностранцам матрешки и шкатулки. На третьем уровне стояли так называемые «утюги» – они ходили по Арбату с большими сумками, торговали в основном модными шмотками и обувью вроде кроссовок, иногда меняли валюту. Высший эшелон состоял из хозяев, владельцев бизнеса – это держатели столов или те, кто покупал крупные партии валюты и сбывал на Запад иконы и антиквариат.
Предприимчивый студент Института культуры Игорь Капнин на Арбат попал в 1988 году, в самый разгар перестройки. По блату, через знакомых, Игорю удалось организовать две небольшие торговые точки в Староконюшенном переулке, как тогда говорили, столы. Свой маленький бизнес Игорь делал на янтаре, матрешках и лакированных шкатулках. Как владелец стола, сам не торговал, ведал только закупкой товара и хранением. Часть привозил из Калининграда, часть закупал на Измайловском рынке Москвы.
Для того чтобы произвести закупку, нужно было иметь 50 долларов США, съездить с пятницы на субботу в Измайлово на рынок, куда товары привозили по бросовым ценам. В среднем лакированная шкатулка при закупке стоила от двух до четырех долларов, а продавалась от двадцати, и при этом зарабатывали еще и продавцы. У продавцов зарплат не было, они зарабатывали то, что назначали сверх комиссии, иногда больше хозяев. Наглый продавец мог за ерундовую вещь попросить колоссальное количество денег.
При приеме продавца на работу предпочтение отдавалось тем, кто на ломаном английском мог сказать иностранцу, сколько стоит товар и как отдать деньги незаметно для посторонних. Посторонние – это переодетые милиционеры, топтуны, которые охотились за арбатскими торговцами. Туристам объясняли по-английски, что у нас не очень нормальная милиция и валюту передавать нельзя. «Вот видите, стоит матрешка, вы ее откройте, положите туда денежку, а мы вам пока упакуем».
Сбыт матрешек был занятием отнюдь не безобидным. Если продавца ловили с 50 долларами в кармане, он мог отделаться штрафом. А если больше, то ему светил срок по статье 88 УК РСФСР «Незаконные валютные операции».
Когда были суммы от 50 долларов и выше, с иностранцем договаривались о встрече в первом злачном месте, открытом в Москве – это Irish Pub в Новоарбатском гастрономе, ирландский клуб. Продавцы приходили туда, и за кружкой пива с ними спокойно расплачивались, второй вариант незаметного расчета – продавцы садились к иностранцам в машину. В случае опасности скидывали валюту в известные укромные места.
Конец 1980-х – начало 1990-х годов для арбатских дельцов – золотое время. Милиционеры стали более сговорчивыми, за кругленькую сумму продавцы-нелегалы всегда могли откупиться.