Он замедлил бег, залез по какой-то наружной лестнице на крышу одного из домов и стал ждать.
«Ты полный дурак, – твердил ему внутренний редактор. – Некие типы пытались тебя убить. Ты скрываешь информацию от Стражи. Связался со странными людьми. А теперь собираешься сделать такое, от чего волосы на голове господина Ваймса поднимут не то что шляпу, но сам шлем. Ну и зачем тебе это?»
«А затем, что от этого кровь кипит в моих жилах, – подумал он. – А еще затем, что я не позволю себя использовать. Никому».
Снизу до него донесся странный звук, настолько тихий, что услышать его было практически невозможно. Кто-то принюхивался.
Вильям посмотрел вниз и увидел, как некое четвероногое существо бежит по переулку, прижав нос к земле.
Вильям тщательно отмерил расстояние. Независимость – это одно, а нападение на офицера городской Стражи – совсем другое.
Он швырнул бутылочку так, чтобы она упала перед вервольфом, футах в двадцати. Потом прыгнул с крыши на лестницу, оттуда – на крышу уличного сортира, и как раз в этот момент бутылочка внутри носка, глухо звякнув, разбилась.
Раздался визг, а затем – быстро удаляющий стук когтистых лап.
Вильям перепрыгнул с крыши сортира на соседнюю стену, осторожно прошел по ней и спрыгнул в следующий переулок.
Пять минут потребовалось на то, чтобы он, пригибаясь, прячась за углами и быстро перебегая через открытые участки, добрался до извозчичьего двора. В обычной суете никто не обратил на него внимания. Он был обычным человеком, пришедшим за своей лошадью.
В деннике, в котором мог находиться, а мог и не находиться Вгорлекость, стояла лошадь. Она посмотрела на Вильяма поверх длинной морды.
– Не оборачивайся, господин Бумажный Человек, – раздался голос за его спиной.
Вильям попытался вспомнить, что находится у него за спиной. Ах да… Подъемник для сена. И огромные мешки с овсом. Вполне удобное место, чтобы спрятаться.
– Хорошо, – сказал он.
– «Тяв-тяв», залаяли собачки, – сказал Вгорлекость. – Нет, ты все-таки полный псих.
– Но я иду по верному следу, – возразил Вильям. – Мне кажется, я…
– Ты уверен, что за тобой не было хвоста?
– Капрал Шноббс следил за мной, – ответил Вильям. – Но мне удалось уйти.
– Ха! От Шнобби Шноббса можно уйти, просто завернув за угол!
– О нет, он не отставал. Я знал, что Ваймс установит за мной слежку, – с гордостью заявил Вильям.
– Пошлет Шноббса?
– Да, а кого ж еще… Самого что ни на есть оборотня. Вервольфа.
Ну вот… Он сказал это. Но сегодня был день теней и тайн.
– Вервольфа, значит… – монотонно повторил Вгорлекость.
– Да, только не рассказывай никому. Я буду тебе очень признателен.
– Капрала Шноббса, значит… – все так же монотонно произнес Вгорлекость.
– Его самого. Слушай, Ваймс просил никому…
– Стало быть, это Ваймс сказал тебе, что Шнобби Шноббс – оборотень?
– Ну, не совсем сказал. Я сам догадался, а Ваймс просил никому не говорить…
– О том, что капрал Шноббс – оборотень…
– Да.
– Капрал Шноббс никакой не вервольф, господин. В любом смысле, форме или облике. Человек ли он, это уже другой вопрос, но чем он точно не страдает, так это ликр… линко… ликантро… В общем, не умеет он превращаться в волка, и точка!
– Тогда перед чьим носом я взорвал бомбу-вонючку? – с триумфальным видом вопросил Вильям.
Некоторое время ответом ему была тишина, а потом зажурчала тонкая струйка воды.
– Господин Вгорлекость?
– Какую такую бомбу-вонючку? – раздался голос, который показался Вильяму слегка напряженным.
– Ну, самым активным ингредиентом было скаллатиновое масло.
– Прямо перед носом у вервольфа?
– Да. Более или менее.
– Господин Ваймс просто сорвется с резьбы, – пообещал Вгорлекость. – Он такую библиотеку нам всем устроит. Изобретет новый способ разозлиться, только чтобы испробовать его лично на твоей шкуре…
– Тогда мне же будет лучше, если песик Витинари окажется у меня как можно быстрее, – сказал Вильям. – Я дам тебе чек на пятьдесят долларов. Больше у меня нет.
– А что такое чек?
– Это как легальная долговая расписка.
– Великолепно, – хмыкнул Вгорлекость. – И что мне с твоей расписки, когда тебя упрячут за решетку?
– Прямо сейчас, господин Вгорлекость, двое очень скверных людей отлавливают по городу терьеров. Всех подряд. И, судя по всему…
– Терьеров? – переспросил Вгорлекость. – Всех подряд?
– Да, пока ты, как я полагаю…
– Типа… всех подряд породистых терьеров или всех подряд людей, которые случайно похожи на терьеров?
– По-моему, родословные они не проверяют. Кстати, что ты имеешь в виду под «людьми, случайно похожими на терьеров»?
Вгорлекость снова замолчал.
– Пятьдесят долларов, господин Вгорлекость.
– Ну хорошо, – наконец донеслось со стороны мешков с сеном. – Сегодня вечером на мосту Призрения. Только ты. Один. Э… Меня там не будет, но будет гонец от меня.
– На чье имя выписать чек?
Ответа не последовало. Вильям немного подождал и осторожно переместился так, чтобы можно было заглянуть за мешки. Послышался какой-то шорох.
«Крысы, наверное, – подумал он. – Ни в один из этих мешков человек не поместится».
Вгорлекость оказался парень не промах.
Через некоторое время после того, как Вильям ушел, предварительно заглянув во все углы, появился конюх с тележкой и принялся грузить на нее мешки с сеном.
– Положи меня на пол, господин, – сказал один из мешков.
Конюх выронил мешок, а потом осторожно приоткрыл горловину.
Маленький, похожий на терьера песик выбрался из мешка и принялся отряхиваться от прилипших к шерсти соломинок.
Господин Гобсон не поощрял независимость мышления и пытливость ума. И разумеется, за пятьдесят пенсов в день плюс весь овес, который ты сможешь украсть, он не получал ни того ни другого. Конюх тупо уставился на песика.
– Это ты сказал? – спросил он.
– Конечно, нет, – ответил песик. – Собаки не умеют разговаривать. Ты что, совсем тупой? Кто-то решил над тобой подшутить. Уылка ива, уылка ива, вот ведь олух…
– А, это типа передача голоса на расстояние? Да, я как-то видел такой фокус.
– Надо ж, какой смышленый, догадался. Вот и думай так дальше.
Конюх огляделся.
– Том, это ты решил надо мной подшутить?
– Конечно, я, – подтвердил песик. – Вычитал этот фокус в книжке. И передал свой голос безобидному песику, который совсем не умеет разговаривать.
– Что? Ты не говорил мне, что научился читать!
– Там картинки были, – торопливо произнес песик. – Языки, зубы, все такое прочее. Очень просто понять. А теперь маленькому песику пора уходить…
Кабысдох принялся бочком пробираться к двери. Конюху показалось, что он услышал слова:
– Вот ведь тупицы, отрастили пару пальцев на руках и уже считают себя венцом творения, вашу мать…
Песик бросился наутек.
– И как это будет работать? – спросила Сахарисса, пытаясь выглядеть умной.
Было гораздо приятнее сосредоточиться на данной теме, чем думать о том, что странные люди могут вот-вот снова захватить словопечатню.
– Медленно, – недовольно пробурчал Хорошагора, ковыряясь в отпечатной машине. – Потребуется куда больше времени, чтобы отпечатать каждый листок.
– Вы хотейт цвет, йа давайт цвет, – обиженно произнес Отто. – Вы ничего не упоминайт про скорость.
Сахарисса посмотрела на экспериментальный иконограф. Уже довольно давно все иконографии рисовались в цвете. Только самые дешевые бесенята еще малевали черно-белые картинки, хотя Отто настаивал, что монохромное изображение «ист отдельный вид искусствования». Но цветная отпечать…
Четыре бесенка сидели на краю иконографа, курили, передавая друг другу крохотную самокрутку, и с интересом наблюдали за копошившимися вокруг отпечатной машины гномами. На троих бесенятах были нацеплены очки из цветного стекла – красного, синего и желтого.
– Но не зеленого… – заметила Сахарисса. – Значит… если нужно нарисовать что-то зеленое, Гатри видит то, что в этом зеленом есть синего, и рисует это синей краской на форме…
Один из бесенят помахал ей лапкой.
– А Антон видит желтое и рисует этот цвет. И когда вы пропускаете все это через машину…
– …Очень, очень медленно пропускаем, – пробормотал Хорошагора. – Быстрее будет обойти дома и сообщить всем новости.
Сахарисса посмотрела на пробные оттиски, на которых был изображен недавний пожар. Пожар определенно был похож на пожар – с красными, оранжевыми и желтыми языками пламени. И големы получились неплохо, такие красновато-коричневые, а вот телесные тона… правда, в Анк-Морпорке понятие телесного тона было несколько размыто, поскольку тело могло оказаться любого цвета, за исключением, пожалуй, светло-голубого… так вот, телесные тона, судя по лицам зевак, намекали на то, что в городе началась эпидемия некой очень заразной болезни. Какой-нибудь Разноцветной Чумоватости.
– Это только начинание, – попытался успокоить всех Отто. – Потом йа улучшайт.
– Улучшить-то можно, а вот убыстрить – вряд ли, – снова вмешался Хорошагора. – Возможно, у нас получится отпечатывать в час по двести экземпляров. В лучшем случае двести пятьдесят, но клянусь, еще до конца дня кто-нибудь расстанется с пальцами. Извините, но на большее мы не способны. Если б у нас был хоть один день, чтобы немного изменить конструкцию…
– Тогда отпечатывайте несколько сотен цветными, а остальные – черно-белыми, – предложила Сахарисса и вздохнула. – По крайней мере, привлечем внимание людей.
– «Инфо» сразу понимайт, как мы это проворачивайт. Один только взгляд бросайт на листок, – сказал Отто.
– Что ж, погибнем с развевающимися знаменами, – пожала плечами Сахарисса и помотала головой, стряхивая сыплющуюся с потолка пыль.
– Слышите? – спросил Боддони. – Чувствуете, как трясется пол? Они снова запустили большую машину.
– Опять под нас копают, – поморщилась Сахарисса. – А мы ведь так стараемся. Это