— Знаете, герр Грессель, а ведь вы предотвратили, пожалуй, самое грандиозное преступление на моей памяти?
— Я, герр пакт Готтесанбитерсдорф? — Шпатц закашлялся от неожиданности.
— Если бы не ваша записка о дополнениях в доктрину о чистоте крови, мы бы, пожалуй, еще долго не обратили внимания на это паучье гнездо.
Доктрина о чистоте крови. Отбраковка психически больных. Шпатцу захотелось задать вопрос о том, что же здесь на самом деле происходит, но он сдержался. Терпение. Он или узнает все своим чередом, или не узнает. Шпатц не знал, какой вариант развития событий его бы устроил больше. Может быть тот, в котором его прямо сейчас выпроводили бы из Флауменблут, взяв предварительно клятву не разглашать ничего из того, чему он невольно оказался свидетелем. А может быть...
— Фрау пакт Ледебур, мои аплодисменты! Я же верно понимаю, что эти смелые научные выкладки вышли из-под вашего пера, а герр Хольц служил всего лишь ширмой?
— Не понимаю, о чем вы говорите, — отчеканила фрау. — Меня зовут Минна Мориц, и я впервые попала в это помещение.
Готтесанбитерсдорф положил папку в стопку ей подобных. Подошел к фрау пакт Ледебур и коснулся ее запястья. Прикрыл глаза. Вздохнул.
— Как жаль, что мы не можем провести химический допрос, фрау пакт Ледебур... Не хотелось бы действовать по старинке.
Хольц поднял голову. Лицо его уже даже не побледнело, а посерело. «По старинке? — подумал Шпатц. — Он имеет в виду пытки?»
— Вы не смеете... — пробормотал Хольц, но на этом запал его решительности иссяк. — Я расскажу все, что знаю, только не трогайте ее.
— Хольц, ценность того, что знаешь ты, — это пустое место в сравнении с сокровищами внутри крохотного черепа этой удивительной фрау... — длинные пальцы Готтесанбитерсдорфа сложились в неприличный жест. — Фрау пакт Ледебур, а что если я пообещаю вам полную и абсолютную неприкосновенность? И возможность продолжить работу? Сейчас мы просто спишем все ваши преступные грешки на этот трусливый мешок дерьма, и вы выйдете отсюда чистым и невинным гением. Сто сорок семь жертв? Или сто пятьдесят?
— Я не понимаю, о чем вы говорите, герр Готтесанбитерсдорф! — голос фрау все еще не дрожал.
— Ага, значит мое имя вам все-таки известно, фрау пакт Ледебур? Не помню, чтобы я представлялся.
— Вас при мне трижды назвал этот вервантский щенок!
— Ай-яй-яй, какой недосмотр! — Готтесанбитерсдорф картинно покачал головой. — Но это ничего, у герра Гресселя просто пока нет опыта. А с чего, кстати, вы решили, что он вервант?
— Только идиот бы не заметил, — фрау усмехнулась и попыталась отвернуться. Но ремень, удерживающий ее голову, не позволил ей этого сделать.
— Вы не верите, что я могу обеспечить вам помилование?
— Если бы я была немного хуже воспитана, то сказала бы, куда вы можете засунуть себе ваше помилование. Давайте, зовите сюда вашего живодера. Или такого рода допросы вы предпочитаете вести самостоятельно?
— Я все еще восхищаюсь вами, фрау пакт Ледебур, — тощий доктор вздохнул и отошел от стола. — Вы знаете, чем занималась эта удивительная фрау, герр Грессель? Она придумала способ, как обычного человека превратить в виссена. И успешный способ, верно герр Хольц?
Психиатр молчал, свесив голову на грудь. Готтесанбитерсдорф одним быстрым движением пересек комнату и коротко без замаха ударил Хольца в нос. Затем его тонкие пальцы вцепились в пухлое лицо доктора, сминая щеки и подбородок.
— Слушай меня, жирный предатель! Правила здесь такие — я задаю вопрос, ты отвечаешь сразу же. Понял меня?
Хольц мелко задрожал. Из разбитого носа на искривленные губы потекла капля крови. Готтесанбитерсдорф с силой оттолкнул пухлого доктора. Стул с грохотом опрокинулся, и Хольц вместе с ним повалился на пол.
— Я все еще не слышал ответа, герр Хольц, — Готтесанбитерсдорф достал из кармана платок и вытер правую руку, все еще стоя посреди комнаты. Хольц, скрючившись, лежал на полу. — Говори громче, жирная свинья, мне не слышно.
— Побочные эффекты еще не до конца изучены, — более отчетливо произнес Хольц, не поднимая головы. — Но в остальном исследования почти завершены... Контрольная группа показала способности трех типов виссенов и еще два свойства, ранее не зафиксированные. Также у всех испытуемых повысились криорезистентность и терморезистентность.
— На сколько процентов?
— Более, чем на 200, но это не точно, у нас нет условий для проведения более точных тестов...
Доктор Хольц поднялся на четвереньки, затем сел, сложил пухлые руки на груди и быстро заговорил:
— Герр пакт Готтесанбитерсдорф, я могу объяснить, почему мы работали в тайне! До самого конца мы не были уверены в успехе своего эксперимента! Мне хотелось представить кайзеру настоящий доклад, а не сырые наработки! Уверяю вас, мы не предатели, мы истинные патриоты! Вы же понимаете, как никто другой, что виссенская угроза требует настоящего решения...
Готтесанбитерсдорф громко захохотал.
— Герр Грессель, вы слышите это? Этот дурак и в самом деле думает, что кто-то позволил бы ему написать этот доклад? Фрау пакт Ледебур, вам ведь тоже смешно, верно?
Миниатюрная фрау не издала ни звука. Хольц тихо всхлипывал на полу. Верзилы в черной форме неподвижно стояли в углах комнаты. Готтесанбитерсдорф подошел к столу, распахнул свой саквояж, извлек длинный кожаный футляр, застегнутый на два ремня и замер.
— Герр Грессель, мне нужно пристрастно побеседовать с фрау пакт Ледебур. Думаю, в ваших интересах пойти осмотреть это тайное пристанище ученых, побродить вокруг, полистать бумаги, посмотреть на подопытных... Нет-нет, вы можете остаться, если хотите, у меня в мыслях не было скрыть от вас содержимое нашей беседы. Просто сам процесс для неподготовленного зрителя может быть... гм... неаппетитным. Вы же понимаете, о чем я?
Шпатц сглотнул подкативший к горлу ком, кивнул и с готовностью поднялся. В Сеймсвилле пытки для допросов не использовали, считалось, что это неэффективный и слишком жестокий метод дознания. Однажды они с Краммом уже обсуждали этот вопрос, и его начальник в ответ на это пожал плечами и сказал, что каждому делу нужны подходящие специалисты. Разумеется, если бессистемно делать человеку больно, то вряд ли от него можно ожидать правдивых ответов. Однако при верном использовании... Нет, Шпатц не питал иллюзий о гуманности или просвещенности своей родины. И не испытывал сочувствия к преступникам. А пытки? Ну что пытки... В том же Сеймсвилле к пыткам могли приговорить за определенные преступления вполне официально. Но вот смотреть на процесс ему все равно не хотелось.
Шпатц вышел в широкий хорошо освещенный коридор. Стоявший у двери верзила в черной форме не обратил на него никакого внимания. Шпатц огляделся. С левой стороны стена была прозрачной, как и в «зоопарке» для психов парой этажей выше. С правой стороны — прикрытые двери. Сейчас замки на них были грубо выломаны, одна дверь просто прислонена к стене рядом с проемом.
Помещение за плексигласовой стеной делилось на три «отсека». В первом — ряды двухъярусных кроватей, обеденный стол на десять человек, отхожее место. Во второй и третьей — обитые мягким стены и больше никаких посторонних предметов. Обитатели первой комнаты не обратили на Шпатца никакого внимания. Трое из них лежали на кроватях, четверо сидели за столом и играли в карты, еще один сосредоточенно выполнял гимнастические упражнения. Подопытные из второй комнаты хаотично медленно двигались. Бродили, держась за мягкие стены, глаза их бессмысленно блуждали. Шпатц попытался их сосчитать, но ему удалось только сделать вывод, что их больше десяти. В третьей комнате... Сначала ему показалось, что комната пуста. Потом он заметил в дальнем углу бесформенную скрюченную фигурку. Когда он подошел почти вплотную, человек распрямился и одним прыжком оказался рядом с прозрачной стеной. Девушка, почти ребенок, очень худая, с запавшими темными кругами вокруг глаз. Но почувствовать к ней жалость Шпатц не успел, потому что его виски пронзила боль.
Глава 12
Manche führen manche folgen
Böse Miene, gutes Spiel
Fressen und gefressen werden
Wir nehmen venig geben viel
(Некоторые ведут, некоторые следуют,
Плохая мина, хорошая игра
Жри и будь сожранным
Мы мало требуем, но много даем)
Rammstein - Rammlied
— Это все, что я могу рассказать, герр Крамм, — Фуггер развел руками и откинулся на спинку дивана. Рыжий здоровяк плохо выглядел. Бледное лицо, под глазами набрякли тяжелые мешки.
— То есть, почти ничего, — хмыкнул Крамм и снова наполнил рюмки.
— Нет, мне достаточно, — Фуггер покачал головой. — И так последние дни ничего, кроме тумана в голове не ощущал. Сознание вернулось, только когда тот странный доктор вколол мне в вену какой-то жидкий огонь. Бррр... Впрочем, все равно спасибо ему. Без этого я бы так и остался овощем в коллекции Флауменблут.
— Доктор Хольц сказал, что препаратами нельзя свести с ума, — Шпатц стоял, облокотившись на дверной косяк.
— Доктор Хольц много чего сказал, скользкий тип... — проворчал Крамм. — Кстати, герр Шпатц, а что случилось с нашим другом Бруно?
— Не знаю, я не смог его найти, — Шпатц потер все еще побаливавшие виски.
Первое, что увидел Шпатц, когда пришел в сознание, было взволнованное лицо Готтесанбитерсдорфа. Наверное, он упал в обморок, когда та девчонка что-то с ним сделала.
— Ну что ж, герр Грессель, вы подтвердили слова доктора Хольца о том, что их эксперимент успешен, мне даже не пришлось ничего делать, — тощий доктор выпрямился. — Пожалуй, вам стоит отправиться домой. Мне следует вам пояснять, что все, что вы здесь видели, должно остаться тайной?
— Я понимаю, герр пакт Готтесанбитерсдорф, — Шпатц сел на топчане и спустил ноги на пол. Поморщился. — Почему вы мне доверяете? Вы считаете, что я не могу тоже быть предателем, как... как доктор Хольц?
— О нет, герр Грессель, не можете, — Готтесанбитерсдорф легко толкнул носком начищенного ботинка бесчувственное тело доктора Хольца.