Паровоз прогудел и тронулся, оставив Шпатца на пустом темном перроне. Только название города было подсвечено тусклым газовым рожком. На вид этому осветительному прибору было лет сто. Здание станции было крохотным, явно еще аанерсгросской постройки — полукруглая арка, остроконечная башенка, шварцландская архитектура была менее замысловатой. Шпатц огляделся в поисках хотя бы одного местного жителя, но перрон был абсолютно пуст. «Да уж, Билегебен в такое время еще не спит...» — подумал он и направился к арке выхода в городок.
Освещение улиц тоже было скудным. И не электрическим, как в больших городах, а газовым. Под стеклянными колпаками плясали теплые язычки пламени. Непрактично, очень мало света, зато делает улицы удивительно уютными. На крохотной площади перед вокзалом стояла статуя. Рядом с толстенным раскидистым деревом припаркован ваген с полицайской эмблемой. Пустой. Никаких прохожих. Шпатцу стало не по себе. До полуночи было еще далеко, где все местные жители?
Холодно не было, но начал накрапывать мелкий дождик. Шпатц остановился на перекрестке и еще раз огляделся. Через пару домов направо на одном из домов висело два фонаря, освещавших неразборчивую с этого ракурса вывеску. Шпатц оживился и направился туда. Дом когда-то был каретным сараем, деревянной пристройкой к каменному особняку, окна которого сейчас были темны. Или обитатели уже спали, или он был необитаем. В темноте трудно разобрать. Каретный же сарай с вывеской «Пивная Роппа» выглядел ухоженным, старые доски явно были недавно побелены, в дверные ручки отполированы, на стеклах фонарей нарисованы фигурки лошадей. В больших воротах, из которых когда-то выезжали кареты, прорезана удобная маленькая дверь, из-за которой пробивался теплый мерцающий свет. Когда Шпатц вошел, над дверью звякнул колокольчик. И хозяин, сидевший в кресле-качалке рядом с барной стойкой поднял голову от газеты. Брови его удивленно поползли вверх.
— Добрый вечер! Я только что приехал на поезде, мне нужен ночлег и ужин.
— Присаживайтесь, куда найдете, герр...
— Шпатц Грессель.
— Герр Шпатц. Пива у меня хоть залейся, посмотрю, что осталось из еды, а ночлег... Если вы непритязательны, то можете остаться у меня, под крышей есть лежанка, которую я устроил для своих сыновей. А если вам нужно что-то более изысканное, то можем разбудить мою соседку...
— Лежанка под крышей сгодится, — быстро ответил Шпатц, и оглядел помещение. Столы и стулья были сделаны из потемневших от времени бочек и бочонков. Большинство керосиновых ламп, развешанных по пивной, сейчас не горело. Одна лампа стояла на стойке рядом с креслом — она освещала газету хозяина, но лицо его пока что оставалось в тени. Он докуривал трубку и не спешил вставать.
Шпатц устроился на одном из бочонков-стульев и вытянул ноги. Подумал, что даже бочонок удобнее, чем комфортные кресла в поезде. Пожалуй, это все еще была самая раздражающая особенность Щварцланда — стулья и кресла, сделанные таким образом, что с них хочется как можно быстрее вскочить. Даже от недолгого сидения начинают ныть колени и спина. Такое впечатление, что на фабриках есть специально обученные люди, которые проверяют каждое сидение, и если вдруг окажется, что афедрону хоть немного удобнее, чем на остальных, такое кресло или стул немедленно выкидывают на свалку. «Кресло будет отбраковано», — подумал Шпатц. Тут хозяин докурил трубку, аккуратно выбил ее и поднялся. Свет от лампы упал на его лицо.
— Герр Ропп? — вырвалось у Шпатца.
— Ведель Ропп, к вашим услугам, герр Шпатц. Вас что-то удивило в моем лице?
— Вы... Показались мне знакомым, — Шпатц присмотрелся. Нет, конечно же не одно лицо, как показалось сначала. Клаус Ропп, пожалуй, был на несколько лет младше. Вендель уже полностью седой, хотя морщин у Клауса побольше...
— Вы знакомы с Клаусом? Как у него дела?
— Мы... вместе работали на люфтшиффбау, — Шпатц смутился. Перед глазами возник образ вращающего глазами и мычащего Роппа, которого они тащили на тачке по темным альтштадским переулкам. Крамм ничего не сказал о том, что у него есть родные. Бруно Мюффлинг тоже. Сообщили ли в Шиферберг о его судьбе?
— Он давно не показывается, на него не похоже, — Вендель выкрутил огонек керосинки поярче, зашел за стойку и загремел посудой. — Есть остатки рагу с обеда, вам разогреть?
— Да, было бы неплохо.
— Вы выглядите как конторский служащий или репортер. Что вас привело в Шиферберг?
— Вообще-то я приехал не совсем в Шиферберг. Мне нужна ферма Абеларда Штраббе. Переночую, позавтракаю и... Кстати, вы не знаете, где это? Мне надо поговорить с хозяином.
— Штраббе? А про брата моего не будете выспрашивать? Или про шахту номер восемь? — Вендель пристально посмотрел на Шпатца из-под насупленных бровей.
— Про герра Клауса? Я вообще не знал, что у него есть родственники, мы не были настолько близки, чтобы делиться семейными историями, — Шпатц пожал плечами.
— Ладно... — Вендель склонился над зашумевшим примусом, ароматно запахло мясом и специями. — А то был тут вчера один тоже... Назвался другом Клауса и про шахту вынюхивал. Здоровый, что шкаф, а глаза злющие.
— Ммм, как вкусно пахнет! Оказывается, я здорово голоден! — Шпатцу очень хотелось начать задавать вопросы. Друг, размером с шкаф? Под это описание очень подходил Бруно. Только вот злющие глаза с его образом никак не вязались... Если только...
— И друг у него еще такой противный был, тощий. Молча в углу сидел, ни с кем не разговаривал. Ребята наши так и не решились их задирать. Шушукались, хорохорились, но не решились. Больно уж здоровый тип этот Бруно, — Вендель поставил перед Шпатцем деревянную тарелку с рагу из свинины и квашеной капусты и кружку светлого пива. Значит все-таки Бруно. И тощий друг. Неприятное сочетание. Похоже, Вологолак добрался до здоровяка... Интересно, что им здесь нужно? Крамм упоминал какую-то аварию на шахте, связанную с именем Клауса Роппа. Но спрашивать подробности не спешил. Начнешь выспрашивать — вызовешь подозрение. Хозяин словоохотливый, есть шанс, что сам все расскажет... Шпатц посмотрел на пиво. Светлое, жаль... Пригубил. К счастью, оно оказалось неплохим.
— Отличное пиво! Для светлого.
— Пожалуй, налью себе тоже, — Вендель снова скрылся за стойкой. — Кстати, отхожее место во дворе, за задней дверью.
— А почему на улицах нет прохожих? Темно, конечно, но время еще не позднее... — Шпатц попробовал рагу, пришел к выводу, что это, конечно, не изысканное блюдо, но вполне сносное, есть можно.
— Так ведь ходить почти некому, — Вендель снова устроился в кресле-качалке и поставил на бочку рядом с собой кружку пива. Начал забивать трубку. — С тех пор, как восьмая шахта обрушилась, здесь дела как-то не очень пошли. Остальные три шахты тоже закрыли. А вы разве не слышали про нашу трагедию? Вроде довольно громкое дело было, должны были в газетах писать...
— Я слышал, но мельком, — Шпатц облизал ложку. Остатков рагу было не очень много, но для ужина, пожалуй, достаточно. — Это же случилось больше года назад? А я переехал в Билегебен несколько позже.
— Восьмерка на отшибе была, далеко от остальных. И с ней с самого начала что-то было не так — нагнали загадочности и тумана, пропуски ввели для рабочих, обыскивали на выходе, каждого догола раздевали. А когда туда спустились инженеры из Вейсланда, там вроде как газ полыхнул и своды рухнули. Куча людей погибла, следствие раздули до небес, но так ничего и не выяснили. Клаус там работал, в тот день должна была быть его смена, но он приболел и подменился. А потом уехал, затравили его здесь. Он выжил, а его ребята погибли... — Вендель надолго приложился к кружке. — Ну а потом началось... В третьей обвал, во второй несчастный случай, в седьмой кто-то киркой себе по каске саданул. Начали про привидений шептаться, бунтовали. Шахты и так были небогатые, а тут и вовсе одни проблемы от них. Вот в добывающей компании почесали тыковку и свернули все работы.
— А про привидений — правда? Действительно кто-то видел призраков?
— Брешут, — Вендель выпустил несколько колечек ароматного табачного дыма. — Или нет, кто их разберет? Шахтеры всегда были народом суеверным. То у них стуканцы, то черные подземники, то угольные глаза... Но какое-то шевеление на шахтах есть, это правда. Особенно вокруг восьмой. Может, контрабанда, а может гнездо виссенов у нас тут пригрелось...
Глава 14
Alle warten auf das Licht
Furchtet euch, furchtet euch nicht
Die Sonne scheint mir aus den Augen
Sie wird heut nacht nicht untergehen
Und die Welt zahlt laut bis zehn
(Все ожидают света
Кто-то его боится, кто-то нет
Солнце светит на меня из глаз
Оно может сегодня ночью не зайти
И мир считает вслух до десяти)
Rammstein — Sonne
— Знаете, герр Крамм, неделю назад я бы вцепился в эту историю с шахтой, но сейчас... Я просто выспался на соломенном матрасе в обществе трех плюшевых медведей, позавтракал отличной яичницей с жирненькими колбасками и отправился искать ферму Штраббе, — Шпатц потянулся за кружкой с остатками темного пива и одновременно сделал пухленькой фройляйн-официантке знак повторить.
— Как я понимаю, Лангермана там не оказалось? — Крамм сделал небольшой глоток и отставил стакан в сторону.
Поезд из Шиферберга прибыл в Билегебен в сумерках. Крамм встретил Шпатца на перроне и предложил обсудить дела в шумной пивной, на что Шпатц, конечно же, согласился. Его действительно утомило беспокойство о делах, на которые никак нельзя повлиять. Даже если Дедрик планирует заговор против кайзера и сотрудничает с сеймсвилльскими шпионами, доказательств этому все равно нет. Куда бежать? Что докладывать? Что в темноте нетрезвого светского сборища кто-то с голосом, похожим на Дедрика штамм Фогельзанга иносказательно отдал приказ кому-то неопознанному убить известного контрабандиста и торговца людьми? И как Шпатц с таким заявлением будет выглядеть в полицайвахте? В лучшем случае, дежурный просто покрутит пальцем у виска, в худшем — незаметно вызовет рослых санитаров из заведения вроде Флауменблут. Нет, может, конечно, Дедрика Фогельзанга кто-то о чем-то спросит... Но вместо него ответит анвальт, который предоставит пачку свидетельств, что герр штамм Фогельзанг не покидал своего поместья, вот, кстати, фотокарточки, а вот письменные показания ста тридцати гостей... Нет, большая политика Шпатцу надоела. Хотелось от нее отвернуться, что, собственно, он и сделал. Отправившись на ферму к Абеларду Штраббе. Который, вопреки ожиданиям, оказался совершенно не похож на своих питомцев. Герр Штраббе был высокий, худой и элегантно одетый. На его ферме царила совершенно стерильная чистота, кругленькие свинки устрашающих размеров чинно хрюкали в каменных стойлах, а перед просторным каменным домом буйно цвели розы. «Нет, Алоис не приезжал уже больше двух недель, не поссорились ни в коем случае, что вы говорите! Пропал? Супруга беспокоится? Не волнуйтесь, он просто ушел в загул. Утомится у своих вульгарных шлюшек и вернется к своей. Желаете отобедать с нами, герр Шпатц?». От обеда Шпатц отказался, хотя и с сожалением, но он мог опоздать на поезд, и тогда пришлось бы задерживаться в гостеприимном Шиферберге до завтра. И Шпатц опасался, что в этом случае не выдержит и отправится-таки на разведку к злополучной восьмой шахте, выяснять, что стало с Бруно и что за интерес проявляет к этому месту Вологолак. Если это был он, конечно.