Прощаясь, я почувствовал сильный запах перегара – Ремизов и сам любил «заложить за воротник» и поэтому лояльно относился к такому поведению подчиненных.
Как я уже говорил, основная цель учения состояла в показе форсирования крупной водной преграды (в нашем случае реки Днепр) танковым батальоном по дну. Для этого был выделен батальон танков, который за 30–40 минут должен был установить оборудование для форсирования реки, загерметизировать танки и начать переправу. Руководство, находясь на специально построенной вышке, наблюдало за ходом подготовки. На переправе кипела работа: летели гонцы с распоряжениями, танкисты устанавливали оборудование, командующий округом Гречко[27] нервничал, боясь не уложиться в норматив, и только Катуков сидел в сторонке с удочкой и продолжал ловить рыбу.
Министр обороны разрешил форсирование. Один за другим 31 танк батальона медленно скрылись под водой, на поверхности остались только трубы воздухозаборников. К всеобщей радости, вскоре на противоположном берегу появился первый танк, а за ним и все остальные – форсирование прошло успешно. В считаные минуты танки были освобождены от дополнительного оборудования и атаковали условного противника. Министр обороны тут же, на вышке, высказал свое мнение, поблагодарил Гречко и приказал составить список отличившихся для награждения. Распрощавшись, он уехал в ЦК КПСС Украины.
Учение продолжилось. Вскоре все вопросы были отработаны, войскам был дан «отбой», и части и соединения разошлись по гарнизонам, а весь руководящий состав и посреднический аппарат сосредоточились вблизи станции Умань. Отдыхали и готовились спецпоездом отбыть домой. У Катукова был служебный «Виллис». Во время учений он ездил на нем на рыбалку, а по окончании возил нас осматривать окрестности. После одной из таких поездок я подошел к нему:
– Товарищ генерал-полковник, я прошу вас написать каждому из нас отчет о его работе во время стажировки для представления в академию.
Катуков удивленно на меня посмотрел:
– Сам и напиши.
– Товарищ генерал, – взмолился я, – на двух моих помощников я еще напишу, но как я буду писать на себя?!
– А вот как считаешь нужным, так и напиши, а я подпишу. Ты думаешь, на фронте я хоть одно донесение или наградной лист написал?! Я ничего не писал. Я даже часто и не читал: мне приносят, я подписываю.
На своих ребят я написал хороший отзыв: «Активно участвовали, показали высокий уровень знаний и отличную подготовку». Тут проблем у меня не возникло – был опыт написания представлений во время войны. А как на себя писать?! Написать, что я лучше всех работал, – совесть не позволяет, а писать, что работал плохо, ни к чему, да и не заслужил. Кое-как нацарапал и думаю, что это был самый отвратительный отзыв на мою работу за все время службы. Хорошо, что в личное дело не подшили!
Пришел к Катукову:
– Товарищ генерал, подпишите.
– Давай. – Он полез в карман и достал несколько огрызков толстых цветных карандашей.
– Возьмите ручку, – протянул я ему свою.
– Зачем мне ручка? Я всегда карандашами подписываю. В кармане много места не занимают и всегда под рукой. Учись, студент! – добавил он, не глядя ставя красным подпись на всех отзывах.
– Спасибо.
– Слушай, Брюхов, поедем на рынок в Умань, фруктов купим.
– Зачем мне фрукты? В Москве все фрукты есть.
– Эх ты! Сколько в Москве стоит килограмм яблок?
– Не знаю. У меня жена покупает.
– Вот именно, жена! Потому ты цен и не знаешь, а здесь все фрукты вполовину дешевле. Соображать надо!
– Подумаешь, переплачу немного. Но если хотите, я вам помогу с покупками.
Мы сели в машину и поехали. День был выходной, и рынок гудел, торговля шла бойко. Чего тут только не было: горы фруктов, овощей, мяса, колбас, окороков, рыбы – глаза разбегаются. Мы, в форме и при орденах, идем по торговым рядам. Торговки наперебой предлагают купить именно у них самый лучший товар на рынке. Остановились у одной. Катуков спросил, сколько стоят яблоки и груши. Тут же бабы окружили нас, наперебой предлагая свои фрукты. Вскоре чемодан и плетеная из камыша сумка были набиты до отказа яблоками и персиками, а народу собирается все больше, все хотят поглазеть на генерала. Катуков шутками и прибаутками отбивается от назойливых торговок. Тут к нему пробилась старушка:
– Сынок, возьми мои абрикосы: крупные, сладкие. Я потом внукам буду рассказывать, как большой генерал с двумя звездами Героя у меня покупал фрукты!
– Мамаша, у меня уже и тары нет. Куда я твои абрикосы положу?!
– Ничего, сынок, возьми прямо с корзинкой.
– Хорошо, – взяв корзинку, генерал протянул ей деньги. Та отказывалась, но все же взяла, когда Катуков бросил:
– Мамаша, возьми на память!
Забрав покупки и отбиваясь от продолжающих наседать торговок, мы двинулись к машине. У самой машины нас догнала молодая миловидная украинка и, низко поклонившись Катукову, отдала ему плетеную корзину с яблоками. Она наотрез отказалась брать деньги и, довольная, что ее дар был принят, пошла обратно.
Растроганный таким приемом Катуков сказал:
– А ты не хотел ехать! Слушай, возьми хоть одну корзину?
– Нет, товарищ генерал, спасибо.
– Ну, как хочешь. Только помоги мне положить все в вагон.
С базара мы подъехали к двум составам плацкартных вагонов. Я помог занести фрукты в купе. Катуков поблагодарил меня за помощь, еще раз безуспешно предложил взять корзину яблок, и мы расстались. Однако эпопея с фруктами для генерала не закончилась. Ночью, когда все спали, по вагону, в котором размещались генералы, прошел проводник и попросил перейти в спальные вагоны, которые подогнали на вокзал. От состава это было примерно в пятистах метрах. Пришлось идти по шпалам. Те, кто был налегке, подхватились и пошли, а у Катукова пять мест. Как мне потом рассказали, на шею он на ремень повесил сумку, а чемодан и корзину взял в руки. Протащит метров сто и возвращается за оставленной корзиной. Все это происходило под хохот идущих рядом генералов, которые не упустили случая позубоскалить.
Германия
После окончания академии все разъехались по разным округам и группам войск. Мне откровенно не повезло: я был назначен в Группу советских оккупационных войск в Германии старшим офицером оперативного отдела штаба 3-й механизированной армии. Без всякого желания поехал я в Вюнсдорф – мне хотелось командовать. Командиром полка я готов был ехать куда угодно, хоть на Северный полюс, но мне было сказано: «Тебе только двадцать восемь. Успеешь еще полком накомандоваться. Сейчас в Германии требуются старшие офицеры оперативного управления армии».
Тяжело прошло расставание с семьей. Конечно, холостяком я горя не знал, мне было трын-трава куда ехать, а тут приходилось оставлять жену и маленькую дочь. Тяжело было на душе. Провожали нас со слезами на глазах, как будто мы едем на фронт. А мы ехали в мирную страну, очень быстро вставшую на ноги. Прошло всего семь лет после окончания войны, а магазины Германии были завалены продукцией: трикотажем, обувью, шубами, мехами. Это для нас было дико… Как же так?! Мы победили, они побежденные, но у нас этого ничего нет, у них все это есть!..
В Вюнсдорфе мы разместились в общежитии, чудом не разрушенном в результате договоренностей между союзниками об уничтожении немецких военных объектов. Жили по двое в комнате: я с Северовым, а Лохматиков с Тягуновым. Мы друг друга хорошо знали по академии, так что не нужно было притираться. Работать мы начали, едва прибыв на место. Мне поручили разработать замысел и план проведения тактических учений 14-й механизированной дивизии, которой командовал полковник Соколов, будущий маршал[28]. Я с удовольствием включился в работу, ездил по полигонам, в дивизию. В общежитии по вечерам мы частенько выпивали. Поначалу больше пили ликеры – они подешевле, сладкие и крепостью градусов 60. Потом кто-то пустил слух, что ликеры понижают потенцию. Все сразу прекратили их пить, перешли на корн[29] и коньяк. Причем уже через месяц это стало происходить ежевечерне. Я сказал Лене, что каждый день я пить не могу, и стал делать перерывы, а он потом так и спился – талантливый, толковый мужик…
За два месяца (май и июнь) все работы по подготовке и планированию учений были выполнены. Я приехал в штаб армии на доклад, и меня принял начальник штаба армии Стогнеев. После моего доклада мы зашли к командующему армией, генералу, который во время войны командовал 18-м танковым корпусом.
Он сразу поинтересовался, где я служил.
– Под вашим начальством, – ответил я.
– Очень хорошо! Тогда будем продолжать служить. Ты молодой человек, энергии у тебя много. Военный опыт у тебя большой, дерзай! У тебя хорошая перспектива роста. Важно, чтобы ты работал по-настоящему.
Мы тепло поговорили, вспомнили войну, и я уехал с радостным чувством, что буду работать под командованием уважаемого мной офицера. Но буквально через несколько дней приходит телеграмма из штаба Группы войск с требованием явиться в управление кадров для беседы. Я слегка труханул – причина вызова была совершенно не ясна. Зачем я понадобился Главкому?[30] В чем провинился? Я волновался и побаивался, поскольку был уже наслышан о его крутом необузданном нраве.
Мне дали машину, и в назначенное время я был в штабе Группы. Принял меня начальник управления кадров полковник Домников. Он побеседовал со мной, посмотрел мое личное дело.
– Все, что требуется, есть. Все данные подходят. Еще и спортсмен… – сказал он задумчиво.
– А что требуется?
– Главком приказал найти ему офицера для особых поручений: чтобы он был молодой, окончил Академию бронетанковых войск, чтобы был спортсмен и чтобы во время войны имел приличную должность – не ниже командира батальона или заместителя командира полка. Так что собирайся, поедем на прием к Главкому.