— Так точно, — подтвердил капрал Шноббс. — Ногти пообломались, но сердце по-прежнему жжет!
— И наверное, капрал, ты первым появился на месте преступления?
— Последним, господин.
— И тебе поручили ответственное задание…
— Никого не впускать в эту дверь, господин, — сказал капрал Шноббс, пытаясь читать записи Вильяма вверх ногами. — «Шноббс» через «ш», а не через «с», господин. Поразительно, все так и норовят написать мое имя неправильно. Что он там возится со своим ящиком?
— Собирается нарисовать картинку лучшего стражника Анк-Морпорка, — пояснил Вильям, незаметно пробираясь к двери.
Да, тут он сказал неправду, но эта ложь была настолько очевидной, что, по мнению Вильяма, никак не могла считаться ложью. С таким же успехом можно было заявить, что небо — зеленое.
Ноги капрала Шноббса чуть не оторвались от пола под воздействием подъемной силы гордости.
— А могу я получить экземпляр для мамули?
— Улыбайтся, битте… — скомандовал Отто.
— А я и улыбаюсь.
— Тогда переставайт улыбаться, битте…
Щелк. БУМ.
— Аааргхааргхааргх…
Вопящий вампир всегда привлекает к себе внимание, и Вильям, воспользовавшись моментом, нырнул в кабинет.
Рядом с дверью на полу был обведен мелом силуэт. Цветным мелом. Скорее всего, тут трудился капрал Шноббс, потому что только он мог пририсовать силуэту трубку и обрамить его цветочками и облачками.
В комнате сильно пахло мятой.
На полу валялся стул.
В углу Вильям увидел перевернутую корзину.
Из пола под наклоном торчала металлическая стрела зловещего вида, к которой был привязан ярлык Городской Стражи.
А еще Вильям увидел гнома. Он, вернее, она (тут же поправился Вильям, отметив плотную кожаную юбку и башмаки на более высоких, чем положено по уставу, каблуках) лежала на животе и что-то собирала с пола пинцетом. Судя по всему, осколки какой-то банки.
Гномиха подняла голову.
— Новенький? А почему в гражданском?
— Ну, я… Э-э…
Она подозрительно прищурилась.
— Ты ведь не стражник! А господин Ваймс знает, что ты здесь?
Быть хронически честным все равно что участвовать в велосипедной гонке в кальсонах из наждачной бумаги. Но Вильям вцепился в неоспоримый факт.
— Я только что разговаривал с ним.
Однако сейчас он имел дело не с сержантом Детритом. И уж точно не с капралом Шноббсом.
— И он сказал, что ты можешь сюда войти? — осведомилась гномиха.
— Ну, не совсем сказал…
Гномиха быстро подошла к нему и распахнула дверь.
— В таком случае убира…
— О йа, какой чудесноватый кадр! — воскликнул Отто, стоявший сразу за порогом.
Щелк!
Вильям закрыл глаза.
БУМ.
— …Ооосвволочь…
На этот раз Вильям успел поймать карточку, прежде чем она спланировала на пол.
Гномиха застыла с открытым ртом. Потом закрыла его и снова открыла для того, чтобы спросить:
— Что это было, черт побери?
— Полагаю, это можно назвать производственной травмой, — объяснил Вильям. — Минутку, кажется, у меня в кармане еще осталось немного собачьего корма. Честно говоря, думаю, должен быть более приемлемый способ…
Он развернул грязный клочок бумаги, взял двумя пальцами кусочек мяса и бросил его на кучку праха.
Снова вверх ударил фонтан пепла, из которого, часто моргая, возник Отто.
— Ну как? — спросил он. — Делайт еще одну попытку? Только использовайт обскурограф?
Он быстро сунул руку в сумку.
— Убирайтесь отсюда немедленно! — заорала гномиха.
— О, пожалуйста… — Вильям быстро глянул на ее плечо. — Капрал, он просто выполняет свою работу. Дадим ему еще один шанс. Он, в конце концов, черноленточник…
За спиной у стражницы Отто уже доставал из банки безобразную, похожую на тритона тварь.
— Хочешь, чтобы я арестовала вас обоих? На этом месте случилось преступление, а вы…
— Какое преступление? Поподробнее, пожалуйста! — попросил Вильям, открывая блокнот.
— Убирайтесь, оба…
— У! — едва слышно выдохнул Отто.
Сухопутный угорь, продукт тысячелетней эволюции в высокомагической среде, уже находился под напряжением. И поэтому выделил такое количество темноты, какого хватило бы на целую ночь. На мгновение кабинет превратился в сплошную черноту, пронизываемую редкими лиловыми и синими сполохами. И снова Вильям буквально почувствовал, как темнота мягко ударила в его тело. А потом вернулся свет — кругами разошелся по комнате, будто волны после падения камешка в озеро. Капрал уставилась на Отто.
— Это был темный свет, да?
— А, ты тоже ист из Убервальд! — радостно воскликнул Отто.
— Да, и совсем не ожидала увидеть здесь это! Проваливайте!
Они поспешили прочь. Миновали ошеломленного капрала Шноббса, спустились по широкой лестнице и наконец вышли на заиндевевшие булыжники внутреннего дворика.
— Отто, ты ничего не хочешь мне сказать? — спросил Вильям. — Мне показалось, она очень рассердилась, когда ты сделал вторую картинку.
— Ну, это достаточно сложно объясняйт… — уклончиво ответил вампир.
— Это не вредно?
— О, никакого физического воздействия никто не фиксировайт…
— А психического? — уточнил Вильям, который слишком много работал со словами, чтобы пропустить мимо ушей столь осторожное утверждение.
— Йа думайт, сейчас не вовсе время…
— Ты прав, сейчас не время. Расскажешь в другой раз. Но прежде, чем снова использовать эту штуковину.
Вильям торопливо шагал по Филигранной улице. Голова у него шла кругом. Всего час назад он копался в наиглупейших письмах, мучительно размышляя, какие из них поместить в новостной листок, и мир казался более или менее нормальным. А теперь все словно бы перевернулось вверх тормашками. Предполагалось, будто лорд Витинари пытался кого-то убить, — полнейший бред хотя бы потому, что человек, которого патриций якобы пытался убить, остался в живых. Затем Витинари предпринял попытку сбежать с мешком денег, и это тоже бред. О, человек, присвоивший деньги, а потом напавший на кого-то, — такая картина вполне нормальна, если не пытаться вписать на место главного героя патриция. И эта мята… Ею буквально провонял весь кабинет.
У Вильяма было много вопросов. Но взгляд гномихи, выпроваживающей его из кабинета, ясно дал понять: никаких ответов от Стражи он, скорее всего, не получит.
Сейчас в его сознании отчетливо маячил мрачный образ отпечатной машины. Он должен написать связный рассказ о происходящем и должен сделать это немедленно…
На входе в словопечатню его приветствовала фигура неунывающего господина Винтлера.
— А что ты скажешь об этом презабавнейшем кабачке, господин де Словв? — весело осведомился он.
— Он сводит меня с ума, господин Винтлер, — честно признался Вильям, проходя мимо.
— Представляешь, господин, моя жена сказала то же самое!
— Извини, я никак не могла его выпроводить, — прошептала Сахарисса, когда Вильям сел за стол. — Что происходит?
— Не знаю точно, — ответил Вильям, уставившись на свои записи.
— Кого убили?
— Э… Кажется, никого…
— Какое счастье. — Сахарисса опустила взгляд на заваленный бумагами стол. — Приходили еще пятеро, и все с презабавными овощами, — сообщила она.
— О.
— Да. Честно говоря, не все овощи были такими уж забавными.
— О.
— Но почти все были похожи на… гм… сам знаешь на что.
— О… И на что?
— Ну… — Сахарисса начала краснеть. — На мужской… сам знаешь.
— О-о.
— Причем, м-м, даже не особо похожи. Ну, то есть если сравнить с… гм… сам знаешь с чем. Ты меня понимаешь?
Вильям очень надеялся, что никто не слышит сейчас их разговор.
— О, — снова выразился он.
— Но я на всякий случай записала имена и адреса, — сказала Сахарисса. — Подумала, вдруг пригодятся. Если у нас не будет хватать материала.
— Не до такой же степени, — быстро произнес Вильям.
— Ты считаешь?
— Просто уверен.
— Возможно, ты прав, — кивнула она, глядя на разбросанные по столу бумаги. — Я была очень занята, пока тебя не было. Люди с разными новостями буквально выстроились в очередь. Рассказывали о том, что должно будет произойти, о потерянных собаках, о товарах, которые хотят продать…
— А это уже реклама, — заметил Вильям, пытаясь сосредоточиться на записях. — Пусть платят, если хотят, чтобы мы их отпечатали.
— Не думаю, что мы имеем право решать… Вильям стукнул кулаком по столу, чем сильно удивил и себя самого, и Сахариссу.
— Что-то происходит, ты что, не понимаешь?! Творятся какие-то реально реальные дела! И в этом нет ничего презабавного! Это действительно серьезно. И я должен написать об этом как можно быстрее. Можно я займусь своей работой?!
Он вдруг понял, что Сахарисса смотрит не на него, а на ею кулак, и тоже опустил взгляд.
— О нет… А это что такое?
Из стола буквально в дюйме от его руки торчал длинный острый гвоздь. Не меньше шести дюймов длиной, с нанизанными клочками бумаги. Потрогав гвоздь, Вильям понял, что его вертикальное положение объясняется тем, что гвоздь вбит в кусок доски.
— Это «наколка», — тихо пояснила Сахарисса. — Я принесла ее, чтобы навести порядок в бумагах. Мой дедушка такой пользуется. Все… все граверы пользуются. Это… нечто среднее между картотекой и корзиной для мусора. Мне показалось, что она нам пригодится. Позволит сэкономить место на полу.
— Э… Правильно… Хорошая идея, — сказал Вильям, глядя на ее краснеющее лицо. — Э…
Мысли путались.
— Господин Хорошагора! — закричал он. Гном оторвал взгляд от набираемой афиши.
— Ты сможешь набрать текст, который я буду диктовать?
— Конечно.
— Сахарисса, пожалуйста, найди Рона и его… друзей. Я хочу выпустить небольшой листок как можно скорее. Не завтра утром. А сейчас, немедленно. Пожалуйста!
Она уже собиралась возразить, но увидела, как он на нее смотрит.
— А ты уверен, что нам можно так делать?