Впрочем, постояльцы не жаловались. Порции у госпожи Эликсир были огромными, а большинство местных постояльцев относились к тому типу людей, которые определяют степень кулинарного искусства по количеству положенного на тарелку. Вкус, возможно, был не таким уж восхитительным, но спать ты ложился с полным животом, и это главное.
В данный момент обсуждались новости прошедшего дня. Господин Маклдафф на правах хранителя огня общения принес «Инфо» и оба выпуска «Правды».
В итоге было высказано общее мнение, что новости в «Инфо» куда более занимательные, хотя госпожа Эликсир строго постановила, что змеи — это не предмет для обсуждения за обеденным столом и вообще новостным листкам следует запретить отпечатывать подобные, способные расстроить людей вещи. Зато вести о дождях из насекомых и всем таком прочем лишний раз подтвердили мнение присутствующих о дальних странах.
«Старости… — подумал Вильям, препарируя курятину. — Его сиятельство был абсолютно прав. Не новости, а старости. Правда для людей — это то, что, как им кажется, они и так знают…»
Затем собрание постановило, что «а патриций-то, оказывается, изворотливый типчик, не лыком шит». И все они там одинаковые. В ответ господин Крючкотвор заявил, что в городе все перепуталось и что грядут перемены. А господин Долгоствол сказал, что он, Долгоствол, за весь город, конечно, говорить не может, но, судя по слухам, торговля драгоценными камнями весьма оживилась. А господин Крючкотвор ответил, что это, разумеется, некоторым очень даже на руку. Господин Ничок тоже высказал свою точку зрения, сообщив, что Стража даже собственную задницу найти не может, за каковой оборот речи едва не отправился доедать ужин на кухню. Потом все согласились, что Витинари, в принципе, неплохо справлялся со своими обязанности, но пора бы ему и честь знать. Поглощение основного блюда закончилось в восемь сорок пять, после чего подали раскисшие сливы в заваренном креме. Причем господин Ничок получил слив гораздо меньше остальных — в качестве наказания.
Из-за стола Вильям поднялся первым. Его организм давно адаптировался к местной кухне, но только радикальное хирургическое вмешательство могло заставить его полюбить кофе госпожи Эликсир.
Он поднялся в свою темную комнатушку (госпожа Эликсир выдавала по одной свече в неделю, а он, замотавшись, постоянно забывал купить своих свечек), вытянулся на узкой кровати и долго-долго лежал, пытаясь думать.
Громко шаркая по паркетному полу пустующего бального зала, господин Кривс занял свое место в центре освещенного круга и нервно огляделся по сторонам. Как и все зомби, открытый огонь он недолюбливал.
Затем господин Кривс откашлялся.
— Итак? — сказало кресло.
— Пес пока не найден, — сообщил господин Кривс. — Во всех других аспектах, смею заверить, работа была выполнена мастерски.
— Что нам грозит, если пса найдет Стража?
— Насколько мне известно, обсуждаемый нами пес весьма и весьма стар, — ответил господин Кривс освещенному кругу. — Я поручил нашим подручным заняться поисками беглеца, но очень сомневаюсь, что господину Кнопу удастся проникнуть в городское собачье подполье.
— Однако в городе есть и другие вервольфы, не так ли?
— Да, — охотно согласился господин Кривс, — но они вряд ли будут с нами сотрудничать. Их не так уж много, а сержант Ангва из Стражи пользуется в вервольфском сообществе большим уважением. Они не станут помогать, потому что она обязательно узнает.
— И что она сделает таким помощникам? Натравит на них Стражу?
— Скорее всего, разберется сама, — пожал плечами Кривс.
— Думаю, гномы уже сделали из этого пса рагу, — сказало кресло.
Все рассмеялись.
— Если все пойдет… не так, как мы рассчитываем, — спросило кресло, — кого эти люди знают?
— Они знают меня, — ответил господин Кривс. — Я бы не стал чрезмерно беспокоиться. Ваймс работает по правилам.
— Я всегда считал его склонным к насилию, жестоким человеком, — пробормотало кресло.
— Это справедливое мнение. Он себя тоже таковым считает, потому и работает по правилам. Как бы то ни было, собрание Гильдий намечено на завтра.
— И кто станет новым патрицием? — поинтересовалось кресло.
— Данный вопрос подлежит внимательнейшему обсуждению с учетом всех возможных точек зрения и нюансов, — пообещал господин Кривс. Его голосом можно было смазывать часы.
— Господин Кривс! — окликнуло кресло.
— Да?
— Не лукавь с нами. Это будет господин Скряб, не так ли?
— Господин Скряб пользуется уважением многих выдающихся жителей нашего города, — признал законник.
— Хорошо.
И затхлый воздух буквально взорвался от оживленного, не выраженного вслух обмена мнениями.
«Почти все могущественные жители города обязаны своим положением лорду Витинари», — не напомнил абсолютно никто.
«Да, конечно, — не возразил никто в ответ. — Но у благодарности тех, кто ищет власти, очень короткий срок хранения. Ищущие власти предпочитают иметь дело с тем, что есть, а не с тем, что было. Они никогда не попытались бы сместить Витинари, но, если он уйдет сам, они поступят практично».
«Неужели ни один человек не вступится за Витинари?» — не спросил никто.
«О, за него вступятся все, — ответила тишина. — „Бедняга, — скажут они, — не выдержал напряжения…“ А еще скажут: „Такие вот тихони громче всех ломаются“. „Да-да, — скажут, — надо бы поместить его куда-нибудь подальше, где он не сможет причинить вреда ни себе, ни остальным. Как думаете?“ „И поставим ему небольшую статую, он все ж заслужил…“ — скажут они. „Самое меньшее, что мы можем сделать для него, — скажут, — это распустить Стражу. Мы просто обязаны так поступить“. „Мы должны смотреть в будущее“, — скажут они. И таким вот образом все очень тихо изменится. Без суеты, треволнений и беспорядков».
«Убить словом, — не промолвил никто. — Обычным оружием убивают только однажды, а словом убивают снова и снова».
Зато вслух одно кресло спросило:
— Интересно, а вдруг лорд Низз или господин Боггис…
— Ой, да ладно! — воскликнуло другое. — Им-то это зачем? Так гораздо лучше.
— Верно, верно. Господин Скряб — чудесный человек.
— Прекрасный семьянин, насколько мне известно.
— Прислушивается к мнению простых людей.
— Надеюсь, не только простых?
— Само собой! Он охотно прислушивается к советам информированных… рабочих групп.
— Без таких групп, конечно, никуда.
«Он удобный для всех идиот», — не сказал никто вслух.
— Тем не менее… Стражу необходимо приструнить.
— Ваймс сделает то, что ему прикажут. Иначе он не может. Скряб станет не менее законным правителем, чем Витинари, а Ваймс принадлежит к категории людей, которым нужен начальник, ведь только тогда его действия законны.
Кривс откашлялся.
— Это все, господа?
— А как быть с «Анк-морпоркской правдой»? — спросило вдруг кресло. — Этот листок становится проблемой.
— Люди находят его забавным, — пожал плечами господин Кривс. — И никто не воспринимает всерьез.
«Инфо» уже продается в два раза лучше, а ведь прошел всего один день. Кроме того, «Правда» недостаточно финансируется. И у нее возникли трудности со снабжением.
— А смешную историю отпечатали в «Инфо» про женщину и кобру, да?
— Неужели? — спросил господин Кривс. Кресло, которое первым упомянуло «Правду», явно к чему-то вело.
— Я бы не стал возражать, если бы какие-нибудь громилы разнесли их отпечатную машину.
— Это привлечет внимание, — ответило другое кресло. — А именно внимания «Правде» так не хватает. Любой… писатель жаждет быть замеченным.
— Ну хорошо, хорошо, раз вы так настаиваете…
— И в голову не приходило настаивать, — парировало кресло, к мнению которого прислушивались остальные кресла. — Кроме того, этот молодой человек — идеалист. Ему еще предстоит многое узнать. Например, одну простую истину: то, что интересует общество, не всегда в интересах общества.
— Что-что?
— Люди, господа, главное — люди. Они могут считать, что этот юноша молодец, что он хорошо работает, но покупают они «Инфо». Там новости интереснее. Я когда-нибудь говорил тебе, господин Кривс, что, пока правда надевает башмаки, ложь успевает весь мир обежать?
— И не раз, сэр, — ответил Кривс с несколько меньшей, чем обычно, дипломатичностью. Но он сразу это понял и добавил: — Тем не менее весьма ценное замечание.
— Хорошо. — Главное кресло презрительно фыркнуло, — Присматривай за нашими… работниками, господин Кривс.
В полночь в храме Ома на улице Мелких Богов свет горел только в ризнице. Чадила свеча в очень тяжелом витиеватом подсвечнике, и она в некотором роде возносила молитву небесам. Согласно Евангелию от Злодеев, эта молитва гласит: о боже всемилостивый, только б нас не взяли за зад.
Господин Кноп рылся в шкафу.
— Никак не могу найти твой размер, — буркнул он наконец. — Судя по всему… Слушай, ты совсем обалдел? Ладан воскуривают!
Тюльпан чихнул, густо обрызгав противоположную стену слюной вперемешку с опилками сандалового дерева.
— Раньше, ять, не мог сказать? — пробормотал он. — У меня и специальная бумажка имеется.
— Опять пар гонял? — осуждающе произнес господин Кноп. — Я хочу, чтобы ты сосредоточился, понятно? Слушай, я нашел только одну вещь, которая придется тебе впору…
Дверь со скрипом приоткрылась, и в комнату вошел престарелый жрец. Господин Кноп машинально схватил тяжелый подсвечник.
— Здравствуйте. Вы пришли на полночную? — неуверенно спросил старик, щурясь от яркого света.
На сей раз господин Тюльпан остановил господина Кнопа, вовремя перехватив его руку.
— Ты, ять, с ума сошел! Ну что ты за человек такой?! — прорычал он.
— Что? Но он же нас…
Господин Тюльпан буквально вырвал подсвечник из руки напарника.
— Ты только посмотри на эту вещь, — продолжал он, не обращая внимания на ошеломленного жреца. — Настоящий, ять, Селлини! Да этому подсвечнику, ять, пятьсот лет! Вот, глянь гравировку на чашечке. Но нет, ять, для тебя это всего-навсего пять фунтов серебра!