му-то решили, что он теперь важная шишка. Ладно, придется ему кое-чему еще научиться. Он не хочет, чтобы мы за ним следили? Отлично. Больше не будем. Пусть некоторое время пожинает то, что сам посеял. Боги свидетели, у нас и без него достаточно хлопот.
— Но официально он…
— Видишь эту табличку на моем столе, капитан? А ты видишь, сержант? На ней написано: «Командор Ваймс». Это означает: я в ответе за все. И вы только что получили приказ, понятно? Ну, какие еще новости?
Моркоу кивнул.
— Хороших новостей нет, сэр. Песика пока никто не нашел. Гильдии чувствуют себя хозяевами города. У господина Скряба было много посетителей. А первосвященник Чудакулли выступил с заявлением, что, по его мнению, лорд Витинари сошел с ума, поскольку буквально за день до происшествия рассказывал Чудакулли о том, как научить лангустов летать.
— Лангустов? Летать? — переспросил Ваймс монотонным голосом.
— А еще о том, что очень скоро корабли будут передаваться по семафору, сэр.
— Ну и ну. А что говорит господин Скряб?
— Он предвкушает наступление новой эры в нашей истории и надеется вернуть Анк-Морпорк на путь ответственности перед гражданами, сэр.
— Это все равно что научить лангустов летать?
— Не совсем, сэр. Тут замешана политика. Очевидно, он намеревается вернуться к ценностям и традициям, которые сделали наш город великим, сэр.
— А он вообще знает, какими были эти ценности и традиции? — в ужасе спросил Ваймс.
— Полагаю, что да, сэр, — с каменным лицом ответил Моркоу.
— О боги! Я бы уж лучше рискнул с лангустами.
С темнеющего неба снова посыпался снег с дождем. На мосту Призрения было более или менее пусто. Вильям, надвинув на глаза шляпу, прятался в тени.
Наконец он услышал голос из ниоткуда:
— Итак… ты принес свой клочок бумаги?
— Вгорлекость? — спросил Вильям, выныривая из своих мыслей.
— Я посылаю… проводника, за которым ты должен следовать, — промолвил невидимый осведомитель. — Его зовут… его зовут… Душка. Просто иди за ним, и все будет в шоколаде. Готов?
— Да.
«Вгорлекость наблюдает за мной, — подумал Вильям. — Он совсем рядом».
Из темноты выбежал Душка.
Это был пудель. Более или менее.
Сотрудники салона «Собачья красота» сделали все, что могли. Мастера выкладывались на полную, лишь бы Старикашка Рон побыстрее убрался из салона. Они стригли, взбивали, завивали, наряжали, красили, заплетали, мыли шампунем, и только маникюрша заперлась в туалете, наотрез отказавшись выходить.
Результат был… розовым. Розовость была лишь одним аспектом… но она была настолько розовой, что доминировала над всем остальным, даже над фигурно подстриженной пушистой кисточкой на конце хвоста. Передняя часть пса выглядела так, словно бы им выстрелили через большой розовый шар, но только до половины. А еще бросался в глаза широкий сверкающий ошейник. Он просто слепил глаза — порой стекляшки сверкают куда ярче бриллиантов, ведь им как-то надо доказывать свое право на существование.
В целом пес производил впечатление не пуделя, а некой кошмарной пудлеватости. То есть все в этом псе буквально кричало о том, что перед вами пудель, кроме общего впечатления, которое кричало что-то нецензурное.
— Тяв! — сказал пес, и это тоже прозвучало как-то странно.
Такие песики именно что тявкают, но данный представитель собачьей породы не тявкнул, а сказал «Тяв!».
— Какой милый… песик? — неуверенно произнес Вильям.
— Тяв, тяв-тяв, м-мать тяв, — сказала собачка и затрусила прочь.
Вильям на секунду задумался об этом «м-мать», но потом решил, что собачка просто чихнула.
Протрусив по грязи, собачка быстро скрылась в темном переулке.
Уже в следующее мгновение из-за угла снова появилась ее морда.
— Тяв? У-у-у?
— Да, конечно, — смутился Вильям. — Извини.
Душка повел его по скользким ступенькам вдоль берега реки. Мостовая была засыпана всяким мусором, а то, что оставалось валяться на анк-морпоркских улицах, действительно было мусором. Солнце редко заглядывало сюда даже в погожий день. Теням удавалось выглядеть ледяными и сочащимися водой одновременно.
Тем не менее между темными балками моста горел костер. Когда ноздри автоматически закрылись, Вильям наконец понял, куда попал — в гости к Нищей Братии.
Старая дорожка вдоль берега была безлюдной, и оставалась она такой лишь благодаря присутствию Старикашки Рона и его друзей. У них нечего было воровать. У них нечего было даже хранить. Периодически Гильдия Нищих предпринимала попытки выгнать обитателей подмостовья из города, но без особого энтузиазма. Даже нищим хочется смотреть на кого-то сверху вниз, а братия обитала так далеко внизу, что при определенном освещении могло создаться впечатление, что она находится на самой вершине. Кроме того, Гильдия не могла не признавать мастерство обитателей подмостовья. Никто не умел так убедительно плеваться и сморкаться, как Генри-Гроб, никто не был таким безногим, как Арнольд Косой, и ничто в мире не могло вонять так противно, как Старикашка Рон, Он мог использовать скаллатиновое масло в качестве дезодоранта.
Вдруг, споткнувшись о некую мыслишку, Вильям понял, где прячется Ваффлз.
Нелепый хвост Душки скрылся в груде старых ящиков и коробок, которые члены братии называли «Чо?», «Клятье!», «Ха-арк!» или Домом.
У Вильяма начали слезиться глаза. Здесь почти не было ветра. Но он храбро шагнул в освещенный костром круг.
— О… Добрый вечер, господа, — вымолвил он, кивнув фигурам, которые сидели вокруг отливающего зеленью пламени.
— Что ж, давай-ка посмотрим, какого цвета твой клочок бумаги, — раздался из темноты повелительный голос Вгорлекости.
— Э… Не сказал бы, что совсем белого, — отозвался Вильям, разворачивая чек.
Он передал его Человеку-Утке, который внимательно рассмотрел бумажку, сделав ее еще более небелой.
— Кажется, все в порядке. Написано «пятьдесят долларов» и подпись, — сообщил Человек-Утка. — Я объяснил своим товарищам общую концепцию. Уверяю, господин де Словв, сделать это было совсем не просто.
— Да! И если мы не получим денежки, то заявимся к тебе домой! — воскликнул Генри-Гроб.
— Э… И что?
— И будем стоять у него! И стоять, и стоять! — пообещал Арнольд Косой.
— И провожать людей странными взглядами, — пригрозил Человек-Утка.
— Плевать на их башмаки! — добавил Генри-Гроб. Вильям постарался не думать о госпоже Эликсир.
— Хорошо, — согласился он. — А теперь я могу увидеть собаку?
Тяжелое пальто Рона распахнулось, и Вильям узрел прищурившегося от яркого света Ваффлза.
— Так ты его с собой носил? — изумился Вильям. — Вот так запросто?
— Клятье!
— Кому придет в голову обыскивать Старикашку Рона? — фыркнул Вгорлекость.
— Верно подмечено, — согласился Вильям. — Очень верно. Или вынюхивать его.
— Только не забывай, он очень стар, — сказал Вгорлекость. — Да и в молодости его вряд ли можно было назвать воплощением мозговой косточки. Это я тебе как пес…симист говорю. В общем, на философские рассуждения можешь даже не рассчитывать.
Ваффлз, заметив, что Вильям смотрит на него, поднял дрожащую старческую лапку.
— А как он у вас оказался? — спросил Вильям, когда Ваффлз принялся обнюхивать его руку.
— Он выбежал из дворца и спрятался под пальто у Рона, — объяснил Вгорлекость.
— То есть искали его повсюду, а заглянуть туда так и не догадались, — сказал Вильям.
— Знаешь, туда лучше не заглядывать. Уж можешь мне поверить.
— Даже вервольф не смог бы его там найти. — Вильям достал свой блокнот, открыл на чистой странице и написал: «Ваффлз». — Сколько ему лет?
Ваффлз залаял.
— Шестнадцать, — перевел Вгорлекость. — А это имеет значение?
— Это нужно для новостного листка, — пояснил Вильям и написал: «Ваффлз (16 л.), ранее проживавший: дворец, Анк-Морпорк».
«Я беру интервью у пса, — подумал он. — Человек Берет Интервью у Собаки! Отличный заголовок».
— Итак… э… Ваффлз, что произошло непосредственно перед тем, как ты сбежал из дворца?
Вгорлекость завыл и зарычал из своего укрытия. Ваффлз навострил уши, а потом прорычал что-то в ответ.
— Проснувшись, он неожиданно испытал ужасную философскую неопределенность, — сказал Вгорлекость.
— Ты, кажется, говорил…
— Я просто перевожу, попятно? И эта его «неопределенность» объяснялась тем, что в комнате находились сразу два Бога. То есть два лорда Витинари. Ваффлз придерживается старых традиций и считает хозяина Богом. Но он понял, что один из них — не Бог, потому что от него пахло иначе. А также в кабинете было еще двое. А потом…
Вильям едва успевал записывать. Секунд через двадцать Ваффлз больно цапнул его за ногу.
Секретарь господина Кривса, сидевший за высоким письменным столом, посмотрел на вошедших сверху вниз, презрительно фыркнул и снова склонился над своими очень важными записями. У него не было ни времени, ни желания обслуживать каких-то там посетителей. Закон не следует торопить…
Но уже мгновение спустя он ткнулся лицом в столешницу. Некая огромная тяжесть давила на его затылок.
Затем в его весьма ограниченном поле зрения появилось лицо господина Кнопа.
— Я сказал, — повторил господин Кноп, — что господин Кривс хочет нас видеть…
— Снгх, — ответил секретарь.
Господин Кноп кивнул, и давление на затылок немного ослабло.
— Прости? Что-что ты сказал? — спросил господин Кноп, краем глаза следя за тем, как рука секретаря крадется вдоль кромки стола.
— Он… никого… не… принима-а-а-а!..
Фраза закончилась приглушенным воплем. Господин Кноп наклонился чуть ниже.
— Извини, что пальцы тебе придавили, — сказал он. — Но мы же не могли допустить, чтобы эти маленькие проказники добрались вон до того аккуратненького рычажка. Кто знает, что могло бы случиться, если бы ты случайно дернул за него? Итак… где находится кабинет господина Кривса?
— Вторая… дверь… налево, — простонал секретарь.