То, что Сталин принял важные решения именно 19.08.39, Суворов объясняет тем, что после этого дня ситуация очень изменилась. То есть не могла она измениться «на ровном месте». Но если «соратники» о таком повороте не знали и не догадывались, то, конечно, могла потребоваться беседа с ними с объяснением ситуации и для того, чтобы они не удивлялись и действовали согласованно. Вполне логично. Но можно допустить, что необязательно день оглашения каких-то решений и день их принятия — это один и тот же день. Наоборот, обсуждение вариантов действий и выбор наиболее удачного из них (как правило) происходит раньше даты оглашения. Вот простой пример.
«19 августа 1939 г. Сталин дал зеленый свет Гитлеру: нападай на Польшу; и Жукову: наноси удар по 6-й японской армии. В этот день Сталин принял и другие решения».
Действительно, решение 19.08.39 о передаче немцам советского проекта совместного договора вполне можно рассматривать как действие, которое значительно облегчало план Гитлера по нападению на Польшу. Но любому ПРИНЯТОМУ решению должна предшествовать предварительная работа по сбору соответствующей информации и по ее анализу. А также и такой элемент, как ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ ДЕЙСТВИЯ. Особенно в политике (а также при подготовке серьезной военной операции). В какие действия должен был вылиться приказ Жукову «нанести удар по 6-й японской армии»? Открываем 7-ю главу мемуаров Г.К. Жукова «Воспоминания и размышления» и читаем:
«20 августа 1939 г. советско-монгольские войска начали генеральную наступательную операцию по окружению и уничтожению японских войск.
Был воскресный день…
В 6 ч. 15 м. наша артиллерия открыла внезапный и мощный огонь по зенитной артиллерии и зенитным пулеметам противника…»
Но это не значит, что, например, в обед 19 августа 1939-го товарищ Сталин снял трубку телефона и приказал Жукову: «Нападай!» — в условиях, когда ничего еще не было готово, а Жуков «в ответ» тут же приказал срочно подготовить открытие артогня в 6.15 завтрашнего утра. Это совершенно невозможно! Во-первых, если Сталин (из Москвы) позвонил Жукову часов в 12.00, то у Жукова в читинском часовом поясе в этот момент было уже 18.00. И за оставшиеся 12 часов провести всю подготовительную работу невозможно чисто технически. В 18.00 можно только поднять артбатареи на выход в исходный район, из которого занимаются огневые позиции. Причем позиции уже должны быть заранее подготовлены и топопривязаны к картам, основное направление стрельбы и рубежи целей назначены, цели разведаны, выбраны и пронумерованы, снаряды завезены и приведены в окснарвид («окончательно снаряженный» — т. е. навинчены взрыватели), командно-наблюдательные пункты оборудованы, связь проложена, стволы прочищены. И делается это не за один день. Конечно, командиры батарей, выполняя все эти работы, должны были догадываться, куда и как будут стрелять. Они только могут не знать точной даты «времени Ч». Последний момент, когда им надо сообщить, что готовность к стрельбе в 6 утра, — вечер накануне. Ибо им надо будет еще успеть занять огневые позиции орудиями и развернуть стволы в нужное направление. Но это означает, что генералы приняли эту дату еще раньше. Не позже 18.00 накануне (или 12.00 по Москве 19.08.39).
Но чтобы артиллеристы, связисты, пехотинцы, танкисты и другие рода войск в каком-то месте плотно занимались конкретной подготовкой к «времени Ч», их надо сюда привезти, оборудовать землянки (или палатки), полевые склады, заполнить их боеприпасами и прочим необходимым, провести разведку целей и т. д. и т. п. На Халхин-Голе одних только артиллерийских снарядов планировалось заготовить 18 000 тонн! (См. мемуары Жукова.) А еще бомбы для самолетов (6500 тонн), бензин и смазку (15 000 тонн), продовольствие (4000 тонн) и прочее (11 500 тонн). И все это на полевые склады надо было доставить бортовыми машинами и автоцистернами (всего до 4000) по маршруту в 650 км в один конец. При средней скорости 50 км/час (во-первых, дорога грунтовая, во-вторых, снаряды в кузове, а не кирпич!) в одно направление водитель должен был вести машину более полусуток. А поспать он должен? В конечном итоге, как отмечает Жуков, грузы перебросили за 5 дней!
И все это называлось «тщательной подготовкой не позже 20 августа генеральной наступательной операции». И стартовала эта подготовка в начале августа. Причем «в целях маскировки, сохранения в строжайшей тайне наших мероприятий Военным советом армейской группы одновременно с планом предстоящей операции был разработан план оперативно-тактического обмана противника, который включал… [и] вопросы дезинформации и обмана противника с целью введения его в заблуждение относительно наших намерений. Этими мероприятиями мы стремились создать у противника впечатление об отсутствии на нашей стороне каких-либо подготовительных мер наступательного характера, показать, что мы ведем широко развернутые работы по устройству обороны, и только обороны… До 17–18 августа было категорически запрещено выводить войска в [исходные районы]… Сосредоточение войск… и вывод их в исходные районы для наступления были предусмотрены в ночь с 19 на 20 августа… По мере приближения срока начала операции различные категории командного состава были последовательно ознакомлены с планом операции, начиная с четырех и кончая одними сутками до начала боевых действий. Бойцы и командиры получили боевые задачи за три часа до наступления…»
И это не единственный пример длительной подготовки неких событий. Лев Безыменский теме немецкой подготовки плана нападения на СССР посвятил отдельную книгу «Особая папка «Барбаросса». В ней на стр. 196 приводится интересная таблица сроков разработки немецких военных планов 1939–1941 гг. [с некоторыми уточнениями по дневнику Гальдера]:
Кодовое название
Против кого
Сроки разработки
Продолжительность
разработки (месяцев)
«Вайс»
Польша
апрель 1939 — 1 сентября 1939
5
«Везерюнбунг»
Дания — Норвегия
декабрь 1939 — 9 апреля 1940
4
«Гельб»
Франция
сентябрь 1939 — 10 мая 1940
8
«Марита»
Греция
ноябрь 1940 — 6 апреля 1941
7
«Операция-25»
Югославия
27 марта 1941 — 6 апреля 1941
менее 0,5
«Барбаросса»
СССР
весна 1940 (?) — 22 июня 1941
более 12 (?)
И это не все планы, которые разрабатывал немецкий Генштаб в то время. Наиболее известен из неосуществленных — «Зеелеве» («Морской лев»). Но в конце 1940-го — в первой половине 1941-го велись работы и по другим планам, как неосуществленным, так и в какой-то мере реализованным (см. «Военный дневник» Франца Гальдера):
«Феликс» (Гибралтар), «Атилла» (Марокко), «Зонненблюме» (Сев. Африка), «Альпенвейльхен» (Албания), «Зюдвинг» («Южный ветер», Франция — против партизан), «Зильберфукс» («Чернобурая лиса», СССР вблизи Сев. Финляндии), «Хайфиш» («Акула», фиктивно против Англии), «Альбион» (фиктивно против Англии), «Изабелла» (на Пиренееях против Англии), «Меркур» (Крит).
Итак, серьезные военные операции требуют предварительного планирования и технической подготовки. Это игнорировать нельзя. (И необязательно каждый из них будет реализован. Возможна и команда прекратить.) Не обошлось без этого и на Халхин-Голе летом 1939-го. В результате чего 19 августа по телефону можно было только уточнить, все ли готово и, получив ответ, или окончательно подтвердить принятое гораздо раньше решение, или его отменить. Вот отменить можно было! Но может возникнуть вопрос: а для чего тогда нужна была вся эта подготовка? Это что, — шутка? Ради «шутки» перебросить за тысячи километров войска и 55 тысяч тонн разного добра? Чтобы потом все в последний момент остановить? Несерьезно.
Но с другой стороны, а для чего останавливать? Разве японцы сами ушли?
Как известно, японцы тогда сами оттуда не ушли. Пришлось их выталкивать военной силой. Но, строго говоря, (теоретически) могли быть и другие варианты. Например, вместо того чтобы звонить Жукову из Москвы в читинский часовой пояс, можно было бы позвонить в японское посольство где-нибудь 5 августа, пригласить японского посла на аудиенцию к советскому наркому иностранных дел и передать ноту с предложением: или мы вкатываем ваши войска в землю под Халхин-Голом, или они уходят сами. Вдруг согласились бы? И не надо было бы затаривать склады в далекой степи тысячами тонн разного добра.
А если бы они не согласились, тогда как? Заранее раскрыть свои стратегические планы? Тоже нехорошо. И вот тут оказывается важным умение правильно оценить возможное поведение «противной стороны». В смысле — противоположной (т. е. другого «партнера по совместной игре»). И еще более сложной может оказаться комбинация, если в «совместных действиях» задействованы не два участника, а много — как получилось в Европе в 1939 г. в отличие от Халхин-Гола. И у каждого свои цели. Как тактические (близковременные), так и стратегические (на большой срок). В этих условиях не всегда видимые действия означают то, что они показывают. (См. пример Жукова по дезинформации и обману противника на Халхин-Голе.)
С военными действиями понятно. А как быть с политическими? Разве они подготовки не требуют? Например, все ли ясно с причинами подписания 23 августа 1939 г. советско-германского договора? Как пишет Суворов и соглашаются другие авторы (например, Случ), окончательное решение его подписать Сталин должен был принять не позже 19 августа. Точнее говоря, не позже 19 августа его надо было начать отрабатывать. Но означает ли это, что само решение заключить договор с гитлеровской Германией тоже было принято Сталиным 19 августа? Есть доказательства? Нет доказательств. И вряд ли найдутся. Сталин мемуаров не написал. Оценить можно только косвенно по последовательности событий. И начать, видимо, имеет смысл с того, а как объяснялось все это официально?
Официальное объяснение было напечатано в газете «Известия» 27 августа 1939 г. Называлось оно «Интервью главы советской военной миссии К.Е. Ворошилова о переговорах с военными миссиями Англии и Франции»: