– Я, – просто сказала Мелита.
– Он тебя...
– Обратил, – подхватила Мелита, и её голос задрожал. – Кадмил, я не сказала, хотела подождать, пока ты вернёшься, сделать сюрприз, но ты позвонил, и...
Кадмил издал оглушительный ликующий вопль.
– О-хэ!! Да хрен с ними, с сюрпризами, детка! Это же потрясающе! У-ху-ху!
– Да, – откликнулась Мелита, и опять было слышно, что она улыбается. – Это потрясающе. Иначе не скажешь. Представляешь, могу теперь творить иллюзии…
– Как Локсий? Эвге!
– Ну, не как Локсий, конечно, но тоже кое-чего получается. И память стала, как у машины.
– Вот это да!
Кадмил ощутил какое-то странное, незнакомое чувство. Нечто вроде щекотки в самом сердце. Вроде пузырьков воздуха в голове. Такого он никогда не испытывал раньше. Похожее, конечно, было – когда они впервые поцеловались с Мелитой, или когда первый раз взлетел… Но всегда что-то мешало, что-то тянуло к земле. А теперь – нет.
Он был счастлив.
Полностью, совершенно счастлив.
– Но у меня, видишь, теперь дела и ответственность, – говорила Мелита, стараясь быть серьёзной. – Так что, если что-то важное, то можешь мне... Нет-нет, ты прямо вот должен мне сказать. И я слушаю!
– А, – беспечно произнёс полностью счастливый Кадмил, – да ничего особо важного. Совершили с ребятами дворцовый переворот. Арестовали узурпаторшу. Сейчас вот передохнём – и устроим коронацию нового царя. Обычная рутина.
Мелита засмеялась.
– Ты опять спас Элладу, – сказала она.
– Да, я опять спас Элладу, – согласился, ухмыляясь до ушей, Кадмил. – Слушай… Теперь серьёзно. Я тебя люблю. И я счастлив за нас. За вас с маленьким и за себя. Только мне нужна помощь. Надо как-то переправить Эвнику на Парнис…
Он осёкся. «За вас с маленьким»?
– Да, – сказала Мелита, – да. Я тоже тебя люблю. Давай, за тобой прилечу? Я теперь летать умею.
Шрам горящим кольцом охватил горло. По спине побежали огненные мурашки.
– А… ребёнка? – произнёс Кадмил. – Ребёнка Локсий тоже обратил?
– Я потом расскажу, – со старательной беззаботностью сказала Мелита.
– Что… что?
– Я потом расскажу, – повторила Мелита. Беззаботность в её голосе стала окончательно искусственной.
Кадмил ждал, цепенея. Боль стукнула в темя и стала расти, упираясь в висок.
– Ладно, – Мелита вздохнула. – В общем...
– О, проклятье, – сказал Кадмил.
– Да, – сказала она очень спокойно. – Обращение – это метаморфоза всего организма. Очень серьёзные изменения. Ну, ты понимаешь: состав крови, всё остальное. Локсий предупредил, что я его не сохраню.
– И ты...
– И я согласилась, – ему показалось, он видит, как Мелита пожала плечами. – А что делать было? Гляжу – настроение у него хорошее, весь аж лучится, что-то там у них на Батиме вышло, как надо… Ну, я и подластилась. Говорю: мой бог, вы говорили, можно будет... А он глянул так оценивающе, и говорит: можно. Так и быть, уболтала. Мне всё равно новый помощник нужен. Только, говорит, с ограничениями. И плод потеряешь, это наверняка.
– Архидия, – прошептал Кадмил, глядя невидящими глазами в звёздное небо поверх древесных верхушек.
– Ну, и вот, – неловко закончила Мелита.
Ночной ветер зашелестел в лесу, просыпал дождевую влагу с листьев. Сонно тенькнула разбуженная птица, и снова наступила тишина. Только слышался невнятно из дворца голос Акриона.
– Ну ты чего, – сказала Мелита. – Зато какие возможности…
– Это же был наш сын, – перебил Кадмил. – Подождали бы, пока родится. Или дочь.
– Ну конечно, – фыркнула Мелита. – Может, в следующий раз Локсий про меня вспомнит через сорок лет, когда я старухой стану. Если вообще вспомнит.
Кадмил сжал гудящие виски пальцами.
– Ты когда-нибудь слышала, чтобы богини рожали?
– Да, представь себе, богини рожали, – упрямо сказала Мелита. – Я раньше читала про такое, и Локсия тоже спросила. Он сказал, что фертильность после обращения иногда сохраняется. Совсем-то за идиотку не надо меня держать. У Локсия и Орсилоры на Батиме есть сын, ты не знал?
– Нет, – в другое время эта новость взбудоражила бы Кадмила, но сейчас ему было плевать. Кажется, ему теперь вообще на всё стало плевать.
– Кадмил, – сухо произнесла Мелита, – я понимаю, ты переживаешь. Уже, наверное, настроился стать папой, и так далее. Но порадуйся, пожалуйста, все-таки за меня хоть чуть-чуть.
– Я радуюсь, – сказал он. – Только, помнится, ты тоже вроде как настраивалась... стать мамой.
– А стала богиней, – сказала Мелита.
– Да, – согласился Кадмил. – Богиней.
Они замолчали. Дубы прошелестели, потревоженные ветром, и тоже смолкли, будто ждали, что скажут люди. «Лира» потрескивала помехами, исправно передавая тишину на расстояние в полторы сотни стадиев. Как будто для этого требовалось сложное устройство – слышать, как молчит другой человек.
– По-дурацки вышло, – буркнула, наконец, Мелита. – Не надо было тебе вот так говорить.
– Какая разница, как говорить, – сказал Кадмил. – Разве дело в словах... Ладно. Мне идти надо.
– Иди, – сказала Мелита, – раз надо. За тобой вылететь?
– Не стоит, – произнёс он с трудом. – Утром куплю лошадь и приеду. Если вернётся Локсий, передай, что буду к полудню.
– Ладно. До скорого.
– До свидания... моя богиня, – сказал Кадмил.
Помехи затихли. Связь оборвалась.
Кадмил аккуратно сложил антенны «лиры». Не торопясь, спрятал её в сумку и затянул тесемки. Постоял, задумчиво раскачивая ремень, точно маятник в батимских часах. Хотелось швырнуть сумку об стену, чтобы хрустнул и разлетелся на осколки гнусный прибор, похоронивший его счастье. Но «лира» не была ни в чём виновата. И Мелита ни в чём не была виновата. Ни Кадмил, ни Локсий – никто не был.
Просто боги отличались от людей.
Как она гладила живот! Как закрывала глаза, прижимая ладонь к отяжелевшей плоти и ожидая первых толчков! Кадмил старался не слишком обнадёживать Мелиту: всё-таки неизвестно, что будет. Редкий случай, небывалая беременность. Но она уже придумывала имена – отдельно для мальчика, отдельно для девочки. Однажды он ненароком подслушал, как Мелита разговаривала с будущим младенцем.
А самое главное – изменились её глаза. Взгляд порой становился особенным, как у поющих детей, прозрачным, устремлённым в такую даль, куда Кадмил при всём желании не смог бы заглянуть. Она уже любила этого ребёнка, не родив, не увидев.
Что ж, зато теперь умеет летать и творить иллюзии.
Даже если бы плод удалось сохранить – что с того? У Локсия и Орсилоры есть сын. Где-то там, на Батиме. Кадмил всю жизнь провёл рядом с Локсием, и тот ни разу не обмолвился о сыне. Боги устроены по-другому.
«Через пять лет тебе это будет до лампочки, – так он сказал тогда. – Думаю, даже раньше. Потому что ты – бог, а разум бога выше всей этой чепухи».
Боги устроены по-другому. У них белая кровь, они живут по нескольку тысяч лет и проводят время, занимаясь наукой и войной. Тот голос, о котором говорил Акрион в ликейской роще, даймоний – это не божественный голос. Сократ ошибался. Даймоний слышат только люди. Даймоний – правда, которую ты сам знаешь о себе. Правда о том, что такое добро, и что такое зло. Она выше гордости, выше любых убеждений, выше всего на свете, выше самого солнца.
Но разум бога выше правды. Вот и Мелита, став богиней, изменилась. Нет больше той девочки, которая влюбилась и понесла от Гермеса. Меняется любой, в чьих жилах течёт белая кровь. Влага, какая струится у жителей неба счастливых…
«И ты изменился», – сказал Кадмилу голос.
«Да».
«Причём далеко не в лучшую сторону».
«Шёл бы ты, а?»
«Не выйдет. Ты столько бед наворотил, что будешь слушать меня очень долго».
«А вот и нет, – сердито подумал Кадмил. – Я нашёл Эвнику. Скоро Локсий вновь сделает меня богом. И ты исчезнешь».
Голос промолчал. Его предназначение заключалось в том, чтобы отклонять от того, что Кадмил бывал намерен делать, а склонять к чему-нибудь – это он не умел. Не склонял и теперь. Только хранил сдержанное, обвиняющее молчание.
Кадмил закинул сумку за плечо и шагнул обратно в разверстые двери тамбура. Лабиринт дворцовых коридоров принял его в тёмные, душные объятия.
Где же все?
Акрион хотел найти Фимению. Интересно, нашёл ли? Впрочем, вряд ли с нею что-то сталось. Эвника должна была понимать, что робкая младшая сестрёнка – не помеха на пути к трону. Стало быть, ничего плохого Фимении не сделала. Наверняка.
Навстречу Кадмилу по коридору прошёл отряд лудиев. Возглавлял бойцов, как ни странно, Спиро с факелом в руке и с неизменной гадкой ухмылкой на роже. Увидев Кадмила, чернявый паршивец склонился в чрезвычайно почтительном поклоне – ещё чуть-чуть, и пропахал бы носом пол. Кадмил не удостоил поклон ответом.
«А зачем это Локсию обращать тебя в бога, – задумчиво спросил голос, когда лудии скрылись за поворотом, – если у него уже есть ассистентка?»
Кадмил застыл, будто в лесу с разгону попал в густые заросли и завяз в ветвях.
Голос был прав.
Раньше Локсий не спешил превращать Мелиту в богиню из-за того, что отчаянно не желал увеличивать, как он говорил «число потенциальных соперников». Верховному богу был необходим лишь один помощник. Всегда. И, когда Кадмил выказал себя плохим помощником – строптивым, своевольным, с привычкой лезть в государственные дела – Локсий низложил Кадмила до обычного смертного. А взамен взял на побегушки Мелиту.
Второй слуга ему теперь без надобности.
«И подумай, будет ли Мелита, такая, какой она стала сейчас, просить Локсия превратить тебя в бога? – продолжал голос. – Да хотя бы и просила. Локсий вряд ли согласится вернуть тебе способности. Уж больно ты далеко зашёл в своём непослушании. Тебе ведь ясно сказали: сиди и не высовывайся, подумай над поведением. А ты?»
– А я разыскал корень человеческого Сопротивления, – сквозь зубы прошипел Кадмил.
«И что? Будешь дальше из кожи вон лезть, чтобы найти источник алитеи? Давай, старайся. Может, и найдёшь. В таком случае, благодаря тебе у наших хозяев всегда будет вдоволь энергии. Веголья продолжит выкачивать пневму из тирренов, которые ходят в театр смотреть на убийства. Орсилора и Хальдер смогут без помех плести интриги на Батиме. Тысячи людей-заговорщиков погибнут. А тебе за это лет через двадцать снова разрешат летать в душном костюме, выполняя хозяйские прихоти. Великолепный план, дружище Кадмил. Надёжный, как клепсидра».