«Что за ерунда. Общение со мной еще никому психику не улучшило».
Или в глубинах ее души происходит нечто более важное, но незаметное? Может быть, его присутствие рядом с ней каким-то образом, которого он не мог понять, спровоцировало некий катастрофический крах ее способностей, как последний безумный рывок к Вершине?
Бедект вспомнил слова Моргена, что Отражения никогда не показывали ему его собственного будущего, и спросил:
– А свое будущее ты там видишь?
– Никогда.
Бедект вздохнул. Возможно, если он спасет того треклятого пацана, у той, кто, по мнению Цюкунфт, живет в зеркале, появится больше охоты помочь ему.
– А ты сама как думаешь, что нам стоит делать? – с любопытством спросил он.
– Нам стоит, по крайней мере, попытаться.
Он не стал выяснять почему. Цюкунфт уже поделилась с ним великой банальностью, в которую верила – сама попытка важнее, чем выигрыш. Что за несусветное дерьмо. Любая попытка, заканчивающаяся неудачей, являлась провалом – ни больше ни меньше.
«Какая забавная философская концепция сварливых стариков, так ведь, старик?» – раздался в его голове насмешливый голос Штелен.
Бедект хмыкнул.
«Просто дам ей то, что она хочет, и тогда мы сможем вернуться к плану».
– Куда направляется пацан?
В ответ она улыбнулась печальнее, чем он ожидал:
– На восток. Завтра мы догоним его.
– Мы идем на восток, Говна Кусок, – сказал Бедект.
– Извини?
– Разговариваю с моей лошадью.
Бедект развернул Говна Кусок. Цюкунфт последовала за ними, причмокивая губами и понукая лошадь, пока снова не оказалась рядом с Бедектом.
– Я тут подумала, надо бы мне переименовать лошадку свою, – сказала она.
– Поздно, – ответил Бедект.
Солнце село, и небо заволокло тучами. Температура упала. Бедект объявил привал. Пора разбить лагерь, заявил он.
– Принеси дров для костра, пока я…
– Нет, нет, нет, – Цюкунфт почти испуганно попятилась. – В поваленных деревьях живут всякие извивающиеся твари, – произнесла она так, как будто это все объясняло.
Бедект пожал плечами и принес дрова. Вернувшись, он бросил их к ногам Цюкунфт и помассировал свою поясницу.
– Ты можешь сложить их для костра?
– Они грязные, – она протянула к нему свои изящные руки, растопырив чистые пальцы. Как будто это его волновало!
– Не могла бы ты разбить лагерь, пока я разжигаю огонь? – спросил он.
– Конечно. А как разбить лагерь?
– Ищи камни, твердые обломки и убери их с тех мест, на которые мы постелем скатки.
– Скатки?
Бедект вытащил из ее седельной сумки скатку и бросил к ее ногам.
– Она выглядит ужасно тонкой, – заявила Цюкунфт.
– Она достаточно теплая.
– Я легко мерзну.
Бедект безразлично хмыкнул.
– Я разведу костер. Если ты сможешь поддерживать огонь, пока я охочусь…
– Не утруждайся. Ты никого не поймаешь. Сегодня вечером мы съедим ту еду, которую ты купил.
– Откуда тебе знать…
Цюкунфт посмотрела на него, как на умственно отсталого.
Ворча, он принялся разводить костер. Когда пламя разгорелось, он извлек провизию из своих седельных сумок и поделился ею с девушкой.
Они ели молча. Цюкунфт наблюдала за Бедектом сквозь языки пламени, он же не обращал на нее никакого внимания. Она не то чтобы ела, а так, поклевывала. Бедект, осыпая брюхо крошками, вдруг задумался, а не разделяет ли она – до некоторой степени – одержимость Моргена чистотой. Покончив с ужином, она довольно рыгнула и ухмыльнулась Бедекту.
– Холодает, – сказала она, обхватив себя руками и резко вздрагивая.
– Так и есть.
– Эта скатка выглядит довольно тонкой, – повторила она.
– Так и есть.
Они могли себе позволить только такие одеяла.
– Мы могли бы укрыться одним, – сказал Цюкунфт. – Так будет теплее.
– Я что-то не наелся, – сказал Бедект и поднялся. Измученные артритом колени привычно хрустнули. – Пойду посмотрю, не смогу ли я найти кого-нибудь и убить.
Он ушел в ночь, не оглядываясь.
– Развлекайся, – сказала она ему вслед, и ее мягкий голос подозрительно подрагивал, как от сдерживаемого смеха.
Бедект не нашел никого, кого можно было бы съесть, но все равно кого-то убил. На обратном пути в лагерь он споткнулся и упал на лук, сломав его.
Глава восьмая
Древние короли и королевы – те, кто правил до возвышения Меншхайт Лецте Империум – похоронены в гробницах, облицованных золотом и доверху заваленных драгоценностями. Их личную гвардию, любимых слуг, собак и лошадей похоронили вместе с ними, чтобы они могли служить и развлекать своих владельцев в Послесмертии.
Правят ли эти владыки там до сих пор?
Морген, самодовольный паршивец, откинулся на спинку стула и сказал:
– Тебе лучше взять мечи.
Вихтих сгреб со стола свои парные клинки, и Морген исчез. Вихтих, не желая показывать своего удивления, приподнял бровь, оглядел таверну. Мальчик мог быть богом, но не смог удержаться от попытки пустить пыль в глаза. О боги, он хотел произвести впечатление на человека, который…
«Здесь стало светлее, что ли?»
Вихтих сморгнул и повернулся к барной стойке. Парня за прилавком он не узнал. Неужели бармен сменился, а он и не заметил?
К его столику подошла барменша, молодая и хорошенькая. Лицо ее было щедро усеяно светлыми веснушками, глаза – голубыми. Он захотел воспеть ее глаза в поэме. Ее грудь – тоже.
– Принести тебе кружку пива? – спросила она.
Ее взгляд зацепился за него, стал оценивающим.
Вихтих блеснул своей лучшей улыбкой, той, которая заставляла сердца женщин таять, а мужчин – разбивать ему лицо. Из всех его многочисленных улыбок эта была, безусловно, его любимой.
– Пожалуйста. И как тебя зовут?
– Рейниген, – ответила она и умчалась, тряхнув золотисто-каштановыми волосами.
«Она намного приветливее, чем…»
Вихтих порылся в памяти. Безуспешно.
«Как бы ее там ни звали».
Смерть и впрямь превратила некоторых людей в бледные тени себя самих.
Золотые волосы. Голубые глаза.
Вихтих окинул взглядом других посетителей таверны. Они казались счастливыми, толстыми и преуспевающими.
«Что-то здесь…»
Рейниген принесла ему кружку янтарного эля с высокой шапкой пены и поставила ее на стол перед ним. От девушки пахло свежеиспеченным хлебом, пивом и душистым мылом, и ему так захотелось ей присунуть, как никогда еще не хотелось с тех пор… с тех пор, как он умер.
Вихтих поймал ее руку в свою, ласково провел кончиками пальцев по мягкой коже. Поднес к носу, глубоко вдохнул ее запах, закрыв глаза от удовольствия. Ее рука была теплой, и он чувствовал биение ее сердца.
– Чем могу помочь? – спросила она, не предпринимая никаких попыток отнять руку.
– Ты живая, – изумленно произнес Вихтих. – Такая живая!
Он схватил кружку и одним глотком осушил ее, а она наблюдала за этим своими удивительными голубыми глазами.
– Вкус, – сказал он, швырнув пустую кружку на стол. – Настоящий вкус!
Вихтих облизал губы.
– Еды. И еще пива.
Она вежливо кашлянула, и он понял, что все еще держит ее за руку.
Он отпустил ее.
– Извини. Как ты говоришь, тебя зовут?
– Рейниген, – ответила она.
– Конечно.
Она ушла за его заказом, а Вихтих провел пальцами по столешнице, ощутил текстуру дерева. Он глубоко вздохнул, наслаждаясь ароматами общего зала таверны. Пиво, пот, запахи с кухни, дым и кислое дыхание одни боги знают сколько уже заглянувших сюда посетителей. Это был прекрасный, самый удивительный аромат. Он представил, как уткнется лицом между ног служанки; о, какие запахи он ощутит там! Ноздри его затрепетали при этой мысли.
«Я понятия не имел, что быть живым – это так здорово!»
Все это – запахи и цвета, каждое ощущение – раньше он воспринимал их как должное.
«Больше никогда!»
Он перепробует и насладится всеми удовольствиями, которые могла предложить жизнь.
«Одни боги знают, когда я могу умереть снова».
А смерть была дерьмом.
На этот раз он не растратит свою жизнь на погоню за глупыми целями.
Когда служанка вернулась с тарелкой еды и еще одной кружкой, он набил живот до отказа и просмаковал каждый глоток эля. Наевшись до отвала и почувствовав себя переполненным, он откинулся на спинку стула и задумался о будущем. Слишком долго он откладывал на потом самое важное. Нужно будет найти свою жену. Живет ли она по-прежнему в Траурихе? Скорее всего. И Флух, его сын. Нужно снова увидеть своего сына, подержать не по годам развитого карапуза на руках и ощутить этот незабываемый детский запах.
«Он уже не младенец».
А и точно. Вихтих бросил их почти пять лет назад. Флух теперь уже маленький мальчик, который наверняка вечно вляпывается в мальчиковые неприятности. Вихтих усмехнулся при этой мысли.
«Из меня получится замечательный отец».
Только тот, кто побывал на том свете – и вернулся, – смог бы привнести в отцовство те смыслы, которыми его наполнит Вихтих. Больше никакой погони за мечтой, никаких жалких преступлений. А Морген пусть ебет свиней. Да, Бедект бросил Вихтиха, и пусть эта рана еще саднила, но она уже не имела значения. Вихтих теперь был богат. Он вернется к своей семье преуспевшим человеком. Его жене придется признать, что он был прав – с самого начала.
Торжествующе улыбнувшись, Вихтих потянулся за мешочком с монетами.
Его не было.
– Дерьмо, – сказал он.
«Маленький ублюдок как-то обвел меня вокруг пальца».
Но как и зачем? Он должен был понимать, что Вихтих, вернувшись к жизни, очень скоро обнаружит пропажу. Чего же тогда хотел бог? Рассчитывал ли, что Вихтих все равно отправится на поиски Бедекта и убьет его? С чего бы это? Ему не заплатили. Не важно, что он сразу решил кинуть пацана, это не имело значения.
С какой бы стороны Вихтих ни смотрел на произошедшее, никак нельзя было понять, какую же выгоду извлек из этого Морген. Разве что…