«Как-то слишком дерьмово, поздно думать об этом сейчас».
Бедект начал пробираться между столами к противникам, не сводя глаз с этой троицы. Он ничего не сказал; за него будет говорить топор.
Двое других вышли на свет, и Бедект понял, что так напугало крестьян. Оба были Падшими, их плоть кишела паразитами. Кожа на лицах шевелилась из-за множества проползавших в прогрызенных в ней ходах жуков. Они тоже вытащили мечи, такие же, как у зеркальщика.
– Единый Истинный Бог говорит, что мы должны отправить тебя в Сонм, – сказал худой. Трое разошлись, чтобы не мешать друг другу. – Он сказал, что ты обнаружишь сообщение, которое мы оставили для тебя, и придешь.
Личинка выползла из носа одного из Падших и упала к его ногам. Все трое сбросили плащи, под которыми обнаружились одинаковые хауберки. Воины выглядели очень уверенными в себе.
«Они меня поджидали».
Ярость утихла, сменившись холодным расчетом. Цюкунфт намеренно заманила его в ловушку или это дело рук того, кого она видела в своем зеркале? Важна ли разница?
Бедект остановился, положил изувеченную руку на спинку тяжелого деревянного стула и стал ждать.
Жрец посмотрел мимо Бедекта – на дверь.
– А где Величайший Фехтовальщик в Мире?
Бедект убийственно усмехнулся. Их тупой бог сказал им, что он все еще путешествует вместе с Вихтихом? Значило ли это, что Цюкунфт невиновна? Неужели тут скрытно присутствовала еще какая-то сила, управляя им из-за кулис?
Трое жрецов остановились в ожидании. Наконец один из них произнес:
– Он должен быть здесь.
Зеркальщик жестом оборвал его. Вся троица на глазах начала лишаться своей уверенности.
– Ребенок был для тебя, – сообщил худой, явно в попытке вернуть себе контроль над происходящим. – Ты узнал эту сцену?
Он двинулся на Бедекта, остальные крадучись, с мечами на изготовку, последовали за ним.
– Правильно ли мы все обставили? Переломанные кости?
«Вы обставили все правильно».
А сейчас они все за это заплатят.
– Этот Геборене…
Бедект швырнул стул в зеркальщика и сам кинулся следом, махнув топором в сторону ближайшего Падшего. Мужчина поднял меч, чтобы защититься, и топор Бедекта переломил его, как травинку. Удар рассек Падшего от плеча до грудины. Волна личинок, жуков и червей выплеснулась из зияющей раны и, шевелясь, упала на пол у ног противника. Падший споткнулся, поскользнулся ногами в пролитой крови и ползающих насекомых и упал замертво, его череп ударился о камень со звуком, похожим на звон далекого церковного колокола.
Бедект развернулся, чтобы встретиться лицом к лицу со вторым Падшим. Боль в животе, прямо под ребрами, ожгла его.
«Ты становишься слишком медленным, старик».
Бедект попятился, прижав к боку изувеченную руку. Кровь толчками выплескивалась на пальцы с каждым ударом сердца. Он не осмелился даже взглянуть на рану, чтобы оценить повреждения.
Падший надвигался на него, безумно рыча и скалясь так, что стали видны десны, кишащие бледными личинками. Лицо его перекосило от ярости, кожа продолжала шевелиться из-за извивающихся изнутри паразитов. Блестящий белый червь выскочил из-под нижнего века, промяв глазное яблоко, и остался лежать на щеке, прилипнув к ней.
– Без Мечника, – прохрипел Падший, окатив Бедекта своим гнилостным дыханием. – Ты – ничто.
Мужчина сделал выпад. Бедект отбил тонкий клинок топором, отступив и скрежеща зубами от боли, разрывающей его бок. Он не слышал бульканья при вдохе – это могло значить, что легкое не задето. Бедект молился, чтобы это так и было.
«Для легких удар пришелся низковато, старик. Он вогнал сталь тебе в живот».
Падший наступал, едва слышно бормоча насмешки.
«Проклятый идиот. Вышел против троих один!»
Возможно, предположение, что он снова окажется в Послесмертии лет через пятнадцать, было немного слишком оптимистично. Зеркальщик выбрался из-под стула, который в него бросил Бедект, и по широкой дуге начал обходить противника с фланга.
Бедект пихнул в промежуток между собой и Падшим другой стул, и тот с презрительным смехом отшвырнул его. Топор налился тяжестью и висел в опущенной руке, едва не царапая пол.
«Почему я здесь? Как я позволил этому произойти? Проклятый список вещей, которых я не буду делать. Но в нем ничего не говорилось о том, чтобы носиться туда-сюда, пытаясь спасти каждого проклятого ребенка на планете, гонимым чувством вины за…»
Вина. Бедект рассмеялся, покачав головой, а Падший растерянно нахмурился. По-видимому, когда тот, кого ты собираешься прикончить, смеется вместе с тобой, это несколько портит всю забаву. За Бедектом тащился широкий кровавый след. Он не мог вспомнить, когда в последний раз так сильно истекал кровью. Даже в Зельбстхасе, когда они столкнулись с той мерере, охраняющей покои Моргена…
В этот момент размышления Бедекта прервал грохот распахнувшейся двери. Краем глаза он увидел Цюкунфт, промокшую до нитки, – рубашка и юбка облегали каждый изгиб ее тела. За поясом у нее висел тонкий нож с длинным лезвием. Падший тоже заметил ее, его рот открылся, а глаза расширились от удивления.
Отвлекаться во время битвы – это смерть.
Бедект убил его. Он бросился вперед, взмахнул топором и обрушил на живот – лезвие прошло от пупка до паха. Противник рухнул. Топор застрял в кости и вырвался из рук Бедекта. Бедект поскользнулся в собственной крови, пошатнулся и упал. Жрец Тойшунг тоже прекратил изумленно разглядывать Цюкунфт и бросился к нему; Бедект принялся отползать, на ходу пытаясь вытащить нож.
– Ты – Величайший Мечник в Мире? – спросил зеркальщик, взглянув на девушку и озадаченно нахмурившись.
Бедект засмеялся и тут же оборвал себя – так это было больно. Он чувствовал себя распаханным пополам, кишки были готовы выплеснуться наружу от малейшего движения. Обрубком руки он придерживал внутренности, в другой сжимал маленький глупый нож и, пользуясь случаем, старался отползти от безумца как можно дальше.
Цюкунфт, великолепная и промокшая до нитки, глянула на зеркальщика Тойшунг. Ни тени страха не было в ее глазах.
– Да, – ответила она. – Я.
– Но… Женщина?
Цюкунфт бросила на него сердитый взгляд, сверкнув зелеными глазами:
– А почему бы и нет?
Тойшунг пожал плечами, оставил Бедекта и сосредоточился на Цюкунфт. Чуть присев, чтобы быть готовым в любой момент отразить нападение, он двинулся в ее сторону.
– Шрамов нет, – сказал он.
– Нет.
– У тебя и меча нет.
– А мне он и не нужен.
Бедект протянул руку и ухватился за край стола. Когда он попытался подняться на ноги, стол, тяжелое дубовое чудовище, обрушился на него.
Цюкунфт убрала волосы с глаз мокрой рукой. Она выглядела готовой к бою и совершенно спокойной.
«Ей стоило бы нервничать».
Девушка понятия не имела, в какой опасности находится.
Бедект перекатился на живот и снова попытался встать. Руки и колени скользили по залитому кровью камню.
– Я здесь, – удалось ему выдавить из себя сквозь стиснутые зубы.
Они проигнорировали его.
«Беги, глупая девчонка, беги».
Жрец Тойшунг по широкой дуге подкрадывался к Цюкунфт. Та смотрела исключительно ему на ноги. Ее губы шевелились, словно она считала про себя. Он шагнул вперед, и она вытащила нож из-за пояса. Жрец остановился. Но, заметив, что Цюкунфт не двигается, он шагнул к ней сам.
Бедект ударился о ножку стола, чтобы создать шум, отчаянно пытаясь отвлечь жреца Тойшунг. Оба противника опять не обратили на него никакого внимания.
Жрец сделал финт мечом. Цюкунфт не шевельнулась, казалось, даже не заметила, полностью сосредоточившись на его ногах. Бедект кашлянул кровью и подивился тому, как потемнело вокруг. Он с трудом поднялся на колени. Он увидел, как жрец Тойшунг с невероятной быстротой бросился вперед. Цюкунфт, по-прежнему смотревшая ему на ноги, произнесла:
– Вот.
Жрец Тойшунг насадил себя прямо на нож Цюкунфт. Она не столько ударила его, сколько подставила клинок, чтобы он смог вогнать его прямо себе в глаз.
Мужчина удивленно хмыкнул и рухнул на пол.
Бедект сделал то же самое.
Глава шестнадцатая
Кто-нибудь помнит Пфайлмахера? Он писал эти отвратительные книги о твердой реальности, которая не изменяется в соответствии с представлениями людей о ней. Полная ахинея! Я так и написал в своей рецензии, а много, много лет спустя встретил его. На тот момент он был громоздкой тварью, покрытый чешуей как броней, вроде тех болотных чудовищ, которые, кажется, состоят из одних зубов. Он сказал, что отзывы тех, кто сам не написал ничего выдающегося, больше не задевают его, что он привык к непониманию. Я сказал ему, что, по-моему, его вторая книга хуже первой, и он заплакал, и его бронированная шкура стала еще толще.
Стон какого-то несчастного ублюдка вырвал Вихтиха из сна и прекратился в тот момент, когда он открыл глаза. Он не мог пошевелиться, даже голову повернуть.
«Меня парализовало! Эта долбаная лошадь сбросила меня, у меня сломался позвоночник, и я теперь калека!»
Он прикончит эту тварь.
Пальцы ног Вихтиха замерзли. Он пошевелил ими. Затем он пошевелил пальцами рук. В голую задницу впивались песчинки; он лежал на холодном камне.
Вихтих напрягся, чтобы сесть, и ощутил какую-то штуку, которая плотно перехватывала его лоб. Он был не парализован, но связан и беспомощен.
«Что за ерунда?»
Мост. Башня. Все еще слабый после ночного нападения альбтраума, он там свалился с лошади.
Граница Готлоса.
– Дерьмо.
Не о чем волноваться. Он объяснит им, что они ошиблись, и двинется дальше.
«Правда? А в чем они ошиблись? Они думают, что ты работаешь на Геборене, и ты раньше… теперь… какая разница? Ты работаешь не просто на Геборене, а напрямую на их бога».
Ну, или это было раньше. Вихтих был не уверен.
– Но они-то этого не знают.