– Вихтих – в лучшем случае очень слабый гефаргайст, – ответил Бедект и пошел быстрее.
Цюкунфт не отставала.
– А Штелен? Очень слабый клептик? – спросила она. Правильный ответ она знала. – Как тебе вообще удавалось уберечь от нее деньги?
– Мне и не удавалось.
Бедект осознал, что Цюкунфт не составит никаких сложностей двигаться с той скоростью, что он набрал, а вот для него – да; он устанет гораздо раньше, чем она. Он снова пошел медленнее.
– Так что я не верю, что ты в здравом уме, – продолжала она.
Краем глаза Бедект заметил, что Цюкунфт изучающе разглядывает его.
– Тем более, я здесь.
– От тебя есть польза. Ты – часть плана.
– Только и всего? – уточнила она. – Просто часть плана? Это – единственная причина, по которой ты взял меня с собой?
– Да.
Она недоверчиво хмыкнула.
– И это твое решение…
– Какое мое решение?
– Люди не сбегают из Послесмертия.
– Я должен остановить Моргена. Я… Я убил его. Решения, которые принимал я, сделали его таким, каков он теперь есть.
Она пропустила его слова мимо ушей, словно они не имели никакого значения.
– Люди в здравом уме не включают в свои планы друзей, которые будут гнаться за ними по пятам, собираясь убить.
– То, что они будут преследовать меня, не входило в план. Входило только знание, что Морген может послать их по моему следу. С Вихтихом я справлюсь, но Штелен убьет меня за то, что я ее бросил.
– Ты ее покинул, – последнее слово она произнесла со странной интонацией, которую он не смог понять.
«Она сердится на меня за то, что я бросил Штелен?».
Какое ее дело вообще?
– Называй это как хочешь. Ты будешь держать меня на шаг впереди любых преследователей.
Даже предполагать, что ему удастся бесконечно избегать Штелен – безумие чистейшей воды, а если уж Бедект кем-то и был, то человеком в здравом уме.
– Благодаря твоему дару видеть будущее я сам смогу решить, когда и где мы с ними встретимся.
Он надеялся, что этого хватит. И, может быть, мальчик-бог не послал Вихтиха и Штелен, чтобы убить его. Может быть, Морген понятия не имеет, что Бедект сбежал из Послесмертия, намереваясь остановить его в процессе воплощения безумного плана по очищению мира от несовершенства.
«И, может быть, Вихтих станет мудрее, а Штелен простит себя за то, что бы она там ни совершила».
– Тем не менее, – заметила Цюкунфт, – Решения, которые ты принимаешь, безумны.
– Не путай тупость с безумием, – ответил Бедект.
Глава вторая
С каждого поверженного врага забирайте по небольшому амулету. Пальца руки или ноги вполне хватит. Убейте хотя бы одну прекрасную лошадь, пару собак, и всегда держите эти амулеты при себе. ГрасГотт потребуются доказательства ваших побед. Только те, чьи амулеты вы принесете с собой, будут служить вам в Послесмертии.
Морген, Вознесенный бог Геборене Дамонен, смотрел, как Кёниг склоняется перед ним в неловком поклоне. Он был лысым, а череп его был настолько совершенной куполообразной формы, что вызывал у Моргена отвращение. Кёниг разыгрывал перед ним раболепного слугу, но делал это исключительно из страха. Притом скорее всего это был не настоящий Кёниг, а одно из его Отражений, которое вышвырнуло человека прочь из его собственной головы и заперло в зеркале, из которого само вырвалось. Морген ненавидел Отражения. Они были лжецами, все до единого.
Крах – когда-то истинный Кёниг, – наблюдал за происходящим из ручного зеркала. Приятие – один из доппелей настоящего Кёнига – сохранил это зеркало, полагая, что сможет использовать Отражение, запертое в нем, в своих целях. Все доппели Кёнига погибли и рассеялись, Кёниг теперь был не более чем Отражением, а тот, кто был всего лишь Отражением, разгуливал по реальному миру во плоти.
Морген не был уверен, его смешит или печалит тот факт, что новый Кёниг часто совещается с неудачником, заключенным в зеркале.
«Люди не учатся. Они не меняются».
Интересно, это потому, что они не могут, или же им просто никогда не приходило в голову попробовать?
Морген окинул взглядом покои. Не так давно принадлежавшие теократу, теперь они стали его собственными. Пушистые и безвкусные ковры были убраны и сожжены, обнажив голый камень пола; толстые ковры были настоящим рассадником грязи и пыли. Величественные гобелены сняли со стен и бросили в какой-то глубокий подвал. Ничем не украшенные каменные стены были настолько чистыми, что блестели. Морген глянул в верхний угол, в то место, где стена сходилась с потолком, и нахмурился. Не паутина ли там прячется в тени? Если бригады уборщиков в его покоях работают спустя рукава, что же творится в городе? А он должен скоро выйти на улицы. Грязь и халатное отношение к делу – это одно и то же. Идеальный мир будет не так просто создать, но он стоит того.
Он придирчиво осмотрел себя в стоявшем в углу латунном зеркале. Его одежды сияли безупречной, какой может добиться только бог, белизной.
Кёниг сказал что-то о войсках. Морген не разобрал его слов.
– Встань, – сказал Морген.
На самом деле ему было совершенно ни к чему, чтобы Кёниг поднимался во весь рост – тот был высоким ублюдком, – однако ему стало интересно, появилась ли на одеждах теократа пыль после того, как тот подмел пол подолом своего одеяния.
Кёниг распрямился и замер в ожидании, глядя на мальчика-бога. Одежды бывшего теократа оказались чистыми.
«Я не должен чувствовать себя маленьким, не обязан выглядеть как маленький мальчик. Я могу быть кем угодно, выглядеть как угодно».
Морген сделал вид, что не обращает внимания на теократа, и принялся рассматривать свои руки. Обнаруживая там засохшую кровь, он отковыривал ее. Она не была реальна; лишь воплощение его вины. Его рукам не стать чистыми, пока он не выкорчует из себя заразу, что он подцепил, общаясь с Бедектом, Вихтихом и Штелен. Они исковеркали его, испортили невинного мальчика, научили его лгать, обманывать и воровать.
«И убивать. Не забывай о том, что и убивать научили тебя тоже они».
Пытки, которые он испытал, попав в руки последователей Эрбрехена, уничтожили последний шанс Моргена сохранить рассудок. Поработитель пытался сломить его и преуспел, хотя, возможно, и не в том смысле, в каком собирался.
Морген вздрогнул. Он снова ощутил, как нож Бедекта проскальзывает между ребрами и пронзает сердце. Стоило ему вернуться мыслями к тому дню, и тень мучительной агонии приходила вместе с воспоминаниями. Вкус покаяния.
«Я использовал его. Украл его шанс на искупление».
И хотя старый воин погиб вскоре после того, как убил Моргена, Бедект ни разу не попытался воспользоваться своей властью над ним, которую таким образом заполучил.
Почему? Бедекта нельзя было назвать хорошим человеком, даже с большой натяжкой. Почему он до сих пор не нашел применения своей власти над богом Геборене?
Счищая с рук все больше сухой крови, Морген складывал ошметки в карман, чтобы не мусорить. Он отметил, что Кёниг и Крах наблюдают за ним.
«Они ищут что-то, что смогут использовать, любую возможность подчинить меня своим целям».
Истинный Кёниг был могущественным гефаргайстом, его вырвавшееся на волю Отражение не проявило пока ни толики способностей свергнутого хозяина. Неужели ни капли безумия Кёнига не досталось ему? Или же он скрывал эти свои способности от своего бога? Неведение грызло Моргена изнутри, а спросить напрямую он не осмеливался, опасаясь продемонстрировать свою слабость. Кёниг был эгоцентричным ублюдком. И ни одному из Кёнигов не дано быть другим.
– Докладывай, – произнес Морген.
– Войска продолжают прибывать, – сказал Кёниг, быстро поклонившись. – В городе больше нет места. Казармы переполнены. Невозможно содержать их в чистоте.
«Чистота».
Кёниг умело подбирал слова, зная, какой эффект окажут.
«Он пытается манипулировать мной».
Но с какой целью?
– И? – спросил Морген.
Кёниг сглотнул. Несмотря на то, что он возвышался над Моргеном, ему каким-то образом удавалось казаться маленьким и сломленным.
«Это все – чистой воды притворство», – напомнил себе Морген.
– За последние две недели армия увеличилась почти на десять тысяч человек, – сообщил теократ. – Никогда не предполагалось, что городской канализации придется отводить такие объемы нечистот.
– Здесь, в жизни, или в Послесмертии?
Морген мог свободно перемещаться между реальностями исключительно силой своего желания – одно из преимуществ бытия Вознесенных, – но выйти за пределы земель, принадлежавших его церкви, ни в том, ни в другом мире он пока еще был не в силах.
– И там, и здесь.
– Улучши ее, – сказал Морген.
– На это уйдет время. Месяцы. В городе уже… пованивает.
Пованивает. Его город должен вонять дерьмом, лошадьми и людьми в доспехах. Он вспомнил запах Бедекта – смесь прокисшего пота, эля и, скорее всего, никогда не чищенных зубов. И Штелен – она лошадь могла свалить своим дыханием.
– Пусть покинут город, – сказал Морген. – Разбей для них лагерь за стеной.
– А в Послесмертии? – спросил Кёниг.
В мире живых стены Зельбстхаса возвела Эрдбехютер, молодая жрица Геборене родом из одного из племен ГрасМер – камень и почва повиновались ей как ванистке. В Послесмертии работа шла гораздо медленнее, отчасти из-за разницы во времени между двумя реальностями, а отчасти из-за того, что там не нашлось никого, обладающего похожими способностями.
«Мне следует убить ее».
И она тогда смогла бы построить вокруг Зельбстхаса в Послесмертии точно такую же стену. Моргена раздражало, что города в разных реальностях отличаются друг от друга.
Она была чуть старше двадцати. Но для того, чтобы заставить Эрдбехютер использовать ее способности по максимуму при создании стены, Морген нанес серьезный ущерб ее рассудку. Она была уже близка к Вершине.
– Придумай для нее какое-нибудь поручение и отошли ее прочь, – приказал он Кёнигу. – Я не хочу, чтобы ее разорвало где-нибудь рядом с моим идеальным городом и нас всех забрызгало.