«Боги, Вихтих такая задница».
И какая у него была прекрасная задница.
«От нее, наверное, монетки отскакивали бы, если кидаться ими в нее».
Она думала о его широких плечах, и как торс его сужается к тонкой талии, как солнце освещает его каштановые волосы. И как он смотрел на нее своими плоскими серыми глазами каждый раз, когда отчаянно хотел, чтобы она поверила в какую-нибудь глупость. Сколько раз он предлагал ей переспать? Она знала, что каждое такое предложение было всего лишь очередной жалкой попыткой манипуляции, направленной против нее или Бедекта, но все же сожалела, что так ни разу и не приняла ни одного из них, пусть они все и были неискренними. Возможно, он попытался бы использовать ее, но и она использовала бы его на полную катушку.
Кровь у нее начала закипать при всех этих мыслях, и даже ледяной дождь не мог полностью остудить ее.
Все три лошади запрядали ушами.
– Они что-то слышат, – сказала Штелен.
Животные, не прибавляя шага, все потянули вправо.
Лебендих привстала в стременах, чтобы рассмотреть окрестности получше.
– Ничего не вижу… О…
– Что?
– Что-то там есть… – Лебендих взглянула на Штелен, которая уже потянулась за ножами, и покачала головой. – Не такое, – улыбка вспышкой осветила ее лицо и исчезла. – В твоей пустыне бывают оазисы?
Оазисы? О чем она, черт возьми, говорит?
Лошади двигались по извилистому оврагу, залегающему между двумя большими холмами. Камни усеивали глинистые склоны. Копыта чавкали по грязи при каждом шаге. Тут они миновали очередной поворот, и Штелен поняла, что имеет в виду Лебендих. Впереди, в паре сотен шагов, лежало озеро, окруженное рощей, возможно, из десятка вполне здоровых на вид деревьев. Это была первая яркая зелень, которую Штелен увидела с тех пор, как они покинули Зельбстхас.
– Можем укрыться там от дождя, – сказала Лебендих, указывая на деревья. – Переждать его под ними.
– Не похоже, чтобы он собирался прекратиться в ближайшее время.
– Приятно быть сухой, – сказала Лебендих. – Пусть даже и недолго. Мы спешим?
Штелен посмотрела на юг и подумала о Вихтихе. Он все так же опережал их на полдня пути.
«Он тоже движется медленно».
Повернувшись к мечнице, она ответила:
– Не спешим.
Лебендих улыбнулась одними глазами и первой двинулась к озеру.
«Очень приятно быть сухой».
А может, им удастся насобирать достаточно дров на костер. Она хотела убежать от себя, забыть о своих страхах и сомнениях. Забыть об отвратительной статуэтке, своей крохотной копии. У нее аж пальцы зудели, до того ей хотелось ощупать фигурку со всех сторон еще раз.
«Брось ее в огонь».
Ее затрясло от страха при этой мысли.
– Боги, – сказала Лебендих, глянув на нее через плечо. – Ты вся дрожишь!
Спешившись, она подвела лошадь к ближайшему дереву – высокому дубу.
Штелен последовала за ней, скрежеща зубами, чтобы унять дрожь.
– Я в порядке, – сказала она, соскальзывая с седла.
Под деревом действительно не было дождя. Мягкая трава, гипнотически колыхаясь на ветерке, которого Штелен не чувствовала, обнимала ее лодыжки.
Лебендих не обратила внимания на ее слова, извлекла из глубин сумки полотенце и принялась хлопотать вокруг Штелен, как любящая мать. Мечница вытирала ей волосы так же энергично, как и дралась на мечах, гораздо более слабую клептик замотало из стороны в сторону, как куклу.
– А когда вытираешь волосы, всегда покрываешься синяками? – спросила Штелен.
– Заткнись, – сказала Лебендих, работая над особо устрашающим колтуном волос. Наконец она отступила назад и, сдвинув брови, осмотрела дело рук своих.
– Дерьмо.
– Что?
– Я случайно оттерла одно место на твоем лице дочиста.
– О, эт…
Пока Штелен снимала с себя промокшую одежду, оставив только намотанные на запястья самые старые из шарфов, Лебендих набрала дрова и разожгла костер.
Мечница взяла одежду Штелен и кивнула на потрескивающее пламя.
– Садись.
Не дожидаясь, пока клептик выполнит ее команду, она принялась развешивать влажную и потрепанную одежду на ближайших ветвях, торчавших достаточно низко для этого.
Штелен впервые бросилось в глаза состояние собственной одежды, и она поморщилась. Боги, сколько лет было этим кожаным штанам и вот той рубашке?
«Какого цвета она была, когда я украла ее? Пурпурная?»
Она вспомнила, что думала тогда – сочный цвет рубахи отвлечет внимание от ее бледно-желтого лица. Теперь рубашка приобрела ровный серый цвет, вокруг подмышек переходящий в темно-зеленый. Давно пора было украсть еще одну.
Лебендих сняла с себя мокрую одежду и села рядом со Штелен. Мечница протянула руки к огню, широко растопырив крепкие пальцы. Ее мечи лежали в ножнах у ее ног, в пределах досягаемости.
– Тепло здесь.
И правда. Теплее, чем ожидала Штелен.
– Деревья, должно быть, защищают нас от ветра.
Лебендих кивнула, наблюдая, как Штелен неловко пытается выжать воду из множества шарфов, свисающих с ее запястий.
– Тебе будет проще это сделать, если ты их снимешь.
Штелен сложила руки на груди, стараясь спрятать шарфы от ее взгляда.
– Нет.
– Извини, – сказала Лебендих и снова сосредоточила все свое внимание на пламени.
«Дерьмо. Я причинила ей боль».
Лебендих тысячу раз видела эти шарфы и никогда не говорила ничего насчет них. Штелен облизнула губы, пытаясь понять, что стоит сказать, и изо всех сил стараясь не обращать внимания на ту часть своей души, которая вопила изо всех сил: «Они мои мои они мои!»
– Это всего лишь шарфы, – сказала она, зная, как жалко прозвучала эта ложь.
– Некоторые из них выглядят новыми, – сказала Лебендих.
Она закрыла глаза и растянулась на траве, наслаждаясь теплом костра.
Штелен уже не было так тепло. Уют маленького оазиса развеялся, и она снова ощутила сырой ветер, гулявший в мире снаружи. Она вздрогнула и крепче стиснула руки, хотя Лебендих уже не смотрела.
«И как она может чувствовать себя здесь так уютно?»
– Ты забрала кое-какие из них из той заставы на границе? – спросила мечница.
Штелен уставилась на Лебендих.
«Не спрашивай меня об этом. Ты не можешь спрашивать. Ты знаешь, что не надо спрашивать».
Почему именно сейчас?
Довольная улыбка осветила крупные черты лица Лебендих, словно она грелась на солнышке.
– Ты снимаешь их с мужчин или с женщин? Или с тех и с других? Что они значат для тебя?
Что-то блеснуло в руке Штелен. Так это же ее собственный нож. Она отвела взгляд от лезвия и сосредоточилась на подруге.
«Она сейчас беспомощна».
Убить ее сейчас будет раз плюнуть.
«Она снова станет моей. Истинно моей, ее снова свяжет Кредо Воина».
Лебендих никогда не услышать ее шагов. Штелен умела убивать безболезненно, так же, как и наносить тяжелые раны, после которых придется мучаться еще несколько дней, прежде чем умереть.
«Она ничего не почувствует».
– Я заметила, – продолжала Лебендих, все еще с закрытыми глазами, – что новые шарфы появляются и исчезают. Но есть один, выцветший и распадающийся на куски, что неизменно с тобой.
«Бедект никогда не спрашивал о шарфах».
За все годы, что они путешествовали вместе, он ни разу никак не обозначил, что вообще в курсе их существования. Вихтих мог подразнить ее насчет них, но даже он знал, что этой темы лучше избегать.
Обнажив зубы в бешеном оскале, Штелен стояла над Лебендих.
«Спроси меня про этот шарф. Давай, спроси».
Нож в ее руке стал горячим.
«Мне это нужно».
Ей нужно было украсть, взять то, что ей не принадлежит, и завладеть этим. Полностью. Ей нужна была кровь.
«Она ковыряется в твоем прошлом, в твоих самых глубоких ранах. Мы могли бы спокойно общаться, но она не хочет этого. Она ворует у тебя твое прошлое».
– Никто не ворует у меня, – прошептала Штелен.
– Хммм?
Штелен сморгнула. Посмотрела на нож в своей руке. Лезвие его находилось на волоске от горла Лебендих. Она сидела на корточках рядом с Лебендих. Волосы на руках Штелен встали дыбом, ее бледная плоть покрылась мурашками. Пребывая в блаженном неведении о том, как близка была к смерти, Лебендих дышала медленно и глубоко, словно наслаждаясь ароматами, которых Штелен не ощущала.
«И как она может чувствовать себя здесь так уютно?»
Она чувствовала холодный влажный ветерок на своей коже, но трава под деревом не колыхалась. Она вся склонилась в одну сторону – в ее сторону. Глянув в другую сторону, Штелен увидела, что трава там тоже словно бы тянется к ней. Она убрала руку с ножом от горла Лебендих и прижала лезвие к своей руке. Трава пошла волнами в ее сторону.
«Этого не хватит. Резать себя – это не выход. Уж ты их нанесла себе достаточно, чтобы знать это».
Она уставилась на руку, настолько испещренную шрамами, что она уже не могла вспомнить, какие из них она сама себе нанесла. Этого никогда не хватало. Если резать себя, это приносит облегчение, но лишь временное. Она давно отказалась от этого способа. Резать других – и то лучше.
«Твое горло. Сделай это правильно. Сделайте это прямо здесь, и освободишься от этого всего. Навсегда».
Сделай это здесь. Трава снова пошла волнами, словно пытаясь вырваться с корнем и подползти к ней. Здесь.
«Это должно произойти здесь».
Штелен поднялась на ноги и полоснула ножом по предплечью, сделав длинный разрез.
Она сморгнула и снова оглядела поляну.
– А где лошади?
Кровь текла из ее руки, а трава под ней извивалась, словно боролась с падающими каплями.
Лебендих пожала плечами:
– Они, наверное, пошли к озеру напиться.
Холодный укол ярости вонзился в затылок Штелен.
«Тупая шлюха!»
Вместо того чтобы выпустить кишки Лебендих, она снова порезала себя, еще один длинный порез.
– Ты их не стреножила?
– Они не уйдут.
Мечница была права. Укрытие, вода и трава. Лошади не уйдут отсюда. Взглянув на Лебендих, она увидела, что трава рядом с мечницей тоже вся тянется к ней. Ближайшие травинки ласкали ее кожу. И там, где они ее уже касались, Штелен увидела тонкие алые полоски.