Тишина взорвалась криками, люди загудели, как потревоженный улей, и поздравляли его, и проклинали, и предлагали пиво и секс.
«Вот оно. Вот мое место, место, где я должен находиться».
Он пил любовь толпы, плавал в восхищении, вдыхал поклонение. Затем он ползал на четвереньках в куче внутренностей и собирал деньги с тел поверженных врагов. Рана в лице зияла, располосованный рот и губы трепыхались на ветру, как потрепанные концы изношенных штор.
«Когда я встречу этого высокого ублюдка в Послесмертии, я убью его снова».
Рот внутри ощущался ничуть не лучше, чем снаружи. Многие зубы и с верхней, и с нижней челюсти куда-то делись. Или сломались и торчали под странными углами. Кровь хлестала из него так сильно, что это даже пугало. Грудь стала скользкой от крови. Простыня на бедрах – да каким чудом она все еще удерживалась на нем? – раньше испачканная чем-то желтым, теперь вся стала красной.
Собрав с тел все деньги, Вихтих поднял меч низкорослого противника. Меч верзилы был слишком длинным, чтобы пригодиться ему. Он и сам не знал зачем, но он хотел, чтобы у него было два меча. Какое-то напоминание о его совершенстве, идеальности и симметрии, которых он лишился – вот что ему было нужно. Ближайший зевака помог ему подняться на ноги. Вихтиха шатало как пьяного.
– Отведи меня в таверну, и я куплю тебе выпивку, – сказал он.
Или что-то вроде этого, что сумел изобразить своими располосованными губами, брызжа слюной и кровью. Мужчина понял его и помог добраться до ближайшего заведения, где и усадил на табурет у барной стойки.
Вихтих звякнул о стойку мечом и монетами, чего должно было хватить на несколько порций выпивки им обоим, а затем сгреб мужчину за рубашку на груди. Он пристально уставился на него плоскими серыми глазами, пряча боль под бравадой и страхом показать слабость.
– Приведи мне хирурга, и получишь еще.
Мужчина кивнул и исчез за дверью таверны.
Он выпрямился и принял свою лучшую царственную позу – Величайший Фехтовальщик в Мире в кругу своих верных последователей. Вихтих попытался поправить рубашку, но вспомнил, что из одежды у него имеется лишь окровавленная простыня вокруг бедер. Навалившись на стойку всем телом, он махнул бармену.
– Эль, – сказал он.
– Все, что у нас есть, – это потатовка.
– Прошмандовка?
– Очищенная самогонка из картофеля.
– Хорошо.
Он словно бы уже вел этот разговор. Вихтих отмахнулся от этой мысли. Когда принесли напиток, он не столько выпил его, сколько бросил в рот. О решении он тут же пожалел. Ощущение было такое, словно кто-то облил его лицо маслом для ламп и поджег.
– Повтори, – произнес он. Рассеченный рот превратил слово в невразумительный всхлип. Вихтих увидел свое отражение в грязном медном зеркале, висевшем за барной стойкой. Лицо было рассечено от правого уха через губы и до левой стороны подбородка. Вытерев кровь, Вихтих увидел в ране молочно-белое пятно. Уже на излете меч того верзилы разрубил плоть до кости.
– Ну не красавчик ли я? – осведомился он в воздух, засмеялся и свалился с табурета. Когда ему удалось вскарабкаться на него обратно, в баре повисла зловещая тишина, и Вихтих обнаружил себя в фокусе молчаливого внимания всех собравшихся.
– Что такое? – В его исполнении это прозвучало скорее как «штошакое».
В дверях таверны стоял молодой и мускулистый мечник. Он во все глаза смотрел на Вихтиха. Тот отвернулся. Следующая порция пойла уже ждала его на стойке. Он забросил его в рот и зашипел от боли, забрызгав бар россыпью алых брызг. Глаза Вихтиха наполнились слезами. Он рассмеялся – а разум его рыдал, не в силах принять то, что с ним произошло.
– Ты, – молодой мечник зашагал к Вихтиху. – Ты убил Арга Гросса?
Вихтих понятия не имел, что несет этот придурок.
– Уходи. Я занят. – Новая россыпь красных брызг украсила стойку.
Мечник подошел к Вихтиху и, ухмыляясь, встал рядом с ним.
– Я убил десятки Величайших…
Вихтих сгреб меч со стойки и зарубил его. Тело рухнуло вместе с застрявшим в нем мечом. Вихтих, взвесив все, решил, что, если он слезет с табурета, чтобы вернуть оружие, забраться обратно он уже не сможет. Он забросил в глотку еще одну порцию обжигающей боли. Боль не давала ему отключиться, боль означала, что он еще не умер.
Вернулся человек, которого Вихтих послал за хирургом. Врач оказался стариком, на вид – еще более пьяным, чем Вихтих. Вихтих расплатился с доброхотом, а оставшиеся монеты бросил в трясущиеся руки хирурга.
– Заштопай, – он указал на свое лицо.
Тот жестом, удивительно ловким для человека, который явно редко просыхает, перехватил руку Вихтиха. Аккуратно держа его запястье, он поднес кисть Вихтиха к носу и осторожно понюхал. Нос его, весь в багровых прожилках опытного пьяницы, сморщился от отвращения.
– Рана гниет, – сказал он.
Врач уставился на Вихтиха, проморгался, чтобы сосредоточиться, и спросил:
– Есть комната?
Вихтих взял у него пару монет и бросил их трактирщику.
– Теперь есть, – он ухватился за плечо пьяного врача. – Тебе придется помочь мне.
Трактирщик указал им номер, и Вихтих с хирургом, прижимавшим к груди бутылку потатовки, принялись подниматься по короткой крутой лестнице, спотыкаясь и опираясь друг на друга. Мечник не был уверен, кто из них кого тащит на самом деле.
В номере хирург усадил его на видавший виды стул и достал из сумки различные инструменты. Вихтиху они напомнили приспособления, которыми пользовалась Шниттер, разве что орудия кёрперидентитетки были гораздо чище на вид.
Хирург плеснул в лицо Вихтиха потатовки, прежде чем мечник успел пояснить, что он успел сделать это много раз еще в общем зале, и сам основательно приложился к бутылке. Вихтих тем временем пытался проморгаться. Пойло угодило в глаза, их щипало, и слезы лились ручьем.
– Готов? – спросил старик.
– Да, – солгал Вихтих.
Рыгнув и обдав Вихтиха кислым духом, старик принялся за работу. Сначала он длинными стежками зашил губы Вихтиха. Каждый укол иглы словно когтями разрывал реальность, в которой Вихтих привык жить. Лишиться уха было плохо, но это…
Если он лишится своей красоты и физического совершенства, кем он станет тогда?
Вихтих хотел спросить у хирурга, чего стоит красота, но старик велел ему заткнуться.
Наконец, завязав концы нити, хирург откинулся назад и осмотрел свою работу, кивнув, видимо удовлетворившись результатом.
– Какое-то время не говори, – сказал он.
– Задница, – немедленно опробовал свои губы Вихтих.
Они ощущались как две дохлые кошки, которых кто-то пришил к его лицу. Он рассмеялся, хирург озадаченно посмотрел на него.
«Морда у тебя, как кот насрал».
Так Штелен всегда говорила Бедекту, когда по лицу старого поганца становилось ясно – он что-то задумал.
Старик пожал плечами и взялся за повязку на левой руке Вихтиха. По ходу дела он цокал языком, хвалил того, кто делал перевязку, и последними словами ругал его же за то, что рану зашили, не промыв. Когда он снял последний слой марли, кислый запах инфекции шибанул в нос Вихтиху и заполнил собой всю комнату. Мечник сплюнул горькой желчью и отвернулся, боясь даже посмотреть на рану.
Хирург принялся за дело – он срезал мертвую и гнилую плоть. Вихтих то проваливался в забытье, то выплывал из него. Старик часто прерывался, чтобы влить потатовку себе в глотку либо плеснуть ее же на рану Вихтиха. Наконец он пожал плечами и сообщил: на руке Вихтиха (что бы от нее ни осталось) гнили больше нет. После чего он зашил рану толстым кетгутом. К тому моменту, когда хирург занялся раной на ноге, мечник уже ничего не чувствовал благодаря потатовке и напевал себе под нос песенки, которые помнил с детства.
Вот как же так – много лет он посвятил стихосложению, а теперь не мог вспомнить ни одной своей поэмы? Самые известные из них он даже записал. Интересно, жена сохранила эти записи, как память о нем, или давным-давно выбросила их в порыве гнева?
«Женщины так непредсказуемы, – подумал он. – Но именно за это мы их и любим».
Штелен. Вот уж воплощение непредсказуемости. Значило ли это, что он любил ее всем сердцем? Как умозаключение, это имело смысл, но на практике Вихтих в этом сильно сомневался. Кто, черт возьми, смог бы нормально относиться к этой кровожадной суке? Но кто-то же смог. Он вспомнил, как Лебендих смотрела на клептика. Штелен убила мечницу, и все же та оберегала свою убийцу.
«У Лебендих должен быть план жуткой мести».
Это было единственное разумное объяснение.
Разумное, ха. Это звучало в данном случае как кощунственная шутка.
Хирург поднялся, прищурился, глядя на результаты своей работы на ноге Вихтиха.
– Готово, – сказал он, потянулся за потатовкой и обнаружил, что бутылка пуста. – Вот ни раньше ни позже!
Вихтих проводил старика взглядом. Пора было решить, что делать дальше. Кровать так и манила упасть на нее. Ему казалось, что если он сейчас ляжет, то может проспать тысячу лет – и все равно проснется усталым. Он поднял руку и уставился на свежие белые бинты на ней. Те, что снял старый хирург, валялись на полу, темные, испачканные и вонючие. Подняв здоровой рукой, он выбросил их в открытое окно. Звуки из зала таверны просачивались сквозь пол, приглушенные, но настойчивые.
«О чем они там говорят?»
Они все еще обсуждают его поединок? Они говорят о нем?
«Я должен знать».
Вихтих сбросил окровавленную простыню, взял с кровати свежую и обернул ее вокруг бедер.
«Вот так уже лучше».
Стиснув зубы, чтобы не стонать от боли, Вихтих на ощупь пробрался к лестнице, одной рукой для верности опираясь на стену. Он спускался медленно и осторожно, не желая испортить свое появление – только не хватало рухнуть перед публикой на покрытое свежими ранами лицо.
При виде него в таверне воцарилась тишина. Он отвесил собравшимся галантный поклон, который был бы еще более выразительным, если бы ему не приходилось здоровой рукой крепко держаться за перила при этом. Зал взорвался аплодисментами, свистом и предложениями купить ему выпивку.