– От сущей ерунды. – И добавил после хорошо выдержанной паузы: – Всего лишь от самой опасной женщины, которую я когда-либо встречал, – он ухмыльнулся, оскалив сломанные зубы, шов на лице опять натянулся. Это было больно, но увидеть, как Опферламм побледнела при этих словах, стоило того.
– И от бога, – добавил он. – Мы должны спасти его от бога.
– Звучит интересно, – сказала Опферламм.
– Моя ученица, – сказал Вихтих, – я вижу в тебе большой потенциал.
– Скоро мы потренируемся драться на мечах?
– Нет.
– Я и в самом деле неплоха, – сказала Опферламм.
– Людям, которые круче тебя, нет смысла пускать пыль в глаза.
Глава тридцать вторая
Считать, что териантропы всегда принимают вид животных, – большое заблуждение. Безусловно, фералы – те, кто трансформируются в животных полностью, – являются наиболее распространенным видом, однако существует еще как минимум пять форм териантропа. Второй наиболее распространенной формой является голова животного на теле человека. Человеческая голова и звериное тело у териантропа является чрезвычайно редким сочетанием, но чем-то из ряда вон выходящим назвать его нельзя. Антропоморфные териантропы, сохранившие человеческое тело, однако имеющие голову и конечности животного, также встречаются довольно редко. Вероятно, самая неправильно понимаемая форма териантропии оставляет несчастному полностью человеческое тело, в котором живет душа зверя. Такие териантропы часто ошибочно определяются как вендигасты, вютенды или даже ванисты.
Ночь опрокинулась на них, как ведро черной смолы. Дождь утих, но не прекратился. Эрдбехютер уже начала думать, что никогда больше не увидит солнца. Ее жреческие одеяния Геборене, первозданно чистые, когда она покидала Зельбстхас, теперь бы никто не узнал. Унгейст ползал по грязи, выискивая в ней камни и отбрасывая их в сторону, чтобы расчистить удобное место для сна. Он выглядел не лучше. На четвереньках, густые волосы забиты грязью и торчат во все стороны, он выглядел как животное. В последние два дня они питались в основном жуками и кореньями, ну и какими-то невнятными корнеплодами, которые удавалось выкопать на полях.
Их отношения, натянутые после отъезда из Зельбстхаса, неловкие после того, как она трахнула его в грязи, в конце концов превратились в кипящую ненависть. По крайней мере с его стороны. Ей не хватало душевных сил, чтобы возненавидеть его; слишком жалким для этого он был.
Унгейст перестал швырять камни во все стороны и уставился на нее голодными, дикими глазами. Когда они покидали Зельбстхас, он уже был на грани; после того, как он освободил всех внутренних демонов из фермеров в той безвестной деревушке, он практически лишился рассудка. О себе самом он совершенно перестал заботиться и только выполнял ее приказы.
«Он больше не полагается на свою способность принимать собственные решения».
Паралич воли, однако, не мешал ему перед выполнением любой поставленной ею задачи хорошенько поныть и покривляться.
Унгейст, растянувшись в грязи, как в самой удобной постели, смотрел в небо.
– Если Драхе сбросит нам корову, – сказал он, – я ее сырую сожру.
Териантроп напоминала Эрдбехютер кошку. Огромную злую кошку. Драхе любила играть со своей едой, ронять ее по нескольку раз, прежде чем несчастной твари удавалось испустить дух. Лошадь, которую швырнули наземь с высоты шагов пяти, издает чудовищный звук.
Унгейст хихикал и ковырялся в струпьях, покрывавших его руки, раздирая раны заново. Он погнался за кроликом, которого вряд ли бы смог поймать, и вломился в кусты ежевики. Теперь большую часть его обнаженного тела покрывали рваные раны. Эрдбехютер смотрела, каким жадным взглядом, облизываясь, он уставился на собственный струп. Она видела, как голод и отвращение борются в его душе. Голод победил. Он съел струп.
Унгейст заметил ее пристальный взгляд и криво улыбнулся.
– Мясо, – сказал он.
«Червяк».
Ей не терпелось увидеть, как он сожрет себя. Он вцепился ногтями себе в грудь, оскалившись от боли, оставляя красные раны на теле.
«Он освобождает других от их внутренних демонов, но его собственные все еще сидят взаперти».
– Глубже, – сказала она. – Рви сильнее.
Унгейст перестал раздирать кожу на груди и тупо уставился на свои окровавленные ногти. Обсосал их, сделав почти чистыми.
«Не почти, а дочиста», – поправила она сама себя.
Он смотрел в небо и стирал с лица дождевые капли, затекавшие в его запавшие глаза. Или же он плакал? Эрдбехютер не могла понять. Он указал на восток, и она увидела чудовищную фигуру. Та решительно двигалась к ним.
– Она летит съесть нас, – сказал Унгейст.
Испуганным он не выглядел. Он даже не приподнялся из грязи, в которой лежал.
Драхе пролетела мимо, на высоте где-то двух человеческих ростов, и мощный порыв воздуха повалил Эрдбехютер в грязь. Унгейст рассмеялся, глядя, как она пытается прикрыться изорванными лохмотьями – все, что осталось от ее одеяния жрицы Геборене, – прежде чем подняться на ноги. Она не обратила на него никакого внимания. Эрдбехютер посмотрела на запад.
– Она что-то видела, – сказала Эрдбехютер, сощурившись и пытаясь разобрать хоть что-нибудь в темноте.
И тут разом все камни, от самых мелких до валунов размером с человека, зашевелились и поползли на запад вслед за териантропом.
– Дух Земли хочет, чтобы мы пошли за ней, – сказала Эрдбехютер.
– Да пошел он сам!
Она снова проигнорировала его слова и двинулась в ту же сторону, что и камни. Булыжник размером с кулак прополз по руке Унгейста. Тот выругался, вскочил на ноги и последовал за ней.
Два гайстескранкена Геборене блуждали в темноте, спотыкаясь и налетая друг на друга, пока Драхе не дохнула на мир ослепительными зигзагами чистого хаоса, на миг осветив его.
– Что за… – сказал Унгейст.
Эрдбехютер тем временем пыталась проморгаться. Образы словно выжгло на сетчатке алым. Ад, вытисненный на стали. Никогда ей не забыть увиденного в этот миг. Она изо всех сил пыталась понять, что же такое она увидела.
«Мир сошел с ума».
– Их здесь тысячи, – сказал Унгейст.
– Это армия Готлоса, – сказала она.
В то краткое мгновенье, когда безумие Драхе осветило мир, она увидела тысячи палаток и людей в них.
«В этом лагере как минимум тысяч пять солдат».
Ни под каким видом Готлосу не удалось бы набрать больше.
«Это должна быть вся их армия. Они готовы воевать и идут на север».
– Они идут на Зельбстхас.
– Король Шмуцих должен быть идиотом, если он считает, что может воевать с Моргеном, – сказал Унгейст.
С этим Эрдбехютер была согласна. Воевать с гайстескранкеном – нет, богом – на его территории, в центре его могущества было безумием. Король Готлоса слыл могущественным гефаргайстом. Возможно, он полагает себя достаточно сильным, чтобы заставить народ Зельбстхаса почитать его, а не их бога?
– Дерьмо, – выругалась она.
– Что?
– Морген собирался повести войска на юг, как только они будут готовы.
– Ну и что?
– План состоял в том, чтобы перебраться в Готлос по мосту, ну у той их захудалой заставы.
– Ну и что?
– Эта застава расположена далеко к югу отсюда. Шмуцих вместе со своей армией решил проскользнуть мимо Моргена. Он нападет на Зельбстхас, пока Морген вторгается в Готлос.
– Это безумие. Даже если так, он все равно не сможет победить.
– Морген не собирается уничтожать Готлос. А Шмуцих сотрет Зельбстхас с лица земли.
– Дерьмо, – Унгейст подковылял к ней, встал рядом. – Это вся готлосская армия там, внизу?
Он не выглядел испуганным. В лучшем случае взволнованным, как будто близость тысяч вражеских солдат будоражила его.
Скалы и камни продолжали катиться мимо Эрдбехютер, двигаясь на стоящую лагерем армию. Послание Духа Земли было однозначным.
Драхе сделала еще один размашистый круг над лагерем, дохнула смертью и безумием на солдат под ней. В отблесках мерцающего света Эрдбехютер увидела, как валуны давят мужчин, женщин и лошадей. Сама земля ожила, чтобы поразить своего врага.
Эрдбехютер заметила, что армия Готлоса встала лагерем рядом с брошенной деревней – десятка или меньше развалюх разных степеней запущенности. Почему-то никто даже не попытался разместиться в них, хотя у пары домишек еще даже были крыши. В целом складывалось ощущение, что армия Готлоса старалась обтечь это место по широкой дуге, хотя отсюда она не могла заметить никаких причин, по которым этого места следовало бы избегать.
«Это место… с какой-то историей, вот что», – решила она.
И снова ей пришли на ум слова Краха, Отражения Кёнига: «Ты должна оставить за собой выжженное пепелище».
Выжженное пепелище. Сам Дух Земли ополчился на врагов Зельбстхаса. Колени Эрдбехютер подогнулись, и она упала в грязь, изнемогая от стыда.
«Цели Моргена и Духа Земли едины. Я ошибалась, когда сомневалась в этом».
Она знала, что нужно делать.
Дух Земли выкрикивал приказы в мозгу Эрдбехютер. Раздави людей. Убей их всех. Обрати этот жалкий лагерь в ничто. И под всем этим, как расплавленный камень, в ее мыслях пульсировал приказ Краха.
Выжженное пепелище.
– Я иду туда, – сказала она и двинулась к лагерю.
Унгейст заколебался. Она добавила:
– Здесь семь тысяч мужчин и женщин, у каждого из них есть свои внутренние демоны.
Она услышала, как Экзорцист Геборене рыкнул и последовал за ней.
– Я должен освободить их, – бормотал он. – Я должен освободить их всех.
Глава тридцать третья
Каждый из нас проживает свою собственную историю. Мы сами являемся авторами своей истории, но многие боятся это признать. Вы живете той жизнью, которую выбрали для себя. Вы проживаете результат каждого из ваших выборов. Если вы позволяете другим принимать решения за вас, вы позволяете им написать вашу историю. Будут ли они блюсти ваши интересы, сочиняя историю для вас?