о… – Мечник длинным глотком допил потатовку и хмуро, с отстраненным видом уставился на дно кружки. – Всю жизнь оттачиваешь мастерство. Поединок за поединком прокладываешь себе дорогу по телам местных мечников. Становишься хорошим. Потом – лучше всех. Покидаешь дом и путешествуешь по миру, сражаясь, убивая и зарабатывая репутацию, и ты знаешь, что каждый слышал о тебе. В один прекрасный день ты понимаешь, что это больше не просто мечта. Впервые ты понимаешь – ты один из лучших. Ты знаешь это. – Мечник так хватил кружкой по столу, что та разбилась, порезав ему руку. Он уставился на кровь, стекающую из его стиснутого кулака.
– Величайший Фехтовальщик в Мире, – сказал он, глядя на лужу крови на столе. – Однажды это становится не какой-то невыполнимой целью, не какой-то далекой и недостижимой мечтой. Люди говорят о тебе. Люди говорят, что это, может быть, и ты.
Он рассмеялся, разжал ладонь; она оказалась распорота очень глубоко.
– Ты чувствуешь это, знаешь, – он бросил быстрый взгляд на Штелен. – Чувствуешь их веру в тебя. Это наркотик. Ты начинаешь этого жаждать. Нуждаться в этом. Ты гонишься за этой дурацкой мечтой: стать великим, чтобы тобой восхищались и помнили. Чтобы остальные равнялись на тебя. Чтобы папа сказал, что он гордится тем, что ты сделал со своей жизнью. Ты не понимаешь, что ты – раб проклятой мечты, пока не становится слишком поздно.
– Тебе нравится звук собственного голоса, – сказала Штелен.
Мечник, уставился на свою руку и вряд ли даже слышал ее.
– Я видел, как он убивал. Я не могу себе представить, на что он способен трезвый.
– Мечники горазды посплетничать хуже, чем рыбачки, – сказала Лебендих, опускаясь на пустой стул рядом с ними. Ее появление ошеломило и Штелен, и мечника. Ее длинные распущенные волосы пшеничным водопадом стекали по плечам. Хотя она все еще выглядела измученной, взгляд у нее был яркий и осмысленный.
– Вихтих – смазливая мордашка, не более того.
«Боги, как тихо она умеет двигаться».
Штелен ценила большую женщину за эту кошачью грацию – в том числе.
– Смазливый? – переспросил мечник. – Боги, нет. Его кто-то здорово отделал. Когда он убивал всех этих мечников, у него нитки еще торчали из свежих швов на лице.
– У меня на лице ты видишь шрамы? – Лебендих подалась к мечнику.
На лице Лебендих не было шрамов, но Штелен знала, сколько их на ее теле.
Он презрительно усмехнулся:
– Ты мне не соперник. Ты никогда не сможешь стать Величайшим Фехтовальщиком в Мире.
Взгляд Лебендих стал очень холодным, у Штелен аж мурашки побежали по спине.
«Никогда не забывай, кто она такая».
– О? – сказала Лебендих. – Это еще почему?
– Ты женщина.
Лебендих толкнула меч на столе в сторону его хозяина.
– Возьмешь его в последний раз?
«Как давно Лебендих наблюдает за нами? За мной?»
– Я не убиваю женщин, – мечник откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. – Даже больших и уродливых.
Лебендих перехватила запястье Штелен в тот момент, когда та уже почти вонзила нож в горло этого говнюка.
«Почему я все время забываю, насколько она быстра?»
– Нет, – сказала Лебендих. И, переведя взгляд на мечника: – Снаружи. Сейчас.
Штелен украдкой окинула подругу оценивающим взглядом.
«Она вообще в состоянии сейчас драться? Что я должна сделать – остановить ее, уберечь от схватки или помочь в ней?»
– Это не имеет смысла, – ответил мечник. – Вихтих, вот в ком дело. Он лучший. Он – Величайший Фехтовальщик в Мире. Все, титул присвоен.
«Может быть, Лебендих почувствует себя лучше, убив этого идиота».
Выместить свою ярость на каком-нибудь ничего не подозревающем дураке – вот проверенный способ улучшить себе настроение. По крайней мере, для Штелен это всегда работало.
– Мы собираемся убить его, – сказала она мечнику. – Так что снова бороться за титул можно начинать уже сейчас.
Она подмигнула Лебендих.
Если Штелен понадобится вмешаться, чтобы помочь убить этого идиота, Лебендих даже не успеет заметить этого.
– После всего, что ты мне рассказал, – продолжала она, – ты в двух шагах от цели – и ты бросишь все? Ты встретил мечника, который круче тебя. И что? Завтра он будет мертв. А ты уже отказался от своей мечты навсегда?
Мужчина не сделал ни единого движения в сторону меча. Сейчас он выглядел так, словно боялся своего оружия даже сильнее, чем раньше. У него задрожала нижняя губа.
– Нет, – ответил он.
– Выйди на улицу с моей подругой, – сказала Штелен, – или я убью тебя прямо здесь.
Он затряс головой, слезы потекли по его щекам.
– Я не хочу. Я видел смерть. Это отвратительно, это жестоко. Я не хочу умирать. Я хочу… я хочу увидеть свою маму.
Штелен почувствовала себя грязной, словно бы слабость мужчины испачкала ее.
«Я убью его».
– Оставь его, – сказала Лебендих, словно прочитав ее мысли. – Он перегорел.
Ее глаза, еще несколько мгновений назад несущие холод смерти, были полны печали. Она и сама выглядела так, словно сейчас расплачется. – Он сейчас хрупкий. Как кухонный ножик.
Она вздохнула – с разочарованием, сожалением и облегчением.
– Я никогда не пойму тебя, – сказала Штелен.
Лебендих слабо улыбнулась:
– Знаю.
– Убив какого-нибудь идиота-мечника, ты почувствуешь себя лучше.
– Верно.
– Ну так в чем же дело?
– Только не этого.
– А какого? – с надеждой в голосе спросила Штелен.
«Позволь мне дать тебе то, что я могу».
Лебендих положила свою руку на руку Штелен.
– Я хочу попросить об одолжении, – сказала она, глядя Штелен в глаза.
– Что угодно.
– Когда мы найдем Вихтиха. Я хочу его убить.
«Нет. Боги, нет».
– Почему?
– Он причинил тебе боль.
Но это была не вся правда. Штелен видела это в глазах мечницы.
«Есть что-то еще, что-то, что она не хочет говорить».
Это была какая-то проверка, но Штелен не могла сообразить, какая, почему и какой тут будет правильный ответ.
«Если я откажу ей, она решит – я сомневаюсь, что ей это по силам, или подумает, что я защищаю Вихтиха?»
– Не больше, чем я ему, – сказала Штелен.
Хотя ей было чертовски обидно, что Вихтих бросил ее в Послесмертии, но она поступила бы точно так же. Только чтобы утереть ему нос. Неужели он сделал это именно поэтому? Бросил ее там, чтобы иметь возможность похвастаться: «А я сбежал из Послесмертия первым!»? Это ему не сойдет с рук.
– Позволь мне убить его, – сказала Лебендих.
Мечник наблюдал за происходящим, благоразумно помалкивая.
– Я не хочу давать обещание, из-за которого могу потом оказаться лгуньей, – сказала Штелен.
– Ты во мне сомневаешься.
– Нет. – «Ты никогда не видела его в бою!». И Лебендих была далеко не в лучшей форме.
Лебендих резко, сердито кивнула и встала из-за стола.
– Пойду посплю немного.
Она развернулась и двинулась к лестнице. Куда делась смертоносная бесшумность ее движений? Она громко гневно топала.
Когда Лебендих скрылась из виду, мечник сказал:
– Вихтих разделает ее в единый миг.
Штелен воткнула нож ему в глаз и резко провернула, перемешав мозги в голове бедолаги. Обыскав тело и забрав все его деньги, она вышла из таверны. Ей нужно было прогуляться немного, остыть и все обдумать.
Снова и снова она прокручивала в голове поединок Вихтиха и Лебендих, сравнивая известные ей навыки их обоих.
«Лебендих, – подумала она. – Из них двоих самая быстрая».
Вихтих двигался грациозно, как все мечники. Лебендих танцевала с безукоризненной отточенностью движений. И все же мечи врага его не находили. Он сражался так, как будто знал заранее, куда придет каждый выпад. Лебендих сражалась так, как будто она создала тот вид искусства, в котором Вихтих бился за звание лучшего. Величайшего Фехтовальщика в Мире.
«Ненавижу этот дурацкий титул».
Его, без сомнения, придумал какой-то идиот.
Ей не хотелось этого признавать, но Вихтих был лучшим фехтовальщиком, которого она встречала в жизни. И, судя по разговорам, он теперь стал еще круче.
Она потрогала фигурку Вихтиха в одном из потайных карманов. Он изменился. В глазах его поселился страх. Шрамы покрыли его лицо. У Вихтиха, которого она знала, шрамов просто не могло быть. Из всех опасных переделок, в которые им довелось попасть, он вышел без единой царапины.
«Черт возьми, даже когда териантропы прикончили его – он умер, но умудрился и при этом ни одного шрама не заработать!»
Боги, как она его за это ненавидела.
«Следы нашего образа жизни и наших собственных решений должны оставаться на нас, должны быть видны всем. Вот это – честно».
Не то чтобы кто-нибудь когда-либо мог приписать честность к качествам Вихтиха. Или Штелен.
Штелен завернула за угол и обнаружила себя на той улице с клетками, где лежали трупы предателей. Молодая женщина, еще очень живая, сидела, скрючившись, в ближайшей к клептику. На улице не было никого, кроме них, и женщина обратилась к ней, умоляя о помощи (и она, разумеется, была ни в чем не виновата), предлагая в награду любые деньги или же все, что Штелен пожелает. Штелен прошла мимо, не удостоив женщину взглядом.
«Лебендих сражается за себя, – продолжала размышлять Штелен, снова свернув. – Вихтих сражается ради славы».
Нет, не совсем так. Вихтих сражался из-за страха. Он боялся быть никому не известным. Мысль, что о нем все позабудут, – вот что вгоняло его в ужас.
Если Штелен позволит Вихтиху и Лебендих сойтись в поединке, что потом? Если Вихтих убьет ее подругу, ей придется убить его.
«А если Лебендих убьет Вихтиха?»
При этой мысли у нее загорчило во рту, и она плюнула на нищего, мимо которого проходила. Тот смотрел на нее с молчаливой болью.
На постоялый двор она вернулась, ни на йоту не улучшив настроения.
Лебендих Штелен нашла свернувшейся калачиком на единственной кровати. Из-под одеяла торчала одна из мускулистых ног. Мечница тихо похрапывала. Штелен забилась в угол и села, прислонившись спиной к стене.