Они сидели в сердитом молчании, делая вид, что не замечают друг друга, хотя оба торчали у одного и того же умирающего костра.
Штелен вытащила нож и подошла ближе. Она перережет им горло и бросит умирать, дергаясь, в грязи.
Женщина взглянула на небо и почему-то вздрогнула.
– Драхе скоро свалится в Вершину.
– Ты у нас избранный медиум, Долбаный Голос Духа Земли, – однако жрец изо всех сил закутался в обрывки своего одеяния и присел на корточки.
Жрица ухмыльнулась, лицо ее стало окончательно похоже на череп, когда она обнажила зубы. Жидкие волосы, жирные и грязные, крупными прядями прилипли к ее голове.
– Ты, не особо напрягаясь, изгнал демонов из нескольких тысяч готлосских солдат.
– Иди и трахни дерево, – мужчина склонился к костру, протянул к нему руку, как будто хотел впитать последние капли тепла, прежде чем тот потухнет. – Это легко.
Он взглянул на жрицу:
– Тебе показать?
– Земля раздавит тебя, как червяка, каким ты являешься.
Мужчина пожал плечами, безумные глаза скользнули по черному небу над их головами.
– Она убьет нас. Я чувствую ее ненависть, – он рассмеялся мучительным, лающим смехом. – Она пыталась уронить на меня корову. Если бы она удосужилась ее сначала убить, я бы и не услышала, как тварь падает на меня.
Женщина вглядывалась в небо запавшими глазами, и даже Штелен внезапно поняла, что обшаривает взглядом небеса. Но она ничего не заметила.
С ножом на изготовку Штелен подкралась еще ближе. Что бы, по мнению этих двух гайстескранкенов, ни летало в облаках над ними, это, судя по всему, являлось порождением их воспаленных рассудков. Об этом не стоило беспокоиться.
«Оно умрет вместе с ними».
– Ей нравится звук, с которым животные разбиваются насмерть, – ответила женщина.
– Мы должны убить ее, прежде чем она убьет нас.
– Как? – спросила жрица. – Она не принимала человеческий облик с тех пор, как мы покинули Зельбстхас.
«Вот дерьмо! Да там наверху какой-то териантроп!»
Судя по всему, тоже на грани Вершины. По мере приближения к ней оборотни проводили все больше и больше времени в своем зверином облике.
– Вместе мы можем победить ее, – сказал жрец, наконец вытащив из носа козявку.
Он поднял палец, чтобы женщина точно увидела ее, а потом с удовольствием отправил в рот.
Жрица скривилась:
– Правда? Она не спускалась на землю уже несколько дней. Знаешь, что это значит? Это значит, что мне ее не коснуться. Небо для меня мертво.
– Ну, я могу убить ее…
– Удачи в этом.
Штелен уже подкралась достаточно близко, чтобы нанести удар. Она решила, что уже узнала из беседы этих препирающихся придурков все, что могла.
– Дерьмо, – сказал жрец. – Так что же нам делать с этими треклятыми мечниками?
Штелен остановилась, затаив дыхание.
– Иди в этот дом, – сказала жрица, – и изгони из них демонов.
Он покачал головой и поднял грязные руки, словно защищаясь от ее слов.
– Ноги моей не будет в домике, где находится Величайший Мечник в Мире. Для экзорцизма нужно время. Он изрубит меня в капусту прежде, чем я закончу.
«Величайший…»
Вихтих находится в этом домике? Сердце Штелен бешено колотилось от дикого страха.
«Я отослала туда Лебендих. Одну!»
Она вспомнила, как измученно та выглядела, как сильно сутулилась, когда двинулась к дому. Вихтих. Лебендих. За кого из них она больше боялась? Если верить резной фигурке – а Штелен верила, – Вихтих был тяжело ранен, но Лебендих еще не вполне оправилась после того, что сделал с ней кровожадный дух той рощи с озерцом. И у мечницы был зуб на него. Она хотела сойтись с Вихтихом в схватке, чтобы что-то доказать – то ли себе, то ли Штелен, тут клептик была не уверена.
«Но Вихтих – Величайший Фехтовальщик в Мире, а Лебендих… моя подруга».
Штелен замерла на месте, разрываясь между желаниями прикончить этих двух жрецов или же броситься к развалинам дома, чтобы убить там кого-нибудь и кого-то спасти.
Теперь стало ясно – слишком ясно, – как все эти изуродованные тела оказались в грязи. Эти два сумасшедших жреца – и еще тот, что кружил в облаках, – убили здесь тысячи готлосских солдат. Гайстескранкены Геборене на грани Вершины. Она не могла оставить их в живых. Они были слишком опасны.
Боги, как долго она слушала их безумную чушь, вместо того чтобы давно уже прирезать их?
«С Лебендих все будет в порядке».
Она должна быть в порядке!
Мечники. Жрец сказал: «Мечники».
«Быстро убей их и иди».
Приняв решение, Штелен поползла вперед. Мгновение – и эти два сердца больше никогда не будут биться.
Огромный валун, в три раза выше нее и вдвое шире, поднялся из грязи, преграждая путь Штелен.
– Ты не причинишь вреда Защитнице Земли, – пророкотал он таким голосом, словно оползень сошел в горах.
Глава тридцать девятая
Не верь недоверчивому. Не люби того, кто не умеет любить сам. Не одалживай денег тому, кто не даст в долг тебе.
То, что мы видим в себе, мы видим в мире.
Бок о бок с лошадью Бедекта скакали и шли беспорядочной толпой чудовищные твари. Огромные молнии затуманивали его зрение, оставляя яркие полосы и шрамы ослепительного света на адском пейзаже. Далеко в небе сквозь черные как сажа облака проносились странные фигуры.
«Все это не реально».
Армия трупов маршировала вслед за ним – солдаты, участвовавшие в десятках войн, о которых он почти не помнил.
«Я не мог убить вас всех».
От удара молнии небо запылало, словно облака были полны нефти, а не воды.
«Все это не реально».
Этого просто не может быть. Реальность была разбита, извращена чьим-то воплотившимся безумием. Где-то неподалеку какой-то гайстескранкен прокатился на последней волне своего могущества и рухнул в пропасть Вершины.
Чья-то маленькая, холодная как лед рука схватила Бедекта за изувеченную руку, и он с криком ужаса отдернул ее.
Цюкунфт всхлипнула, глаза ее были круглыми от страха. Она ехала рядом с ним, в бесполезной попытке спастись от проливного дождя завернувшись в одеяло. Она прижала свою руку к себе, явно обиженная и напуганная его реакцией. Был ли творящийся вокруг ад отражением ее безумия?
«Нет, она Зеркальщица».
Не особенно могущественная к тому же.
Но что же это такое льет с небес? Бедект потер указательный палец левой руки о большой, нефть ли это. Один удар молнии и… Нет, это просто вода.
«Мы в чьем-то аду».
Но в чьем?
Бедект узнал шедшего рядом с ним старого солдата, покрытого шрамами, заработанными в бесчисленных войнах. Бедект вспомнил, как спорил с ним о чем-то, но не мог вспомнить его имя.
«Мы были друзьями».
– Ты галлюцинация или альбтраум? – спросил Бедект. – Если альбтраум, то я не сошел с ума.
Солдат взглянул на Бедекта, и тот заметил рукоятку ножа, торчащую из его груди.
– Я помню, как воткнул его туда, – сказал Бедект, глядя на нож.
«Мы разругались во время игры в карты».
Мужчина заявил, что Бедект жульничает, что он, конечно же, и делал.
– Мы – твои мертвецы, – сказал старый солдат. – Ты бредишь, и это вырвало нас из Послесмертия, сделало нас реальными.
Он ухмыльнулся, блеснула кровь на зубах, и Бедект вспомнил, как сильно он ненавидел своего друга за то, что тот легко сходился с женщинами.
– Я мертв, и я – здесь.
– Нет, – ответил Бедект, – я в здравом уме.
– С учетом всего происходящего – вряд ли.
Бедект миновал огромного и лохматого человека, явно больше семи футов росту. Чудовище пробиралось сквозь грязь, в черепе его раскачивался глубоко вогнанный туда топор – такой же, как топор Бедекта.
«Это медведь-териантроп, которого я убил в Найдрихе».
– Но здесь не все, кого я убил, – сказал он.
– Откуда ты знаешь, нас тут так много, – солдат рассмеялся и почесал так и не зажившую рану в животе, из которой торчал нож. – В любом случае те, кто погиб в Послесмертии, ушли куда-то дальше, – он взглянул на Бедекта. – Куда-то, где тебе, судя по всему, их не достать.
– Бедект, – сказала Цюкунфт, снова схватив его за руку и сжав ее так, что он едва не закричал от боли. – Ты должен остановиться. Ты создаешь этот ад. Эти люди мертвы. Отпусти их.
Бедект попытался вырвать руку, но оказался слишком слаб для этого.
– Я не могу. Это не я. Я в здравом уме. – Он огляделся по сторонам, пытаясь найти среди толпы мертвецов того, кто был истинным виновником торжества. – Кто-то делает это со мной.
– Кто-то призывает в реальность мертвецов, которых ты убил? – спросила Цюкунфт.
Старый солдат рассмеялся, из-под ножа брызнула кровь.
– Морген, может быть, – сказал Бедект в отчаянии.
«Это не я».
– Может быть, твоя сестра. Какой-то гайстескранкен пытается свести меня с ума.
Он хотел встать в стременах, но Цюкунфт удержала его.
– Ничего не выйдет, – прокричал он мертвецам. – Я в здравом уме.
«Твои мертвецы. Твои видения. Твое безумие».
Нет. Именно этого они и хотят. Кто-то стремится расшатать, поколебать его веру в себя. Ничего не выйдет.
«Все это – не реально».
Он все еще лежит на полу той таверны, истекает кровью и умирает от раны в животе. Другого объяснения не может быть. Или Тойшунг убили его, и он оказался в ловушке их ада.
Он выпрямился, снова осмотрел мертвецов.
– Это неправильно, – сказал он.
Цюкунфт сдавленно, на грани истерики, захихикала. С преувеличенным вниманием осмотрела порождения кошмаров вокруг них.
– Что именно? – спросила она, так и не выпуская его руки.
Их лошади шли так близко друг к другу, что нога Бедекта терлась о ее ногу.
– Если бы вот это все я набредил, мой отец был бы здесь.
– Я здесь, – ответил отец. – Паршивый ты засранец.
– Еще одно слово, – сказал Бедект, – и, клянусь, я убью тебя снова.
Говна Кусок, лошадь Бедекта, зафыркала и обошла что-то, лежавшее у нее на пути, изящными, танцующими шагами. Бедект вгляделся в грязь и различил полувтоптанный туда труп.