– Сомневаюсь, что в любом случае смогла бы заснуть.
– Хорошо.
Вихтих заснул.
Вихтих спал и видел во сне холодное пиво, теплых женщин, пуховые подушки и горячую ванну. Старик смотрел на него с отвращением, назвал его слабым, говорил, что он мягкий, как одна из этих подушек. Резкие голоса, гневные и угрожающие, разбудили его, развеяв все сладкие виденья.
Он со стоном потянулся, приоткрыл глаз и увидел Опферламм с обнаженным мечом напротив Лебендих. Большая фехтовальщица выглядела более бледной, чем помнилось ему, как будто потеряла много крови. Лебендих свои мечи еще не обнажила, но руки уже сжимали рукояти, а по глазам мечницы было ясно, что жить его юной ученице остается пару ударов сердца. Лебендих заметила, что Вихтих проснулся, и на лице ее появилось выражение, которое ему очень не понравилось.
– Поднимайся, – сказала она.
Вихтих не шевельнулся и улыбнулся своей лучшей улыбкой.
Никакого воздействия она на большую мечницу не оказала.
Он неторопливо поднялся и потянулся. Меч из ножен пока что не доставал.
– Так ты жива, – сказал он. – Очень рад снова тебя видеть.
Он демонстративно осмотрел ее.
– Хотя ты выглядишь так, как будто дорога приключений, которой ты идешь, закладывает очень уж крутые виражи. Может, тебе стоило вернуться в родное захолустье?
Она осмотрела его раны, но никак их не прокомментировала. Парные мечи со свистом вышли из одинаковых ножен.
– Пора узнать, кто на самом деле лучший.
– Нет, – ответил он. – Мы уже знаем.
– Ты знаешь эту женщину? – спросила Опферламм, пятясь.
– Конечно. Это Лебендих Дурхдахтер, фехтовальщица, раньше она жила в Найдрихе. Я собирался убить ее, но сука-клептик успела первой.
Лебендих начала обходить его сбоку. Глаза ее блестели.
– Помнится мне, ты таким уродливым не был.
«Сука».
Она знала, как причинить ему боль.
– Грубиянка.
«Да ты и сама-то выглядишь не очень».
– Ты выглядишь так, будто тебя хорошенько поколотили, – она выплюнула последнее слово.
– Как мило. Прекрасная попытка. Я был ранен, но бой-то выиграл, вот что это значит, согласись.
Опферламм сделала шаг так, чтобы оказаться между Лебендих и своим учителем.
– Он убил человек пять мечников в Унбраухбаре, и при этом был пьян в стельку. На ногах не стоял.
– Ну, – сказала Лебендих, – сейчас он твердо стоит на ногах. Пошли выйдем?
«Выйдем? Она что, рехнулась?»
– Я только начал подсыхать, – сказал Вихтих. – Но ты выходи и жди меня.
Может, дракон ее там съест.
– Мы можем сразиться здесь, – сказала она.
Она, конечно, не выглядела свежей и отдохнувшей, но явно была полна нетерпеливой готовности к схватке. Вихтих же чувствовал себя столетним стариком, несколько дней назад его пытали, а в последующие дни несколько раз вдобавок поразили клинком. Он, несомненно, победит, но ему совсем не хотелось снова ощутить сталь, входящую в его плоть.
– Вы с ума сошли? – спросила Опферламм. – Там же…
– Конечно, – ответил Вихтих, мысленно выругавшись.
Он не мог проявить слабость на глазах у своей ученицы, не мог отступить.
– Ты вся мокрая, – сказал он Лебендих. – Может, хочешь сначала обсохнуть?
А ему, может, удастся пырнуть большую суку ножом, когда она зазевается.
– Нет. – Она осмотрела его, уделив особое внимание размазанной по нему окровавленной требухе. – Чья это кровь?
– Это… – начала Опферламм.
– Не моя, – закончил Вихтих. – Я убил несколько человек, и это получилось немного… – Он подмигнул: – Грязно.
Вихтих положил правую руку на навершие меча. Боги, как же ему хотелось, чтобы у него был второй меч. И вторая рука. Взявшись за оружие, он замолчал. А где Штелен? Могла ли Лебендих оказаться здесь без нее? Клептик, должно быть, взяла с собой мечницу, когда выбралась из Послесмертия. Вихтих тут же понял, что произошло. Штелен увлеклась очередной яркой безделушкой – она никогда не могла сконцентрироваться на чем-то большем, – ослабила бдительность, а Лебендих к тому моменту поняла, что после возвращения в мир живых Кредо Воина больше не связывает ее и не заставляет повиноваться отвратительной клептик. И, конечно, Лебендих убила Штелен.
Вихтих обнажил меч.
– Она вернула тебя к жизни, а ты убила ее. Сука неблагодарная.
– Что? Я…
– Отойди, – прорычал Вихтих на Опферламм, и девушка шарахнулась в сторону.
Вихтих двинулся на Лебендих.
– Она ценила тебя, а ты всадила ей нож в спину.
Он убьет мечницу. Штелен могла быть кровожадным клептиком, но она была его другом и заслуживала лучшего, чем Лебендих вообще могла ей предложить.
– Пора сделать то, что я должен был сделать еще в Найдрихе.
Лебендих в изумлении покачала головой.
– Ты – идиот.
Она взмахнула мечами – они описали изящные, завораживающие дуги в воздухе – и пошла на Вихтиха. Она очень хорошо двигалась; Лебендих была удивительной гибкой для своих размеров. Равновесие она держала идеально.
Вихтих, припадая на одну ногу, повернулся, не давая ей зайти с фланга. Рана на месте отрубленного мизинца болезненно дергала. Лицо у него горело, щеки раскраснелись, а каждый раз, когда он пытался нахально ухмыльнуться, шрам стягивал губу.
– Опферламм, – сказал он. – Присмотри за дверью.
Глава сорок первая
Мы – искры сознания, угодившие в ловушку фальшивых кукол из плоти и костей. Мы ощущаем себя глубоко привязанными к этим куклам, но это – иллюзия. Имея необходимое желание, эту искру сознания можно переносить с места на место. Почти все, что угодно, подойдет в качестве вместилища для этой искры. Палки, глина, камни, даже плоть и кости другого существа. Хорошо сконструированная кукла сможет даже двигаться. Лично мне больше всего нравится маленький человечек, которого я сделала из веток, скрепленных собственными волосами и соплями.
Штелен повернулась спиной к Бедекту. Если она сейчас не убьет гайстескранкенов Геборене, отсюда никто живым не выберется. Ни Бедект, ни Вихтих, ни Лебендих.
«Ты жаждешь наказания и предпринимаешь все более безумно рискованные попытки получить его – уклонишься ли ты от схватки с этим жрецом, который может освободить твоих внутренних демонов?»
Нет. Если ее друзья умрут здесь, она умрет здесь тоже. Она хотела увидеть, что у нее внутри. Как будут выглядеть ее внутренние демоны, когда выберутся наружу? Будут ли они такими же отвратительными, как она, явятся ли они слепком ее жизни, полной убийств и краж? Или демоны явят миру ее самое первое, самое темное преступление?
Но даже сильнее, чем наказания, даже сильнее, чем стать очищенной от тьмы, она хотела спасти Бедекта. С того дня, много лет назад, когда он вернулся, чтобы спасти ее от альбтраума, она жила у него в долгу. Она знала, что сама бы так никогда не поступила, и это только усугубляло ситуацию. Он ни разу не выказал ни малейшего намека на какие-нибудь чувства к ней, ничем не выразил, что его волнует нечто большее, чем ее полезность для него как клептика, но все же он вернулся за ней. Она – несмотря на то, что глубоко любила его все эти годы, – бросила бы его на смерть.
Не сегодня.
Сегодня ей чего-то хотелось.
«Ничто не может остановить клептика, если он чего-то на самом деле хочет».
Пусть эти монстры были слеплены из грязи – но и из безумия тоже. И потому они делали те же ошибки и имели те же слабости, что и женщина, в чьем мозгу они родились. Они были ровно так же не способны заметить Штелен, как и жрица Геборене.
Штелен, окутанная ненавистью к себе и осознанием того, что она никчемна – не стоит того, чтобы быть замеченной, – стояла позади женщины. Ванистка была худой, как будто голодала несколько месяцев подряд. Она держалась на ногах только силой своей безумной воли. Она балансировала на грани Вершины, от нее несло безумием и воняло как от женщины, чье сумасшествие уже слишком сильно, чтобы хотя бы изредка вспоминать о гигиене.
Штелен понятия не имела, во что верит эта ванистка, что позволяет ей оживлять грязь и камни. Возможно, она ненавидела все человечество и думала, что земля должна восстать, чтобы стряхнуть со своего лица оскверняющую его грязь. Клептик понимала эту ненависть, и до некоторой степени могла даже одобрить. Но, как и в случае со всеми гайстескранкенами, эта ненависть была направлена на ошибочный объект. Жрица Геборене ненавидела себя больше, чем кого-либо другого, жаждала собственной смерти больше, чем истребления своего вида.
Штелен исполнила это самое сокровенное желание женщины и вонзила нож ей в шею. Жрица лягалась и содрогалась в объятиях Штелен, кровь толчками хлестала из вскрытой аорты. Отпустив ее, Штелен увидела, как ванистка и порождения ее безумного разума рухнули на землю. Через три удара затихающего сердца чудовища, слепленные из земли и камней, исчезли все до единого.
Собираясь снова исчезнуть из поля зрения любого, у кого есть глаза, Штелен развернулась к мужчине. Однако она привлекла внимание сотен призраков, кружившихся над полем.
«Иди к нам, – звали они. – Выпусти своих внутренних демонов».
За ними Штелен увидела жреца – он стоял на коленях в грязи и молился, склонив голову.
«Сбрось с себя чувство вины, – говорили демоны. – Ты заслужила эти муки».
Они окружили ее, терзая ее душу прозрачными когтями. Изогнутые, те вонзились в ее сердце, вытаскивая из тела. Плоть Штелен скользнула прочь.
Наказание. Возмездие. Все, чего она жаждала и от чего пыталась ускользнуть, было здесь – вот оно, только руку протяни. Когти – настоящие, острые как сталь, впились в нее изнутри. Она вспомнила тела, располовиненные словно взрывом, как будто что-то вырвалось из них наружу.
Он прогрызает себе путь на свободу.
Невыносимая боль пронзила ее внутренности. Что-то давило на ребра, выпихивая их наружу. Штелен была готова вот-вот лопнуть.