Зарычав, Штелен бросилась в атаку – и в мгновение ока снова оказалась в обороне. Она отступила, перешагнув через лежащего Бедекта, только чудом не споткнувшись. Она парировала очередную атаку и попыталась пробраться ближе к Лебендих. Сучка-мечница проворно преградила ей путь.
«Она защищает Вихтиха, следит за тем, чтобы я не вмешалась в их бой».
Ярость пронзила Штелен, и тут же волна отчаянного желания выжить смыла гнев. Девушка наседала на нее, сталь буквально облизывала Штелен, колола, как будто клинку не терпелось попробовать ее внутренности на вкус.
Лебендих закричала от ярости и боли, когда Вихтих нанес ей очередную рану. Штелен отвлеклась лишь на миг, и клинок девушки распахал ей бок.
Боль заставила Штелен сконцентрироваться.
«Убей эту идиотку и спаси Лебендих».
В безумном исступлении она атаковала – и снова не смогла нанести ни одного удара.
«Она лучше меня».
– Идиотка, – обругала себя Штелен.
Девушка явно была фехтовальщицей, и она, Штелен, зачем-то сражается с ней на мечах.
Опферламм бросилась на Штелен. Вихтих не знал, радоваться ему или ругаться. Клептик выпотрошит девчушку за секунду. Его ученица проведет последние минуты своей жизни, плавая в собственных внутренностях и не понимая, в какой же момент все пошло наперекосяк. Эта мысль разрывала его. Он не хотел этого для Опферламм. Она заслуживала лучшего.
Отбив очередную атаку, Вихтих снова ранил Лебендих. Женщина завизжала и атаковала, все еще отчаянно пытаясь убить его.
– Да хватит уже, вот проклятье, – прошипел он сквозь стиснутые зубы.
Она не слышала или не хотела слышать.
Он попытался крикнуть Опферламм, чтобы та бежала, но каждый раз, когда его внимание переключалось на свою ученицу, Лебендих в мгновение ока оказывалась вплотную к нему. Вихтих мог быть лучше нее, но и она была лучшей из всех, с кем он когда-либо сражался. Если он зазевается хоть на минуту, она убьет его.
Краем глаза он видел, как его ученица оттеснила Штелен назад, и, черт возьми, чуть не погиб, когда Лебендих, заметив, что он отвлекся, чуть не вогнала ему в сердце клинок на целый фут. Вихтих отступил, и большая женщина последовала за ним.
Девчушка была хороша. Чертовски хороша.
Но это была Штелен. Даже Вихтих не хотел бы сражаться с ней.
Он видел, как Штелен вытащила стилет, прикрывая его рукой так, чтобы Опферламм не могла его заметить.
«Она убьет ее».
Штелен ран не наносила. Мучить людей не казалось ей интересным. Когда она хотела, чтобы кто-то умер, она делала его мертвым. Быстро.
«Она вгонит этот нож Опферламм в мозг». Штелен как она есть. «Да чтоб ее!»
Вихтих должен был спасти свою ученицу. Может быть, он сможет убедить ее отказаться от такой жизни.
Но пока он сражался с Лебендих, он ничем не мог помочь.
Большая мечница, заметив, что он опять отвлекся, снова атаковала. На этот раз Вихтих не уворачивался, не танцевал со сталью. Он отбил ее меч и убил Лебендих, вогнав меч в ее живот на три фута. Он оттолкнул ее тело, чтобы высвободить клинок. Меч Вихтиха вышел наружу вместе с фонтаном крови.
Лебендих смотрел на него с пола широко раскрытыми от понимания глазами. Она свернулась калачиком от боли в животе, отчаянно пытаясь удержать свои внутренности – внутри.
Бедект, так и лежавший в грязи у двери, бился в судорогах и вопил, размахивая скрюченными пальцами, словно желая отогнать кого-то, кого Вихтих видеть не мог. Хорошенькая девушка удерживала его, чтобы он себе не повредил еще больше, бормоча что-то умоляющее. Не похоже было, чтобы он ее слышал.
И среди волн безумия, так и хлеставших от Бедекта, Вихтих разобрал четыре слова, которые тот повторял непрерывно:
– Я в здравом уме.
Вихтих убил Лебендих, пронзил ее насквозь и отпихнул ее тело как пустой мешок.
Сердце Штелен раскололось пополам, как алмаз под кузнечным молотом. Она почувствовала себя выпотрошенной, опустошенной. С тем же успехом Вихтих мог бы вспороть живот Штелен и вывалить на пол ее внутренности.
Она убила девушку, вогнала нож в глаз и дальше в мозг. Затем она выпустила ей кишки – так же, как Вихтих поступил с Лебендих. Девушка рухнула в кучу собственных внутренностей, корчась от боли. Уже мертва, еще не зная об этом. Нож Штелен застрял меж костей и остался в теле девушки.
– Штелен, – сказал Вихтих, и она оказалась рядом с ним, меч со свистом рассек воздух.
Мечник, танцуя, отступил, и легко и непринужденно отбил все ее атаки. Впервые Штелен поняла, что значит сойтись в поединке с Величайшим Фехтовальщиком в Мире.
Она была смертью.
Она убивала, даже не задумываясь об этом.
И она не могла прикоснуться к нему.
Вихтих был богом.
Но ей было наплевать.
Бросаясь на него с безумной самоотверженностью, она получала рану за раной. Он же уходил от каждого ее выпада и в ответ наносил все больший урон.
«Он играет с тобой – так же, как с Лебендих».
Она рычала от ярости, колола и рубила, а он отбивал ее атаки, как будто она была ребенком, а не самым искусным убийцей в мире.
– Убей меня! – завопила она.
– Я не могу, – ответил он и вспорол ей бок. – Остановись…
Она надавила, заставив его отступить. И опять он нанес порез-насмешку над ее неспособностью достать его.
«Убей меня. Я это заслужила. У меня ничего не осталось».
– Убей меня!
– Я не могу!
Штелен вытащила еще один нож так, чтобы Вихтих не мог его видеть.
«Убей меня, или я убью тебя».
Глава сорок третья
Богам поклоняются только глупцы.
Все, что есть там, в небесах, – все создано силой человеческого воображения.
Бедект потерял себя в безумии. Каждый его вдох разрывал реальность, ему оставалось лишь плыть по течению, слабо барахтаясь. Они лежали у двери. Цюкунфт прижималась к нему, успокаивающе бормотала что-то, а когда не ворковала, всхлипывала, уткнувшись ему в грудь. Судя по звукам, доносившимся снаружи, битва там продолжалась. Это сражались его мертвецы, защищая его? С чем? С остатками – что бы от него ни осталось – воплотившегося бреда гайстескранкенов Геборене? Почему? Почему они это делали?
Кровь Цюкунфт капнула на Бедекта. Он увидел порез на ее голове, разделивший прекрасные волосы, окрасивший их в красный. Он не знал, где и когда она заработала эту рану, он не знал даже, как он очутился в этом заброшенном доме. Память его была вся в дырах, которые заполняла убийственная ярость.
Ярость покинула его, остыла и умерла. Ужас пришел ей на смену. Он умирал.
Мир снаружи разваливался на части, разрываемый безумием. Загудел нисходящий поток воздуха из-под огромных крыльев. Дракон спланировал к самой земле, чтобы дохнуть хаосом на мертвецов Бедекта, расплавить их души, исказить их, опалить скверной собственного безумия. Тварь вспорола и содрала саму кожу реальности, обнажив бушевавшее под ней безумие огромного червя.
Ничто не могло пережить его дыхания. Ни одна душа из павших в битве не попадет в Послесмертие.
Дракон уничтожал мертвецов Бедекта, отнимая у них самую призрачную возможность искупления.
Он рассмеялся, кашляя кровью. Искупление? Да он свихнулся.
– Нет, я в здравом уме.
При этих словах Цюкунфт взглянула на него. Умоляюще.
– Ты не умер, – сказала она. – Ты не оставил меня.
– Нет.
«Пока нет».
Дракон снова заложил вираж у самой земли где-то совсем рядом, расплавляя своим дыханием мертвеца Бедекта.
«Да почему ты так о них переживаешь?»
Он убил их. Их всех. Почему он теперь о них переживал?
Внимание Бедекта привлек звон стали. Позади Цюкунфт он увидел Вихтиха. Мечник был в крови с ног до головы и чуть прихрамывал. И Штелен. Они дрались, отчаянно пытаясь убить друг друга. Сталь мелькала в воздухе, создавая размытое сияющее пятно.
Присмотревшись, Бедект понял, что Штелен хочет только одного – убить Вихтиха, а вот мечник сдерживается. Он наносил ей мелкие раны, постоянно причинял ей боль, но удерживался от смертельного удара.
«Вихтих может убить Штелен в любой момент, когда захочет».
Мечник всегда был хорош, но теперь он стал просто неуязвимым. Он сражался так, как будто становился круче с каждой секундой. Штелен не могла его даже поцарапать. Он что, играет с ней?
Бедект увидел ответ на лице Вихтиха, в затравленном взгляде человека, раздираемого необходимостью сделать выбор один хуже другого.
Нет.
«Вихтих не убьет ее».
Что ж, тогда Штелен убьет его. Он не мог принять решение, а она была слишком – смертельно – опасна, чтобы не воспользоваться преимуществом, которое его сомнения ей давали.
«Покончив с Вихтихом, она убьет Цюкунфт».
Она видела, как девушка рыдает, склонившись над Бедектом, и, разумеется, уже сделала выводы – действительности они не соответствовали, но она же не могла этого знать. Ревность направит ее руку.
– Это не реально, – сказал Бедект.
«Я лежу на полу таверны».
Конец был близок. Смерть затаилась в тенях, но он чуял ее.
Даже если Цюкунфт каким-то образом переживет нападение Штелен, зеркальщицу убьет кто-нибудь из тех, кто поджидает снаружи. Дракон. Эти призраки, разрывающие души людей на части.
– Не реально.
Цюкунфт умрет, и ее Отражение, Ферганген, выберется из зеркала и займет ее место.
– Нет, это безумие.
Бедект вытащил девушку из Послесмертия. Она оказалась здесь, захваченная этой бурей безумия, потому что он привел ее сюда. Он использовал ее, тащил за собой, чтобы продолжать использовать ее, и он всегда знал, что это, скорее всего, закончится ее смертью. Но она последовала за ним. Она следовала за ним, ненавидя и проклиная его, и всегда смотрела на него так, как будто он был ее надеждой, ее спасением и проклятием. Как на идеального кандидата для того, чтобы повернуться к ней спиной и бросить ее на произвол судьбы. Она хотела, чтобы он спас ее и чтобы он ее бросил.