– Джулиан, в точности такая же модель принадлежала Гордону Гекко из «Уолл-стрит», – заметил Райли. – Вы сможете получить за нее на eBay целое состояние. Это настоящий предмет коллекционирования.
– У меня была к тому же более современная «Нокиа», – сказал Джулиан, – еще в девяностые, но, когда она окончательно пришла в негодность, уже после смерти Мэри, я не удосужился заменить ее на что-то другое. У меня никогда не было этого умного телефона.
– Смартфона, – поправил Райли.
– Но у вас ведь есть доступ к Интернету, верно? – спросил пораженный Баз. – У вас есть ноутбук или что-то вроде того?
– Я не конченый луддит, молодой человек. У меня есть компьютер. Я стараюсь не отставать от жизни. Я читаю газеты, все журналы мод и смотрю телевизор. Подозреваю, что знаю больше о тенденциях моды на весну/лето две тысячи девятнадцатого, чем даже вы! В конце концов, чего у меня много, так это свободного времени.
Баз взял альт, прислоненный к книжному шкафу и покрытый слоем пыли.
– Вы играете, Джулиан? – спросил он.
– Это не мое, это Мэри. Пожалуйста, поставьте его на место. Мэри не любит, когда кто-то дотрагивается до ее альта.
Сказав это, Джулиан понял, что разговаривает излишне резким тоном и его могут обвинить в чрезмерной чувствительности. У бедного База был слегка ошарашенный вид.
– Можно воспользоваться вашим клозетом? – вовремя переключив внимание собравшихся, спросил Райли.
Клозет? Это Центральный Лондон, а не какая-то провинция. Джулиан решил не реагировать и кивнул в сторону входной двери.
От раздавшегося грохота Моника пролила чай себе на колени. Все повернулись и увидели Райли, от неожиданности пригвожденного к месту и заваленного, подобно Джеку-из-коробки, грудой предметов, низвергшихся из кладовки. Гора из пластинок, выпавших из конвертов, резиновых сапог и журналов и поверх всего защитная шляпа пасечника.
– Наверное, я открыл не ту дверь, – прокричал Райли, пытаясь запихнуть все обратно в кладовку.
Задача была непосильная, поскольку груда этих вещей, похоже, занимала вдвое больше места, чем кладовка, из которой они вывалились.
– Оставь все как есть, милый мальчик, – сказал Джулиан. – Позже я с этим разберусь. Придется наведаться на свалку.
– Даже и не думайте, Джулиан! – с неподдельным ужасом произнес Райли. – Уверен, здесь есть настоящие сокровища. Я помогу вам продать их через Интернет.
– Не хочется просить тебя об этом, – запротестовал Джулиан. – Не сомневаюсь, ты мог бы занять свое время гораздо более интересными вещами. Или, по крайней мере, я прилично заплачу тебе.
– Знаете, что я вам скажу: если вы уступите мне десять процентов от всего, что я продам, мы оба будем счастливы. Вы избавитесь от части хлама, а я заработаю денег на поездку. До смерти хочу увидеть Париж.
– А я смогу помочь с телефоном, – вмешалась Моника. – Недавно я модернизировала свой айфон, так что вы сможете взять мой старый. Мы поставим вам SIM-карту с оплатой по мере использования.
Джулиан взглянул на Райли и Монику, сидевших теперь рядышком на диване. Ему показалось, что Райли выглядит влюбленным. Взглядом художника Джулиан заметил, как тот копировал жесты Моники и сидел к ней чуть ближе, чем можно было ожидать. Впрочем, причиной последнего могли быть выпирающие пружины и набивка старого дивана.
О-о, этот оптимизм молодости!
Моника
Готовясь к открытию кафе, Моника протирала стойку. Она побрызгала на нее чистящей жидкостью, с удовольствием вдыхая аромат горной сосны. До нее дошло, что она напевает себе под нос. Моника не принадлежала к тем людям, которые напевают себе под нос, но в последнее время ей, на удивление, было о чем помурлыкать.
С тех пор как она открыла еженедельный класс рисования, к ней обращались из кружка вязания и группы йоги для беременных с просьбой о предоставлении места для проведения занятий. Похоже, кафе «У Моники» превращалось в центр местной общины – как раз то, о чем она мечтала, впервые увидев заколоченную кондитерскую. И даже более того. Когда накануне вечером она уселась за подсчеты, то цифры почти сошлись. Впервые она увидела узкий лучик света ликвидности в конце темного тоннеля превышения кредита.
Потом был еще Джулиан. Ей искренне нравились и его компания, и уроки рисования, и к тому же ее согревало чувство самоудовлетворения человека, совершившего что-то хорошее, изменившего чью-то жизнь к лучшему. Работая в юридической фирме, нечасто испытываешь такое чувство.
Монику вдруг осенило, что она организовала мастер-класс в качестве помощи другому человеку, но теперь оказалось, что это еще больше помогает ей самой. До этого момента она не верила в карму.
А Райли стал «вишенкой на торте». Конечно, Моника понимала, что он не тянет на целый торт. Попытайся она копнуть поглубже в их отношения или заглянуть в будущее, то поняла бы, что они не удовлетворяют ее критериям. Поэтому она и не копала. Моника жила моментом. Она принимала каждый день таким, какой он есть, и просто получала удовольствие. Кто знает, что ее ждет за следующим углом и сколько времени Райли пробудет в Лондоне?
Очевидно, это не пришло само собой. Чтобы достичь такой степени релаксации, Монике потребовалось немало потрудиться. Теперь она вставала на полчаса раньше, чем обычно, чтобы послать «приветствие солнцу» и повторить мантры.
– Вчера – урок, завтра – загадка, сегодня – подарок, – повторяла она про себя, пока чистила зубы. – Благодарны не счастливые люди, а счастливы благодарные, – расчесывая волосы, говорила она.
Моника очень гордилась своей новой жизненной позицией, замершей почти на грани бесчувственности. Обычно на этом этапе она прокрутила бы в голове свою жизнь до того момента, когда придумает, где и когда они с Райли поженятся, как будут звать их детей, какого цвета полотенца будут висеть в гостевой ванной комнате (белые).
Она подумала обо всех купленных ею книгах по самопомощи, о практиках осознанности, которые посещала, о приложениях с медитациями, заполняющих ее айфон. Все эти усилия, потраченные на то, чтобы перестать беспокоиться о будущем, в то время как всё, что ей было нужно, – это кто-то вроде Райли. Она уверилась в том, что ее жизненная позиция изменилась благодаря ему.
У большинства мужчин, которых Моника знала, имелись бзики. Кто-то был недоволен школой, в которой учился, кто-то – домом, в котором вырос, а кто-то – недостаточно рельефной мускулатурой живота или количеством зарубок на столбике кровати. Однако Райли, казалось, совершенно комфортно чувствовал себя в своей шкуре. Он был таким искренним, беззаботным и простым. В нем не было тайн и скрытых глубин, напротив – он был честным и открытым. Райли никогда не утомлял себя, загадывая далеко вперед. По сути дела, он вообще не тратил много времени на размышления, но никто не совершенен. И его жизненная позиция оказалась заразительной. В кои-то веки Моника не испытывала необходимости в том, чтобы играть в игры или воздвигать вокруг себя защитные стены.
Вчера они ходили на чай в этот необычный, застрявший во времени дом Джулиана. Монике он очень понравился, несмотря на очевидную угрозу здоровью. Она не смогла удержаться от вопля, когда, войдя впервые в кухню, едва не наткнулась на мерзкую желтую ленту, свисавшую с потолка и покрытую сотнями высохших насекомых. Джулиана совершенно не смутил ее ужас, и он объяснил, что это всего-навсего липучка для мух. Липучка для мух? Вот оно что. Наверняка даже Джулиан знает, что обычно в зонах приготовления пищи трупы держать не рекомендуется.
Они жарили донатсы над настоящим огнем с помощью вилок для тостов. При этом Моника старалась не думать о воздействии на изменение климата и обо всех этих бедных полярных медвежатах, разлученных с матерями таянием льдин. Она сидела на диване рядом с Райли, и, пока никто не видел, он сжал ее руку.
После чая Райли зашел к ней домой. Они не обсуждали этого заранее, она не приглашала его, и он не напрашивался в гости. Это просто случилось. Стихийно. Она приготовила ужин из того, что нашла в холодильнике и шкафах: паста с соусом песто и томатами, салат с моцареллой и базиликом. Он сказал, что это лучшая еда за несколько недель. Она улыбнулась, вспоминая тщательно обдуманные и приготовленные блюда, которыми она угощала мужчин раньше: суфле, фламбе и прочее, причем бо́льшая часть из них не вызывала подобного энтузиазма.
Возник один напряженный момент, когда Моника заметила, что Райли изучает ее книжный шкаф. Если бы она ожидала этот романтический ужин на двоих, то заранее убрала бы некоторые книги. Особенно ее раздосадовала мысль о том, что он заметит «Обещать – не значит жениться», «Игнорируй мужчину», «Как найти и влюбить в себя мужчину твоей мечты», «Правила», «Мужчины – с Марса», «Женщины – с Венеры». Моника рассматривала все это чтение как разумный фундамент. Она подходила к поиску знакомств как к любому проекту: предварительное исследование, составление плана, постановка целей. Райли, вероятно, это показалось бы навязчивой идеей. Ни один из них не упомянул о книгах по самопомощи, и неловкий момент быстро миновал.
Он не остался на ночь. Они смотрели фильм по телевизору, уютно устроившись на диване с миской чипсов из тортильи. Бо́льшую часть времени они целовались, подшучивая над тем, что упустили почти все повороты лихо закрученного сюжета. Она старалась придумать, как деликатно остановить его, если он попытается зайти слишком далеко, и, когда он этого не сделал, была несколько разочарована.
Джулиан
Джулиан совсем не привык, чтобы звонили в семь тридцать утра. Но опять же, с того момента, как он запустил «Правдивую историю», произошло много новых, необычных вещей. Он был еще в пижаме, поэтому накинул на себя лежавший поблизости пиджак (от Александра Маккуина, около 1995 года, чудесные эполеты и золотые галуны), сунул ноги в резиновые сапоги, выпрыгнувшие из кладовки под лестницей, и вышел к воротам.
Чтобы увидеть посетительницу, Джулиану пришлось опустить взгляд на пару футов с высоты своих шести футов. Это была миниатюрная, похожая на птичку китаянка с лицом как грецкий орех, глазами-изюминами и лохматой копной коротких седых волос. Вполне возможно, что она была даже старше его. Он был так поглощен разглядыванием, что забыл поздороваться.