Алиса
У Алисы все еще сохранялось чувство разочарованности после так называемого свидания с Максом. Поддавшись после разговора с Моникой в поезде порыву вернуть назад их романтические отношения, она заказала столик на двоих в новом ресторане, открывшемся на их улице. Но она совершила ошибку, сказав Максу, что за столом им запрещается говорить о чем угодно, имеющем отношение к Банти. Проблема заключалась в том, что ни один из них, казалось, не в состоянии вспомнить, о чем они говорили до того, как Банти осчастливила их жизнь. Они подолгу смущенно молчали, и Алиса, к своему ужасу, осознала, что они превратились в одну из тех пар, над которыми они подсмеивались, когда встретились. Эти парочки сидели в ресторане, совершенно не зная, что сказать друг другу.
Алиса сделала фотографию и загрузила ее на свою страничку в Instagram. Это был первый ее пост за три дня. Она пыталась взять это под контроль. Но такому снимку она не могла противиться, потому что кафе «У Моники» выглядело чудесно. Повсюду на столах горели свечи и стояли букеты нарциссов. На центральном столе – изумительные фотографии Джулиана и Мэри, лимонный пирог – любимый Джулиана – и несколько бутылок «Бейлиса».
– Я начинаю беспокоиться, – сказала Моника. – Как считаешь, это ненормально – устраивать вечеринку для человека, который умер? Может быть, пока не пришел Джулиан, все это быстро убрать?
– Нет, это чудесно, – возразил Хазард. – Очень важно вспоминать людей, которых мы любили. И во всяком случае, не этим ли занимался Джулиан последние пятнадцать лет в пять часов вечера по пятницам? Просто сейчас у него есть друзья, с которыми можно отметить эту дату.
Алису удивлял Хазард. Она не думала, что он такой добряк. Этот мужчина был весь соткан из противоречий. Если бы не Макс, она бы чуточку в него влюбилась. Глядя на Хазарда, Алиса заметила, что он хмурится. Проследив за его взглядом, она увидела, как Райли обнимает Монику. Интересно. Вещи, которые замечаешь, оторвавшись от экрана айфона. Кто бы мог подумать?
Все было готово, часы показывали начало восьмого. Собрался весь класс рисования, все ждали. Не хватало лишь Джулиана.
– Джулиан никогда не опаздывает на занятия. – Моника явно игнорировала очевидность противоположного. – Единственное, что он воспринимает невероятно серьезно, – это его мастер-класс. О-о, и моду, конечно. И этого шелудивого пса.
– Это не пес, дорогая, – невольно пародируя Джулиана, произнес Райли. – Это шедевр. Как думаешь, не пора нам приложиться к «Бейлису»? Джулиан нас догонит.
– Конечно, – снова бросив взгляд на дверь, ответила Моника.
К половине восьмого Моника заметно поскучнела. Собравшиеся пытались отвлечь ее, но это не помогало. Алиса взяла свой телефон и открыла страничку Джулиана в Instagram.
– Моника, я выследила нашу приглашенную звезду, – сказала она. – Он только что запостил свое фото с командой какого-то телевизионного реалити-шоу на Слоун-сквер.
– Черт! Вот мерзавец! – воскликнула Моника; Алиса не видела Монику такой сердитой с того раза, когда та выгнала ее из этого кафе на Рождество. – И он не отвечает на мои звонки.
– Я пошлю ему сообщение в Instagram, – предложила Алиса. – Уверена, он проверяет.
ДЖУЛИАН, ПРЯМО СЕЙЧАС ТАЩИТЕ СВОЮ ТОЩУЮ ЗАДНИЦУ К МОНИКЕ, А ИНАЧЕ ОНА ВЗОРВЕТСЯ. С ЛЮБОВЬЮ, АЛИСА
Она набрала, глядя, как Моника расхаживает взад-вперед, с каждым шагом накручивая себя все больше и больше.
Джулиан появился только к восьми часам. Вопреки ожиданиям Моники, он даже особо не смущался. Ему не мешало бы подольститься к Монике. Алиса знала, каково это – лишиться расположения Моники, ничего смешного в этом не было.
– Прошу прощения, народ! Надеюсь, вы начали без меня! Никогда не угадаешь, что может случиться… Господи, что все это значит?
– Ну, мы закатили вам вечер-сюрприз. Мы подумали, что вам может быть немного грустно, поскольку сегодня – пятнадцатая годовщина кончины Мэри, так что мы решили помочь вам вспомнить ее, – произнесла Моника стальным голосом. – Вы забыли про ее годовщину, да?
– Нет, конечно нет! – ответил Джулиан, очевидно забывший об этом. – И огромное вам спасибо за все. Не могу сказать, как много ваше внимание для меня значит.
Алиса взглянула на Монику, чтобы проверить, удалось ли Джулиану успокоить ее. Ничуть не бывало.
– Что произошло с правдивостью, Джулиан? Как насчет того, чтобы делиться правдой? Вы хотя бы знаете, что такое правда? – поинтересовалась она.
Все замолчали, переводя взгляды с Джулиана на Монику и обратно, как зрители, наблюдающие за напряженным финалом в Уимблдоне.
– Ладно-ладно, Моника, я просто глупый старик, прости меня, – сказал он не слишком убедительно, загораживаясь ладонями, как от нападения.
Но Моника еще не закончила.
– Господи, почему вы проводите все время с «друзьями» из Instagram? – Она сердитым жестом взяла слово «друзья» в кавычки. – С пустыми знаменитостями из списка Б, а не с людьми, которые по-настоящему заботятся о вас? Вы понятия не имеете, что значит дружба.
Алиса с облегчением услышала, как открывается входная дверь, подумав, что новый посетитель поможет снять напряжение. И действительно, Моника остановилась на месте как вкопанная.
Отвернувшись от Джулиана, она уставилась на дверь, у которой стояла хорошо одетая седая женщина, показавшаяся ей странно знакомой.
– Здесь закрытое мероприятие, – сказала Моника. – Могу я вам чем-то помочь?
– Вероятно, вы Моника, – ответила женщина, сохраняя невозмутимость, несмотря на очевидное напряжение в комнате. – Я Мэри, жена Джулиана.
Мэри
Мэри только вечером представился случай посмотреть почту. На обед пришли Гас и Уильям, сыновья Энтони, со своими женами и детьми. На двоих у них было пятеро детей, которых она любила, как любила бы собственных внуков. Когда матери не видели, она совала им фунтовые монетки, шоколадные батончики и крекеры с сыром.
Она обожала свою нынешнюю роль старейшины рода. Со своего места во главе большого дубового стола она смотрела, как они уплетают ее стряпню. Энтони, ее партнер, сидел на другом конце стола. Но в ее семьдесят пять такие дни, как этот, казались ей довольно утомительными.
В почте в целом не было ничего волнующего. Последнее время так обычно и бывало. Сюрпризы пусть будут для молодых. Счет за электричество, каталог «Боден» и благодарственное письмо от дамы, которую она на прошлой неделе пригласила на обед. Но был там также тонкий пакет, надписанный вручную незнакомым ей почерком. На лицевой стороне было указано имя Мэри Джессоп, которым она не пользовалась уже пятнадцать лет. Едва покинув «Челси стьюдиос», Мэри вернула себе фамилию Сэндилэндс, словно опять стала девочкой, которой когда-то была.
Пятнадцать лет назад она не только оставила в прошлом свою замужнюю фамилию, она оставила все. Она оставила ему записку, в которой объясняла, что много лет мирилась с унижением и муками ревности к другим женщинам, но что наконец ее терпение иссякло. Она оставила также целую кучу инструкций – например, как включить стиральную машину, – написанных на клочках бумаги и рассованных по всему дому. Она долго заботилась о Джулиане и понимала, что ему будет трудно справляться без нее. Может быть, каждое ее послание будет напоминать ему о том, как много она для него сделала. Эта мысль ее успокоила, но потом она подумала, что, вероятно, он, едва убрав ее одежду из шкафов, переключит внимание на одну из натурщиц.
Интуиция подсказала ей, что перед тем, как распечатать пакет, нужно сесть, и она удобно устроилась в кухонном кресле, надела очки для чтения и осторожно вскрыла плотный конверт кухонными ножницами. Внутри лежала тетрадь в самоклеющейся обложке, на которой было написано: «Правдивая история». Как странно. Почему вдруг кто-то послал ей это? Мэри открыла тетрадь на первой странице.
Она сразу же узнала почерк и вспомнила первый раз, когда увидела его. Им были написаны слова: Дорогая Мэри, почту за честь, если Вы составите мне компанию на обеде в «Плюще» в субботу в девять часов вечера. Искренне Ваш, Джулиан Джессоп.
Тогда все в этой записке показалось ей чарующим и восхитительным. Ресторан «Плющ», о котором она так много слышала, но никогда там не бывала, обед в девять часов, а особенно – Джулиан Джессоп, художник. Она перевернула листок бумаги с запиской и увидела на обратной стороне набросок – несколько смелых карандашных линий, но ее лицо узнавалось безошибочно.
Почему она? Она совершенно не имела об этом понятия, но испытывала невероятную признательность. И она почти сорок лет была признательна, пока однажды не обнаружила, что ее признательность исчезла. И вскоре после этого она сама тоже исчезла.
Мэри начала читать.
Я ОДИНОК.
Джулиан? Солнце, вокруг которого все они вращались, удерживаемые силой притяжения. Каким образом Джулиан может быть одиноким? Незаметным?
Потом она прочитала следующие слова:
Мэри… умерла в относительно молодом возрасте, в шестьдесят.
Мерзавец! Он устранил ее. Как он посмел?!
Она понимала, что не стоит особо удивляться. У Джулиана всегда были довольно гибкие творческие взаимоотношения с правдой. Именно его способность переосмысливать события в соответствии с его потребностями позволяла ему так долго лгать Мэри. Все эти натурщицы, которых он только рисовал, ничего больше. Как она могла предположить такое? Она введена в заблуждение, она – ревнивый параноик. Но тем не менее вместе с пылинками в воздухе висел запах секса, смешанный с краской. С тех пор запах масляных красок всегда напоминал ей о предательстве.
На протяжении многих лет Мэри старалась не читать колонки светской хроники, не обращала внимания на то, как, стоило ей войти в комнату, стихали общие разговоры, а потом тема разговора быстро менялась. Она старалась не замечать сочувствующих взглядов одних женщин и злобных взглядов других.
Потом, вслед за большой неправдой Джулиана, быстро возникла простая правда: