– Алиса, дорогая, можно поделиться с тобой моей новой идеей? – спросил он, и она немного нервно кивнула, ведь никогда не знаешь, что придумает Джулиан. – Я размышлял о «Правдивой истории», о том, почему я начал ее и как одинок я был. И я знаю, вокруг так много людей, которые чувствуют то же самое, им не с кем поговорить и не с кем разделить свою трапезу. – (Алиса кивнула.) – Тогда я вспомнил, как Хазард рассказывал о своем пребывании в Таиланде и что, хотя он был сам по себе, там был общий стол и все каждый вечер ужинали вместе.
– Да, я это помню, – сказала Алиса. – Отличная идея. Только подумать обо всех людях, которых можно встретить, обо всех разговорах.
– Вот именно. Ну вот, я и подумал: почему бы нам раз в неделю не делать то же самое у Моники? Мы можем приглашать одиноких людей на обед за одним большим столом. Брать по десять фунтов с человека, а спиртное приносить с собой. И еще я подумал: можем попросить тех, кто в состоянии, платить по двадцать фунтов, а те, кто не в состоянии, пусть едят бесплатно. Что скажешь?
– Думаю, это замечательно! – Алиса захлопала в ладоши, Банти засмеялась и тоже захлопала в ладоши. – А что говорит Моника?
– Я еще ее не спрашивал, – ответил Джулиан. – Ты думаешь, она согласится?
– Уверена, что да! Как вы это назовете?
– Я подумал, может быть, «Ночной клуб Джулиана».
– Отлично. Смотрите, Райли пришел.
– Райли, мальчик мой, садись. – Джулиан протянул ему стакан вина. – Я хотел поговорить с тобой. Тридцать первого мая будет мой день рождения, как раз за несколько дней до твоего отъезда. Я хочу закатить вечеринку в честь твоего отъезда и отблагодарить всех вас за то, что терпели меня. Что скажешь?
– Это будет потрясно! – воскликнул Райли. – Вам исполнится восемьдесят. Ух ты!
– Но, Джулиан, – вмешалась Алиса, – вы говорили, что родились в тот день, когда мы объявили Германии войну, и я точно знаю, что это было в сентябре, а не в мае.
В свое время Алиса выиграла в школе награду по истории. Это было ее высочайшее – и единственное – академическое достижение.
Джулиан закашлялся с несколько смущенным видом:
– Ты знаешь историю, не так ли, дорогая моя? Да, я мог немного перепутать месяцы. И по сути дела, год. Мне исполнится не восемьдесят, а скорее восемьдесят пять. День после объявления войны был моим первым днем в начальной школе. Я ужасно злился, что никто не хотел слушать, как он прошел. Во всяком случае, – он быстро сменил тему, – я подумал, мы сможем устроить вечеринку в Кенсингтонских садах, между эстрадой для оркестра и Круглым прудом. Я всегда устраивал там вечеринки на свой день рождения. Соберем, бывало, все шезлонги поблизости и наполним большие ведерки «Пиммсом», лимонадом, фруктами и льдом. Потом кто-нибудь сыграет на инструменте, и мы останемся до темноты, пока нас не вышвырнет парковая полиция.
– Это кажется идеальным способом попрощаться с Лондоном, – сказал Райли. – Спасибо.
– Сделаю это с огромным удовольствием, – просиял Джулиан. – Попрошу Монику все организовать.
Джулиан
Джулиан не мог до конца поверить, что в его коттедже у камина сидит Мэри и пьет чай. Он сощурил глаза, чтобы картинка стала размытой, и ему представилось, что сейчас девяностые годы, еще до того, как все пошло кувырком. Правда, Кита все это не радовало: в его кресле сидела Мэри.
Мэри зашла, чтобы забрать некоторые из своих вещей. Она взяла совсем мало, сказав, что нехорошо слишком погружаться в прошлое. Для Джулиана это была новая точка зрения. Он собрался с духом для разговора – необходимого, как ему казалось. Если он не сделает это сейчас, она уйдет, и нужного момента может больше не представиться.
– Прости за все эти выдумки про смерть, Мэри, – сказал он, не зная, удачно ли выразился. – Я честно не считал, что вру. Я столько лет представлял, что ты умерла, что почти поверил в это.
– Я верю тебе, Джулиан. Но зачем? Зачем понадобилось меня убивать?
– Наверное, потому, что это было проще, чем примириться с правдой. Очевидно, я стал бы постоянно доставать тебя, пытаясь загладить свою вину. Но при этом мне пришлось бы признать свои ужасные промахи, рискуя, что меня снова отвергнут, поэтому я… не стал этого делать, – уставившись в чашку с чаем, объяснил он.
– Только из любопытства, – чуть улыбнувшись, сказала Мэри, – как я умерла?
– О-о, я годами забавлялся с разными вариантами. Одно время я считал, что тебя сбил четырнадцатый автобус по дороге домой с рынка на Норт-Энд-роуд. Мостовая рядом с нашими апартаментами была усыпана абрикосами и вишнями.
– Сколько драматизма! – заметила Мэри. – Хотя не очень справедливо в отношении водителя автобуса. Что еще?
– Необычайно редкая, но агрессивная форма рака. В последние месяцы я героически ухаживал за тобой, но ничто уже не могло тебя спасти.
– Гм… Это вряд ли. Из тебя получилась бы ужасная сиделка. Ты всегда не любил болезни и больных.
– Справедливо. На самом деле я горжусь своим последним вариантом. Ты случайно попала в перестрелку между враждующими бандами наркодельцов. Ты пыталась помочь молодому человеку, истекавшему на тротуаре кровью от ножевых ранений, но была убита за свою доброту.
– О-о, это мне нравится больше всего. Из меня получилась настоящая героиня. Только пусть я буду убита выстрелом в сердце. Не хочу медленного, мучительного конца. Кстати, Джулиан… – (Джулиану не нравилось, когда Мэри начинала фразу с «кстати». Слова, следующие дальше, никогда не бывали случайными.) – По пути сюда я натолкнулась на одну из твоих соседок. Кажется, ее зовут Патрисия. Она рассказала мне о безусловном праве на собственность, о том, что вас намерены продать с торгов.
Джулиан вздохнул. Он чувствовал себя как в прежние дни, когда Мэри ловила его на чем-то неблаговидном.
– О господи, они уже несколько месяцев изводят меня этим, Мэри. Но как я могу продать? Куда пойду? Что будет со всем этим?
Он указал широким жестом на все свое имущество, набитое в одну гостиную.
– Это всего лишь барахло, Джулиан. Ты увидишь, что без него почувствуешь себя свободным! Это будет новое начало, новая жизнь. Таким это было для меня, когда я все оставила позади.
Джулиан старался не рассердиться при мысли о том, что Мэри почувствовала себя свободной от него.
– Но здесь так много воспоминаний, Мэри. Здесь мои старые друзья. Здесь ты.
– Но меня здесь уже нет, Джулиан. Я в Льюисе. И я очень счастлива. Добро пожаловать в гости к нам, в любое время. Все эти вещи, все эти воспоминания, они только душат тебя, не дают вырваться из прошлого. У тебя появились новые друзья, и твой дом там, где они. Ты можешь купить новую квартиру и начать все заново. Только представь. – Мэри внимательно на него посмотрела.
Джулиан представил себя в квартире вроде той, в которой живет Хазард, и куда он на прошлой неделе ходил на чай. Все эти большие окна, чистые линии и чистые поверхности. Теплый пол. Вазоны с белыми орхидеями. Выключатели с диммерами. Мысль о том, чтобы жить в таком месте, озадачивала и в то же время приятно волновала. Хватит ли у него смелости расстаться со своим барахлом в возрасте семидесяти девяти лет? Или восьмидесяти четырех. Не важно.
– Во всяком случае, – продолжала Мэри, – продажа – это правильный шаг. Упорствовать нечестно по отношению к твоим соседям. Ты усложняешь жизнь многим людям. Не пора ли тебе подумать о других, Джулиан, и сделать доброе дело?
Джулиан понимал, что она права. Мэри всегда была права.
– Послушай, мне нужно повидать еще одного человека, поэтому я оставляю тебя, а ты подумай. Обещаешь, что сделаешь это? – Мэри наклонилась к нему, обняла и быстро чмокнула в щеку.
– Хорошо, Мэри, – ответил он, решив выполнить обещание.
Джулиан постучал в дверь дома № 4. Дверь распахнулась, и он увидел перед собой импозантную женщину с вопросительным недружелюбным выражением на лице.
Оба выжидали, когда заговорит другой. Джулиан заговорил первым. Он не выносил тягостные паузы.
– Миссис Арбакл, – начал он, – по-моему, вы хотели со мной поговорить.
– Ну да, – ответила она, – последние восемь месяцев. Зачем вы здесь сейчас?
Она нарочито растянула слово «сейчас».
– Я решил продавать, – сказал он.
Патрисия Арбакл разжала руки и испустила глубокий выдох, как сдувшаяся подушка безопасности.
– Ну и ну! – воскликнула она. – Входите, пожалуйста. Что заставило вас передумать?
– Что ж, очень важно поступать правильно, – Джулиан полагал, что повторение вслух его новой мантры поможет ему выполнить свое намерение, – а продажа – это правильный поступок. У всех прочих жильцов впереди много лет, и я не могу лишить вас сбережений на черный день. Простите, что так долго заставил вас ждать.
– Никогда не поздно, мистер Джессоп. Джулиан, – произнесла явно приободрившаяся Патрисия.
– Вы не первый человек, кто говорит мне это, – признался Джулиан.
Моника
Моника поместила постер Джулиана в витрине точно на том месте, где полгода назад повесила рекламу учителя рисования. Она аккуратно приклеила липкую ленту на старые отметины, которые не удалось полностью удалить.
Присоединяйтесь к общему столу в «Ночном клубе Джулиана» в кафе «У Моники» каждый четверг, в 7 часов вечера.
Бутылку приносите с собой.
10 фунтов с человека, 20 – если вы обеспеченны.
Если не можете себе это позволить, ужин бесплатный
Моника вспомнила, как Хазард стащил ее постер и сделал фотокопии. Надо будет в качестве наказания попросить его сделать копии с этого объявления и распространить их по Фулхэму. Она как раз переворачивала табличку на двери надписью «ЗАКРЫТО» наружу, когда пришел посетитель. Моника собиралась сказать женщине, что уже слишком поздно, но узнала Мэри.
– Привет, Моника, – поздоровалась Мэри. – Я только что была у Джулиана, вот и подумала, что зайду и отдам вам это. – Она достала из сумки тетрадь, оставленную в этом кафе полгода назад. – Я пыталась отдать ее Джулиану, но он сказал, что она лишь будет напоминать ему о том, каким он был неправдивым, и что тетрадь должна быть у вас.