– Я делаю все, что могу, Макс, но меня не покидает чувство, что я не оправдала ожиданий. Ни твоих, ни твоей матери, ни ожиданий Банти, ни даже моих собственных. Брак и семья основаны на компромиссе, верно? Приходится над этим трудиться. Во всем этом мало идеального, легкого и красивого. Чаще всего это грязь, усталость и сплошные проблемы. – Алиса замолчала, ожидая, что Макс скажет, что любит ее, что будет больше ей помогать, что у них все получится.
– Может, нам нанять няню, Алиса? На несколько дней каждую неделю. Что скажешь? – спросил Макс.
– Мы не можем себе этого позволить, Макс, но даже если бы могли, я не хочу платить кому-то, чтобы заботился о моем ребенке, а я могла тратить больше времени, притворяясь твоей идеальной женой в идеальной жизни, – стараясь не расплакаться, сказала Алиса.
– Ну, я не знаю, что нам делать, Алиса. Просто я знаю, что ты несчастна и я тоже.
И он поднялся по лестнице в свой кабинет, как делал всегда.
Алисе стало нестерпимо грустно. Она взяла телефон и стала листать свою страничку в Instagram, рассматривая все фотографии своего безупречного мира с потрясающим мужем и красивым ребенком. Может ли она отказаться от этого миража? Смогут ли они с Банти справиться самостоятельно?
Она подумала о Мэри, которая ушла от Джулиана после сорока лет брака, а теперь светится от счастья. Она подумала о Монике, которая, как узнала Алиса вчера, бросила Райли, несмотря на то что ей почти сорок. Она подумала обо всех своих новых друзьях, жизнь которых не выглядела красивой в Instagram, но тем не менее они все такие глубокие, сильные и интересные.
Она тоже может быть такой. Разве нет?
Наверняка лучше жить настоящей и честной жизнью, пусть иногда не очень красивой, по временам тяжелой и неприятной, чем постоянно пытаться изображать идеальную жизнь, полную притворства?
Алиса снова заглянула на свою страничку @алисавстранечудес. Реальная мода для реальных мам и их детей. Смайлик. Может, она сумеет показать, как выглядят мамы в реальной жизни. Она напишет о беспорядке, усталости, отметинах от растяжек, о выпирающем животе и разрушающемся браке. Она могла бы выбросить этого улыбающегося эмоджи. О чем она только думала? Наверняка она не единственная мать на свете, очень уставшая от постоянных попыток быть идеальной.
Мысль о том, чтобы покончить с притворством, была сродни облегчению, которое испытываешь, снимая вечером моделирующее белье.
«Я делаю большое дело. Или, по крайней мере, это лучшее, на что я способна, – сказала она себе, поскольку никто другой ничего не говорил. – А если это не устраивает Макса или моих подписчиков из Instagram, пусть найдут кого-то другого для дурацкого пьедестала, потому что я не могу больше на нем оставаться».
Посадив Банти себе на бедро, Алиса позвонила в дверь. Лиззи открыла, и взору Алисы предстал теплый, уютный дом, в котором царила счастливая суматоха, совсем как в доме, где выросла Алиса. Макс стал бы насмехаться, подумала Алиса, вспомнив, зачем она здесь.
– Лиззи, извини, что так поздно тебя беспокою, – сказала она, – но нельзя ли нам с Банти остаться у тебя на несколько дней? Пока я не придумаю, что делать?
Алиса очень надеялась, что Лиззи не станет задавать вопросов, поскольку пока у нее не было ответов. Она знала только, что ей нужно место для раздумий вдали от Макса. Вдали от всех ожиданий и взаимных обвинений. Лиззи, должно быть, поняла это и в виде исключения сдержала свое любопытство. Но это, как считала Алиса, ненадолго.
– Конечно можно, голубушка, – ответила Лиззи, проводив Алису в дом и плотно закрывая за ней дверь.
Моника
Моника сидела со стаканом «Пиммса» в руке, прислонившись спиной к дереву в Кенсингтонских садах. Она увидела пару, стоявшую с края их группы. Они держались за руки и, казалось, были поглощены друг другом.
– Джулиан, я так рада, что вы пригласили Мэри! – сказала она.
– Да. И ее бойфренда. Можно ли называть бойфрендом мужчину почти восьмидесяти лет? Здесь какое-то противоречие в терминах.
– Он определенно тот мужчина, каких называют седовласым красавцем, верно? Как и вы, разумеется, – поспешно добавила Моника, чтобы не задеть самолюбие Джулиана.
– Он кажется довольно приятным парнем, если вам нравится такой тип, – отозвался Джулиан. – Правда, немного безликий. Пойду познакомлю его с народом.
Джулиан направился к Мэри и Энтони, а за ним потрусил Кит. У того и другого худые конечности разгибались с трудом.
– Кит не собака, – услышала Моника его слова, обращенные к Энтони. – Он мой персональный тренер.
Подошел Бенджи и уселся рядом с Моникой.
– Моника, я хотел кое-что сказать тебе, – начал он. – Я не собираюсь красть лавры Джулиана и Райли, но не могу больше скрывать это от тебя.
Она догадывалась, о чем он собирается ей сказать.
– Мы с Базом скоро поженимся. – (Да, как она и надеялась, но следующая фраза, однако, явилась сюрпризом.) – И мы бы очень хотели, чтобы ты была на свадьбе подружкой жениха или невесты. Не важно. Ты согласна? Пожалуйста, скажи да!
– О Бенджи, я так рада за тебя! – Она обняла его. – Почту за честь выполнить твою просьбу.
– Ура! Не могу дождаться, чтобы сообщить Базу! Очевидно, свадьбой займется Бетти. Она уже планирует меню для приема. Мы поженимся в ратуше Челси, как Джулиан с Мэри, но, надеюсь, с более счастливым концом. Потом будет прием в ресторане Бетти.
– Значит, Бетти вполне смирилась с ситуацией? – спросила Моника.
– Похоже, что да, – ответил Бенджи. – Хотя она здорово накрутила себя в отношении прав геев в Китае. Ты знала, что гомосексуализм был легализован там только в тысяча девятьсот девяносто седьмом? Но больше всего ее расстраивает то, что Китай не разрешает гомосексуальным парам, здесь или за границей, усыновлять китайских детей.
– Что ж, если кто-то и способен убедить Китайскую Народную Республику в изменении политики, так это миссис Ву. О-о, все это замечательно! – воскликнула Моника, поняв, что, вероятно, впервые она искренне рада новостям о свадьбе других людей.
Она ожидала знакомого приступа зависти, но ничего подобного не произошло. Подошел Хазард и сел рядом с ней.
– У тебя счастливый вид, – заметил он.
– А я счастлива, – ответила она, жалея, что не может поделиться новостью, не желая разглашать чужие секреты. – Такое чувство, что все сходится.
– Знаешь, это первая вечеринка за всю мою жизнь, начиная с детства, когда я не испытывал потребности поймать кайф. Даже тогда я объедался драже «Смартиз» и пил слишком много кока-колы. Разве это не удивительно?
– Да, Хазард. Ты сам удивительный. О-о, мне надо кое-что передать Райли. Сейчас вернусь.
Она подошла к Райли, вокруг которого собралась группа его австралийских друзей, включая Бретта, собиравшегося вместе с ним через несколько дней поехать в Амстердам.
– Райли, можно тебя на минутку? – спросила она.
Райли немедленно оторвался от толпы и отошел вместе с ней в сторону, в тихое место.
– Я ждала случая поблагодарить тебя. За то, что ты написал в той тетради про меня. О том, что я буду отличной матерью. Не могу выразить, как много это значит для меня, даже если я не смогу проверить, прав ли ты.
– Я уже забыл, что написал эти слова, хотя это абсолютно справедливо, – улыбнулся он.
– У меня тут есть для тебя кое-что. – Она достала из сумки сверток странной формы, завернутый в бумагу с изображением падуба и плюща. – Я купила это для тебя к Рождеству, но из-за всей суматохи после появления Хазарда, когда я бросила в него фиговым пудингом, я так ничего тебе и не подарила. Сегодня как будто подходящее время сделать это.
Райли взял сверток и развернул бумагу с искренним удовольствием пятилетнего ребенка.
– Моника, как красиво! – Он повертел предмет в руках.
Это был садовый совок отличного дизайна с гравировкой «Райли» на рукоятке.
– Это чтобы ты мог заниматься садоводством, где бы ни был, – объяснила она.
– Спасибо, мне очень нравится. Я буду думать о тебе, обо всех вас, – быстро поправился он, – работая им. Прошу тебя, давай будем поддерживать контакты, а? В любом случае я захочу узнать, что будет с тобой и Хазардом.
– Это так очевидно? – спросила Моника, в глубине души радуясь этому. – Ты не возражаешь?
– Знаешь, сначала я переживал. Чуть-чуть, – ответил Райли. – Но я люблю вас обоих, и когда я это осознал, то понял, что счастлив за вас.
Моника удивлялась великодушию Райли. На его месте она кипела бы от злости и втыкала булавки в восковые фигурки. А у него за ослепительными улыбками пряталась едва заметная грусть. Или, может быть, ей так казалось.
– Райли, ты действительно один из самых приятных людей, с какими я встречалась в жизни. – Моника обняла его, и он не сразу ее отпустил. – Я буду скучать. Мы все будем скучать.
– Знаешь, Хазард станет хорошим папой, – сказал Райли.
– Ты так думаешь? Он не так в этом уверен. Пока он еще не полностью доверяет себе, – сказала Моника, осознавая, как мало это для нее теперь значит.
– Ну, скажи ему, чтобы спросил у ребятишек из «Маминого маленького помощника», выйдет ли из него хороший отец. Они убедят его! – заявил Райли.
– Знаешь, может, я так и сделаю.
– Народ, я хочу сделать объявление. – Джулиан постучал черпаком по боку чаши с пуншем. – Когда Мэри ушла, она оставила что-то особенное. Нет, я имею в виду не меня. – Как актер из театра «Вест-Энд», он сделал паузу, чтобы переждать смех. – Она оставила свой альт. И я надеюсь, она сейчас для нас сыграет. Мэри?
И он протянул ей альт, который, вероятно, спрятал в одной из своих сумок.
– Боже, я не играла много лет. Привет, старый друг. Попробую, – сказала Мэри, поворачивая инструмент в руках, чтобы снова почувствовать его.
Она осторожно настроила каждую струну, потом заиграла, сначала медленно и робко, потом, осмелев, сыграла бешеную ирландскую джигу. Вокруг них собралась толпа. Целые семьи, которые возвращались домой после того, как покормили лебедей, останавливались посмотреть, кто это играет с таким воодушевлением.