Суровый, необычный тон произвел впечатление на Мотекусому, к тому же он видел сильное возбуждение и всех остальных наших капитанов. Когда же поэтому донья Марина спокойно, но решительно посоветовала ему не перечить Кортесу и согласиться на его предложение, тем более что там ждет его почет и покой, здесь же, в случае отказа, угрожает неминуемая смерть, Мотекусома смягчился. Сперва он предлагал в заложники своих детей, одного сына и двух дочерей, но просил избавить его самого от позора плена: «Сеньор Малинче, что скажут мои приближенные, когда я сам дамся вам в руки в собственной своей столице?» Но Кортес настаивал, что только его особа даст нам достаточную гарантию мира и покоя, и вот Мотекусома решился! Как только он объявил об этом, сейчас же поведение изменилось: все капитаны наперерыв просили извинить их за невольную непочтительность. Но в то же время ему предложено было объявить приближенным и охране, что он идет с нами по собственной воле, ибо поселится временно у нас — таковы его желания и воля их идола Уицилопочтли, мол полученная papas [(жрецами)], которые служили тому, и что жизнь его будет в безопасности вместе с нами. Ему подали богатейшие его носилки, и вся процессия отправилась к нам. Конечно, мы сейчас же приняли все меры к наиболее надежной его охране. Во всем же остальном и Кортес, и мы все наперерыв старались ему угодить, развлекая его всячески, чтобы он не тяготился пленом.
Вскоре к нему явились все главные знатные мешики и его племянники, как бы для услуг, а на самом деле, чтобы узнать — не пора ли начать против нас военные действия. Но Мотекусома неизменно отвечал, что ему приятно провести с нами несколько дней, что переезд произошел по его собственному желанию и не следует верить слухам об обратном, тем более что их Уицилопочтли вполне одобряет это решение Мотекусомы, как было сказано papas [(жрецами)], которые слушали и передавали волю идола. Великий Мотекусома и виду не подавал, что плен его огорчает. Такова правда о пленении могущественного Мотекусомы! Весь свой обиход великий Мотекусома перевел к нам: всех своих слуг и жен; по-прежнему продолжалось его ежедневное купание; неизменно при нем было 20 крупнейших сановников, советников и военачальников; по-прежнему к нему прибывали посланцы для рассмотрения тяжб из самых отдаленных земель и привозили дань, да и все важные дела шли прежним порядком.
Даже церемониал, и тот не изменился: ищущие аудиенции приходили теперь не через главные ворота, а через боковой вход с обязательным там ожиданием прежде, чем предстать перед великим Мотекусомой, даже великие касики дальних земель и заграничных поселений, какими бы великими сеньорами они ни были, переодевшись, сняв свои богатые накидки, в простую свежую одежду из хенекена сняв обувь; и приближались, устремив свои глаза на землю с положенными тремя поклонами и со словами: «Сеньор, мой сеньор, мой великий сеньор»; вслед за тем, как ему излагали тяжбу или проблему, по которой прибыли, она и решение изображались знаками на холстах, кусках материи из хенекена очень тонкими и отточенными палочками; вместе с Мотекусомой отправляли суд два мудрых старца — великих касика, принимая решение в немногих веских словах, которое выполнялось беспрекословно во всех землях и поселениях; выходить из залы требовалось не поворачиваясь спиной и с тремя поклонами; выйдя после аудиенции у Мотекусомы, они надевали свои богатые накидки и шли по Мешико.
Через несколько дней прибыли военачальники, сражавшиеся против Хуана Эскаланте, которых Мотекусома вызвал посылкой своего кольца с печаткой со знаком. Что Мотекусома им сказал — мне неведомо — знаю лишь, что он их передал Кортесу для суда. И вот эти несчастные во всем признались: что они действовали по особому приказу Мотекусомы, который велел им приступить к сбору дани, а ежели teules вмешаются, то немедленно их истребить. Об этом признании Кортес немедленно известил Мотекусому. Тот всячески старался оправдать себя, но Кортес не придал веры его словам, а заявил, что по закону нашего короля всякая персона, причинившая смерть другому, тоже должна принять смерть. Но по любви к Мотекусоме Кортес готов взять вину на себя. Зато с остальными подсудимыми Кортес уже не церемонился. Так, этих военачальников Кортес приговорил к смерти, и они были заживо сожжены перед дворцом Мотекусомы. Самого же Мотекусому Кортес велел, на время казни его военачальников, заключить в оковы; сперва тот всячески выражал свое негодование, но затем покорился, смолк и стал шелковым.
Вернувшись с казни вместе с пятью нашими капитанами, Кортес лично снял с Мотекусомы оковы, уверял, что он его любит не менее родного брата, обещал покорить ему еще больше земель, нежели у него было раньше, говорил, что Мотекусома свободно может посетить любой из своих дворцов, ежели это ему захочется. Слушал Мотекусома эти слова, и слезы потекли из его глаз; он отлично понимал цену подобных обещаний и все же поблагодарил Кортеса за его доброту. От выхода из нашего расположения он наотрез отказался, ибо это послужит сигналом к резне: и сейчас ему трудно каждый день удерживать своих многих знатных, племянников и родственников от начала военных действий и захвата его из плена, при выходе же его они, несомненно, попытаются его освободить силой, поднимется весь город Мешико, и несчастье будет ужасное, а он не хочет видеть свой город, охваченный мятежом по своей воле, а также в случае войны они могут, пожалуй, поставить над собой другогo сеньора, и хотя он старается отвратить их от таких мыслей, но их бог Уицилопотчли уже объявил, что Мотекусома находится в плену. И также прибавлю, что сам Кортес через Агиляра постарался внушить Мотекусоме: хотя Малинче разрешил ему выход — разрешение Кортеса мало поможет делу, ибо все наши капитаны и солдаты воспротивятся такому выходу Мотекусомы. Сам же Кортес сделал вид, что ответ Мотекусомы — не выходить, для него неожиданность, и неоднократно обнимал его, уверяя в своей любви и преданности. Тогда же он уступил ему и своего пажа Ортегилью, который уже неплохо понимал по-мешикски. Этот юноша принес немало пользы как нам, так и Мотекусоме: много он ему рассказывал о Кастилии, нас же извещал, о чем говорили с Мотекусомой его приближенные. Служил он так хорошо, что Мотекусома искренно его полюбил. Да и вообще владыка Мешико все более и более привыкал к нам, охотно принимал наши услуги и зачастую пускался в разговоры. С другой стороны, и нам было разрешено отступать от этикета; даже вооружение и шлемы мы могли снимать в его присутствии, а ведь в то опасное время мы день и ночь не выпускали оружия из рук.
Сообщим имена тех военачальников Мотекусомы, которых сожгли по приговору. Главного звали Куаупопока[276], из других одного звали Коате и другого Куиавит[277]; имена остальных мне не известны. Их казнь произвела свое полное действие; молва об этой неслыханной расправе быстро распространилась по всем провинциям: прибрежные поселения вновь покорились нам и покорно исполняли все приказы из Вера Круса. И должно признать заслуживающими уважения столь великие подвиги, которые тогда были совершены: уничтожив свои корабли, мы отважились вступить в укрепленный город, получив столько предупреждений, что там, внутри него, нас убьют, отважились пленить великого Мотекусому — монарха той земли в его великой столице, в его дворцах, имевшего такое большое число воинов, охранявших его, и отважились сжечь его военачальников перед его дворцами, и, заковав его в оковы, продержать в них, пока совершался приговор.
Сейчас, в старости, я много размышляю о героических делах того времени, которые я ясно вижу перед собой, и говорю, что наши свершения были бы невозможны, не будь на то воли Бога, потому что мыслимо ли каким-либо мужам в мире отважиться войти, числом — 400 солдат (не считая оставшихся [в Вера Крусе])[278], в укрепленный город, каким был Мешико, что был больше Венеции, отдаленным от нашей Кастилии более чем на 1500 легуа, и пленить столь великого сеньора, и казнить по судебному приговору его военачальников перед ним? Так как есть еще многое, что следует рассмотреть, я продолжу свой рассказ. Пойдем вперед и расскажем, как Кортес назначил затем другого капитана в Вера Крус, так как Хуан Эскаланте умер.
Постройка малой флотилии
Когда после казни Куаупопоки и других военачальников и усмирения великого Мотекусомы все опять успокоилось, Кортес решил назначить в Вера Крус, вместо умершего Эскаланте, одного солдата по имени Алонсо де Градо, ловкого и изворотливого человека, хорошего музыканта, но горе-вояку. Он был один из главарей недовольных и немало красноречия потратил при тайных сговорах в Тлашкале, о чем я уже рассказывал[279]. И вот, зная этого субъекта вдоль и поперек, Кортес обратился к нему с обычной своей подкупающей сердечностью и простотой: «Сеньор Алонсо де Градо, давнишняя Ваша мечта близка к исполнению; всегда Вы стремились вернуться в Вера Крус, теперь я Вас туда назначаю. Все Ваше внимание сосредоточьте на достройку укреплений, а не на военные предприятия, иначе с Вами может случиться такая же беда, как с Хуаном де Эскаланте». Говоря это, Кортес незаметно подмигнул нам, ибо отлично знал, что Алонсо де Градо ни за какие блага не захочет рисковать жизнью.
И вот тот направился к месту назначения. Но, увы, плохо он выполнил инструкции Кортеса. Сейчас же по прибытии он облек себя неимоверной важностью; весь гарнизон должен был оказывать ему разные личные услуги, а окрестные деревни обязаны были доставлять ему золото и красивых женщин. Крепостную стройку он совсем забросил, и все время уходило у него на застолье и игру. Вернулись и прежние его мысли, и он недвусмысленно старался склонить гарнизон передаться Диего Веласкесу, если появятся корабли с Кубы.
Конечно, Кортес был немедленно извещен; он немало скорбел о неудачном выборе, а опасность измены требовала скорого решения: вот Кортес и избрал Гонсало де Сандоваля, который немедленно отправился в Вера Крус, арестовал Алонсо де Градо и переправил его в Мешико. Здесь Градо потребовал аудиенции у Кортеса, но получил отказ и был заключен в новоотстроенный деревянный барак, от которого, помню и посейчас, так и разило чесноком и луком. Но уже через два дня ловкий парень сумел вновь заинтересовать Кортеса; его выпустили, даже примирились с ним, но военного командования уже никогда больше не поручали.