О в е р м э н. Спасибо, доктор, мы вам очень обязаны.
Саймонс идет на место.
О в е р м э н. Свидетель Леонард!
Н е л ь с о н. Скажите, свидетель, человек, которого большевики привлекли в свою компанию, — если не ошибаюсь, его зовут Максим Горький, — уже достиг последней степени их безнравственности?
Л е о н а р д. Там была большая радость, когда он вернулся в их общество.
Н е л ь с о н. Он достаточно развращен, чтобы заразить всю большевистскую массу?
Л е о н а р д. Кто? А!.. Не думаю, чтобы их нужно было еще заражать, сенатор Нельсон.
О в е р м э н. Но они радовались, когда он вернулся?
Л е о н а р д. Да, сенатор.
Н е л ь с о н. Насколько мне помнится, Максим Горький некоторое время был у нас в Нью-Йорке и покинул Америку, ибо американцам не понравилось, что он привез с собой жену, с которой не был обвенчан.
Возвращается Фрэнсис. Он пьян и прямо от двери кричит.
Ф р э н с и с. Большевики не заслуживают признания! Они установили царство террора! Они убивают всякого, кто носит белый воротничок! Кто получил образование! Кто не большевик!
В е д у щ и й. Ого! Мистер Фрэнсис, кажется, явно навеселе. Впрочем, это тоже исторический факт. После допроса мистер Фрэнсис пошел в бар и достойно отметил свое яркое выступление в комиссии.
Ф р э н с и с. Они конфисковывали оружие! Конфисковывали предметы искусства!
У о л к о т. Что такое?
О в е р м э н. Мистер Фрэнсис!
Ф р э н с и с. К вашим услугам, сэр.
О в е р м э н (вставая и беря молоток). Мы вам уже давно очень обязаны, сэр, но…
Ф р э н с и с. Поймите, я очень заинтересован этими предметами, господа. Извините, что я не в состоянии…
Р о б и н с. В любом состоянии, генерал, надо сохранять способность шевелить мозгами!
Ф р э н с и с. Что?! Как вы смеете?!
Направляется в сторону Робинса. Шериф и полисмен удерживают его.
О в е р м э н. Я еще раз повторяю вам, мистер Фрэнсис, что мы вам чрезвычайно обязаны. Поэтому мы не будем вас больше задерживать!
Шериф и полисмен энергично ведут Фрэнсиса к дверям.
Ф р э н с и с (кричит). Это позор для цивилизации! Это посрамление культуры!
Фрэнсиса выводят.
Л е о н а р д. Я хотел бы сказать еще…
О в е р м э н. Благодарю вас. Я полагаю, что вопрос о составе большевистского правительства и армии достаточно полно исследован комиссией…
Леонард садится.
Б р а й е н т. Я в этом не уверена.
О в е р м э н. Миссис Брайент? Подойдите, пожалуйста, сюда.
Луиза Брайент подходит к столу комиссии.
О в е р м э н. Вы обратились с просьбой допросить вас на наших заседаниях. Изложите мотивы вашей просьбы.
Б р а й е н т. Я одна из немногих американских женщин, посетивших Россию в эти грозные времена, сэр. И если вас хоть в какой-то степени будут интересовать вопросы о судьбе женщин…
Ю м с. Этот вопрос нас очень даже интересует…
Б р а й е н т. Кроме того, я непосредственно участвовала в событиях. Я дважды была в Зимнем дворце в день, переворота седьмого ноября семнадцатого года.
Н е л ь с о н. Правда ли, миссис Брайент, что большевистское правительство, или Советское правительство, делит народ на два класса — капиталистов и пролетариев?
Б р а й е н т. Да, сэр.
Н е л ь с о н. Капиталистка вы или пролетарка?
Б р а й е н т. Поскольку я по профессии газетный репортер и ничего не имею…
Н е л ь с о н. Отвечайте на вопрос. Принадлежите ли вы к классу капиталистов или к пролетариату?
Б р а й е н т. Я очень бедна, следовательно принадлежу к пролетариату… Я хочу, чтобы мне дали возможность рассказать о России.
К и н г. А мы хотим кое-что узнать о характере лица, дающего показания, чтобы определить, насколько мы можем доверять его свидетельству.
О в е р м э н. Миссис Брайент, я хотел бы вас спросить: верите ли вы в бога и в святость присяги?
Брайент молчит.
К и н г. Вас спрашивают, верите ли вы, что существует бог?
Б р а й е н т. Я думаю, что бог существует, но не в состоянии это проверить.
Н е л ь с о н. Вы не верите в Христа?
Б р а й е н т. Я не слышала, чтобы кого-нибудь из свидетелей подвергали здесь такому испытанию.
О в е р м э н. Это не испытание. Это обычная судебная процедура, имеющая целью обнаружить, признает ли свидетель святость присяги.
Б р а й е н т. У меня такое впечатление, будто меня судят за колдовство.
Н е л ь с о н. Не будьте так дерзки.
О в е р м э н. Присядьте, миссис Брайент. Комиссия обсудит ваше заявление.
Брайент отходит и садится в стороне. Сенаторы разговаривают между собой.
В е д у щ и й. Совещаются. Трудный случай. Вам интересно знать, о чем они шепчутся? Пожалуйста.
Включается запись.
У о л к о т. Отказ выслушать ее будет использован в пропаганде против комиссии…
С т е р л и н г. На что эта дама, возможно, и рассчитывает.
О в е р м э н. Разумно.
К и н г. Лицо, не имеющее представления о Библии, не имеет никакого понятия о правде!
О в е р м э н. Ваше мнение, майор Юмс?
Ю м с. Допросить в сегодняшнем заседании.
К и н г. Но сумеют ли остальные вызванные на сегодня свидетели…
О в е р м э н. Сумеют. Это вполне почтенные люди.
Запись выключается.
О в е р м э н. Я хотел бы все-таки выяснить еще один важный вопрос: делали ли большевистские вожди попытки распространять безнравственные идеи?
К и н г. Мне пришлось видеть оригинальный русский текст и перевод на английский язык некоторых советских декретов. Они фактически уничтожают брак и вводят так называемую свободную любовь. Известно ли свидетелям что-нибудь по этому поводу?
С и м м о н с. Разрешите?
О в е р м э н. Прошу вас, мистер Симмонс.
С и м м о н с. У меня имеется в переводе два декрета, из которых первый опубликован в официальном советском органе «Известия». В нем написано следующее. (Читает.) «Девица, достигшая 18-ти лет и не вышедшая замуж, объявляется собственностью государства. Зарегистрировавшись в бюро свободной любви, она имеет право выбрать среди мужчин от 19-ти до 50-ти лет мужа-сожителя. Примечание: согласия мужчины при названном выборе не требуется».
С т е р л и н г. И это называется свободой!
С и м м о н с. А вот другой декрет, опубликованный в одном из промышленных центров Поволжья — Саратове. (Читает.) «Граждане мужского пола имеют право пользовать одну женщину не чаще трех раз в неделю в течение трех часов».
С а й м о н с. Это невозможно слышать.
В е д у щ и й. Ничего не поделаешь, мистер Саймонс, это — стенограмма!
О в е р м э н. Миссис Брайент, вы, кажется, тоже собирались что-то сообщить нам по вопросу о положении женщин?
Б р а й е н т. Буду рада это сделать.
О в е р м э н. Миссис Брайент, положите руку на Библию и поклянитесь говорить правду.
Б р а й е н т. Клянусь всемогущим богом говорить правду, только правду, ничего, кроме правды.
О в е р м э н. Вот теперь мы можем вас выслушать.
Б р а й е н т. Неприятно, что у нас царит дикий сумбур мнений относительно этих декретов, ибо саратовский декрет…
О в е р м э н. Не вдавайтесь в эту тему. Единственное, что мы хотим узнать: правда это или нет?
Б р а й е н т. Этот документ исходил из саратовского клуба анархистов.
Ю м с. Видели ли вы декрет о национализации женщин, опубликованный в «Известиях»?
Б р а й е н т. Декрет саратовских анархистов ничего общего не имеет с Советами.
Ю м с. Я говорю не о Саратове. Я говорю о декрете, опубликованном в официальном органе — «Известиях». Видели ли вы такой декрет?
Б р а й е н т. Да, но не в «Известиях».
Ю м с. Было ли это напечатано в «Известиях»?
Б р а й е н т. Я читала подобный декрет, но не в «Известиях».
Ю м с. Отвечайте точно на вопрос. Было ли это опубликовано в «Известиях»?
Б р а й е н т. Нет! Нет! Нет! Нет!
Ю м с. Прекратите повторять это слово.
Б р а й е н т. Я повторила его столько раз, сколько раз вы задали свой вопрос.
Ю м с. Где же он был опубликован?
Б р а й е н т. В юмористическом журнале «Муха».
Ю м с. Вот как!.. Значит, уважение к женщине и к нравственности стоит на таком уровне, что материалы подобного рода печатаются в юмористических листках?
Б р а й е н т. Если так ставить вопрос, сэр, то что сказать об уважении к женщине и о нравственности в нашей стране, где подобные материалы фигурируют не в юмористических листках, а в протоколах Сената?!
О в е р м э н. Я заметил, что вы не прочь превратить наши протоколы в юмористические листки, миссис Брайент. Но это вам не удастся.
Б р а й е н т. Тогда вам не о чем тревожиться, сенатор.
Н е л ь с о н. Не будьте так дерзки, миссис Брайент.
С т е р л и н г. Видели ли вы в России людей, просивших хлеба, пищи и тому подобное?
Б р а й е н т. В России всегда было много нищих, но, насколько мне известно, их теперь меньше, чем раньше.
Н е л ь с о н. Не потому ли там не стало нищих, что они вступили в Красную Армию?
Б р а й е н т. Может быть, следует и нам призвать в армию наших нищих и направить их на помощь адмиралу Колчаку?
У о л к о т. Не думаю, чтобы вы или я были призваны обсуждать здесь военные проблемы.
Б р а й е н т. Я с вами вполне согласна, сенатор. Поэтому старой леди не следовало бы являться сюда с заявлениями, что нам нужно послать столько-то солдат в Россию.
К и н г. Миссис Брайент, мы согласились выслушать ваши показания, а не вашу критику других показаний.
Б р а й е н т. Вы считаете, что эти показания даже не заслуживают критики? Тогда вы правы…
К и н г. Я этого не говорил!
О в е р м э н. Миссис Брайент, неужели ничего из сказанного здесь другими свидетелями вы не можете подтвердить?
Б р а й е н т. Могу.
Н е л ь с о н. Приятно слышать.
Б р а й е н т. Один из свидетелей сказал, что в числе петроградских комиссаров был американский негр… В Петрограде действительно жил один американский негр.