Ф р а ж о н. Нет, месье Фурье…
Ф у р ь е. Почему же «нет»?
Ф р а ж о н. Месье Дюжарден завтра не придет.
Ф у р ь е. Что-нибудь случилось? А когда же он…
Ф р а ж о н. Не ждите его вообще, месье Фурье.
Ф у р ь е. То есть как не ждать? Почему? Вы просто не знаете… Мы приняли сейчас важнейшее решение…
Ф р а ж о н. Вероятно, месье Дюжарден наговорил вам много лишнего?
Ф у р ь е. Лишнего? В смысле суммы, которую он может пожертвовать?
Ф р а ж о н. Я не знаю, о чем вам говорил месье Дюжарден… Но дело в том… Ради бога извините, месье Фурье… Дело в том, что месье Дюжарден не является хозяином тех капиталов, о которых он вам, вероятно, рассказывал…
Ф у р ь е. Как? Что вы говорите?! Разве месье Дюжарден не владелец торгового дома Дюжарден и сыновья, не владелец фабрик и кораблей? Не может быть! Какой смысл был бы так сочинять?!
Ф р а ж о н. Месье Дюжарден бывший владелец всего этого. Но вот уже около двух лет, как месье Дюжарден страдает душевной болезнью. Над ним учреждена опека…
Ф у р ь е. Но вы же сами только что звали его подписывать ценные бумаги, давать распоряжения…
Ф р а ж о н. По совету врачей мы поддерживаем у месье Дюжардена иллюзию, будто он все еще распоряжается делами фирмы.
Ф у р ь е. Выходит, что здесь был просто-напросто сумасшедший?
Ф р а ж о н. А разве вы сами этого не заметили, месье Фурье?
Ф у р ь е (сокрушенно). Сумасшедший!..
Ф р а ж о н. Это большое несчастье, но это так… Прощайте, месье Фурье.
Фражон уходит. Все так же молча прижимает платок к глазам Клодетт. На улице слышен стук отъезжающей кареты. Фурье неподвижно застыл и говорит как бы в пространство.
Ф у р ь е. Какой бы это был чудесный фаланстер. Две тысячи человек одновременно садились бы за стол, а в это время играла бы музыка.
Светлое просторное конторское помещение. За окном видно фабричное здание. Человек с добродушным, но волевым лицом, в черной («академической») шапочке на длинных волнистых волосах, в мягкой куртке, с черным бантом на белой рубашке, ходит по кабинету. Это владелец хлопчатобумажной фабрики в Северной Шотландии, в поселке Нью-Ленарк, — мистер Роберт Оуэн. За конторкой стоит его сын — Роберт Оуэн-младший.
О у э н - м л а д ш и й. Что ответить этому Фурье, папа?
О у э н. Несколько любезных слов. Скажем: «Господин Фурье! Прочел вашу книгу с удовольствием… Направление мысли благородное… Вполне благородное. Роберт Оуэн».
О у э н - м л а д ш и й. Наивный чудак этот Фурье. Говорят, он много лет ждет какого-то доброго калифа.
О у э н. Наивность его даже не в этом, Робби. Допустим, что такой богач нашелся бы. В конце концов, это возможно. Я ведь пожертвовал свое состояние на то, чтобы основать здесь, в Нью-Ленарке, образцовую фабрику… Несолидность фаланстера Фурье в том, что он носит ремесленный, сельскохозяйственный характер. Между тем основой изобилия и благосостояния является прежде всего промышленность, индустрия.
О у э н - м л а д ш и й. Твой опыт это блестяще подтвердил. Мне всегда радостно читать о тебе добрые слова, папа. (Берет газету, читает.) «Тысячи людей со всего света устремляются в Северную Шотландию, в безвестное еще недавно местечко Нью-Ленарк, чтобы познакомиться с чудом, совершенным неутомимым филантропом-фабрикантом — мистером Робертом Оуэном…» Знаешь, у меня зарегистрировано уже больше пятнадцати тысяч экскурсантов, папа!
О у э н. Посмотрим, какое впечатление произвел Нью-Ленарк на сегодняшнюю экскурсию.
О у э н - м л а д ш и й. Экскурсия уже закончилась, а экскурсанты направляются сюда. Ты их примешь, папа?
О у э н. Отчего же нет… Встреть их, пожалуйста, Робби.
О у э н - м л а д ш и й. Хорошо, папа…
Он идет к двери, распахивает ее. Из прихожей слышны голоса и легкое покашливание. Входит Николай Павлович (будущий император Николай I). Он в мундире, в длинных брюках со штрипками. Треуголка с белым султаном лежит на согнутой левой руке. Николай идет свободным шагом. За ним — два свитских генерала в лосинах и ботфортах. Все трое ласково и приветливо улыбаются.
…Мистер Оуэн, к вам… член российской императорской фамилий, его высочество великий князь Николай Павлович с сопровождающими его лицами.
Н и к о л а й. Здравствуйте, мистер Оуэн. Я рад увидеть воочию творца чудес, только что представших перед нашими глазами.
О у э н. И я в свою очередь рад приветствовать вас в Нью-Ленарке, ваше высочество.
П е р в ы й г е н е р а л. Добрый день, дорогой мистер Оуэн.
В т о р о й г е н е р а л. Здравствуйте, премногоуважаемый мистер Оуэн.
О у э н. Добрый день, господа. Разрешите представить вам моего сына и секретаря Роберта Оуэна-младшего.
Оуэн-младший молча кланяется.
Н и к о л а й. Каков молодец! Прямо хоть в лейб-гвардию его. В Преображенский полк…
О у э н. Приятно слышать, ваше высочество.
Н и к о л а й. Мистер Оуэн, я пришел засвидетельствовать вам свое восхищение.
П е р в ы й г е н е р а л. Да и как не восхищаться! Воистину невидаль! Отдельные дома для рабочих. Цветущие сады… Бульвары…
В т о р о й г е н е р а л. Меня умилило учреждение, в коем пребывают малютки, пока их родители трудятся на фабрике. Такого, кажется, в целом свете еще не заведено… Не упомнил, как вы его окрестили?
О у э н. Детский сад, сэр.
Н и к о л а й. Мне говорили, будто ваши рабочие заняты на фабрике по десять часов. Это правда?
О у э н. К сожалению, это так… Мои компаньоны не соглашаются снизить рабочий день до восьми часов, что я считаю самым правильным.
П е р в ы й г е н е р а л. До восьми часов?! А не разорительно, мистер Оуэн?
В т о р о й г е н е р а л. Ведь у вас есть конкуренты…
О у э н. Производительность труда в Нью-Ленарке значительно выше, чем на любой другой фабрике, где работают по четырнадцать и шестнадцать часов в день.
Н и к о л а й. Отменно все это. Отменно. Я слышал также, что ваши рабочие посещают вечерние школы… Слушают лекции…
О у э н. Да, ваше высочество.
Н и к о л а й. Такое, вероятно, возможно только в Англии, где характер народа достиг известной высоты.
О у э н. Это не совсем так, ваше высочество. Еще несколько лет назад здесь, в Нью-Ленарке, ютился темный люд. Непроходимое невежество, пьянство, поножовщина, взаимная ненависть — вот каков был характер здешнего народа. Теперь все переменилось. И я горжусь тем, что сами рабочие называют Нью-Ленарк — «Счастливая долина».
Н и к о л а й. В чем же главная причина столь разительных перемен?
О у э н. Только в одном, ваше высочество. Для воспитания человеческого характера прежде всего нужны человеческие условия жизни и труда. Их я и старался создать в Нью-Ленарке.
Н и к о л а й. С вами трудно спорить, мистер Оуэн. Факт вашего успеха — поразителен. А факты — упрямая вещь, как говорит ваша английская пословица. Нью-Ленарк может служить примером образцового ведения хозяйства.
О у э н. Мне кажется, ваше высочество, что вы рассматриваете Нью-Ленарк всего-навсего как примерную фабрику. Я вижу его иначе — как примерную молекулу будущего справедливого общества, общества, основанного на свободном труде, общества без бедняков и без униженных.
Н и к о л а й. Дорогой мистер Оуэн, по всей видимости, в наших взглядах имеется немало различий. И это понятно. Мы люди разного воспитания.
О у э н. И происхождения…
Н и к о л а й. Поверьте, я отнюдь не хотел этого подчеркивать…
О у э н. Зато я не стесняюсь подчеркнуть, ваше высочество, что я сын простого шорника и все, что имею, добыл собственным трудом.
Н и к о л а й. Это делает вам честь, мистер Оуэн. Так вот я хотел сказать, что, хотя мы безусловно придерживаемся разных взглядов на цели развития общества, кое в чем тем не менее, возможно, и сходимся.
О у э н. Не думаю, ваше высочество.
Н и к о л а й. Но, мистер Оуэн, неужели вы сторонник революции?
П е р в ы й г е н е р а л. Якобинства?
В т о р о й г е н е р а л. Бунта?
О у э н. Нет. Я против насильственных мер. Как бы ни были существующие системы безумны и гибельны, их нельзя разрушать руками людей некомпетентных. В правительстве — нравится оно мне или нет — я вижу исторический факт, а не шайку разбойников, которую надо неожиданно накрыть… Нет, нет, я не сторонник революции.
Н и к о л а й. Так ведь и я тоже… Выходит, что мы с вами все-таки единомышленники, мистер Оуэн: вы против революции, и я против революции…
О у э н. Но я, ваше высочество, социалист. А вы, я полагаю, не сторонник этого учения.
Н и к о л а й. Дело не в названиях…
П е р в ы й г е н е р а л. У нас в России и поговорка есть: хоть горшком назови — только в печь не сажай.
В т о р о й г е н е р а л. Вот то-то и оно! Ха-ха-ха… А революция — она как раз и есть печь адская, дьявольский костер…
Н и к о л а й. Вот что, мистер Оуэн, я имею сделать вам нижеследующее предложение: переселяйтесь к нам, в Российскую империю.
О у э н. В Россию? Я не ослышался, ваше высочество?
Н и к о л а й. Нисколько. Вам будет отведена земля. У нас ее предостаточно.
П е р в ы й г е н е р а л. И рабочих рук хватает.
В т о р о й г е н е р а л. Доставим сырья сколько потребуется.
Н и к о л а й. И вы заведете у нас столь же образцовое производство для примера господам российским промышленникам. И фабричным нашим людям чтоб был пример. Чтобы без всяких там бунтов с хозяевами своими по-божески жили.
П е р в ы й г е н е р а л. Ну, а ежели, в случае чего, каких-либо беспорядков — тут уж мы вам поможем.
В т о р о й г е н е р а л. Так что общими усилиями насчет порядка радеть будем.
Н и к о л а й. Словом, мистер Оуэн, обдумайте мое предложение. Честь имею.
Николай и генералы щелкают каблуками, поворачиваются и идут к выходу.
Н и к о л а й (на ходу). Отменно, отменно все это. Чудеса… чудеса.
Г е н е р а л ы. Умилительно… Восхитительно… Поучительно!