Г е н е р а л. Честь имею…
Наклон головы. Остается в этой же позе. Звучит музыкальная отбивка. Шеф встает, генерал подымает голову.
Г е н е р а л. Доброе утро, ваше высокопревосходительство. Сообщение на нынешний, одна тысяча восемьсот семьдесят четвертый год.
Ш е ф. Отставить… Его величество государь император изволили выразить свое неудовольствие вашими действиями. Как это все могло случиться?
Г е н е р а л. От зарубежной агентуры было сообщено. (Читает.) «Председатель Интернационального общества… литератор Карл Маркс, под именем англичанина Воллэса, намерен пробраться в Россию со злонамеренной целью».
Ш е ф. Агентура — инструмент чуткий: чего от нее ждут — то она обычно и доносит.
Г е н е р а л. Так-то так… Однако примите во внимание, ваше высокопревосходительство, Маркс крайне интересуется Россией. Собрал целую библиотеку по российской истории… Изучил русский язык.
Ш е ф. Так что же из этого?.. Охота на Маркса — это фарс! Форменный водевиль! Помнится, еще в семьдесят первом году, в Одесском порту, какого-то иностранца сняли с парохода…
Г е н е р а л. Многие данные совпадали: уроженец Германии, подданный Англии и фамилия Маркс…
Ш е ф. Казалось бы, такого анекдота предостаточно, чтобы избежать повторений. Так нет, теперь на железной дороге схватили совершенно другое лицо…
Г е н е р а л. Изрядное сходство было, и паспорт как раз на имя Воллэса…
Ш е ф. Английский посол заявил протест. Арестованный оказался ни больше ни меньше как секретарем английского посольства сэром Воллэсом…
Г е н е р а л. Случай весьма прискорбный.
Ш е ф. История попадет в газеты. Воображаю, как будут потешаться российские почитатели доктора Маркса. К числу их, между прочим, относится и этот злющий господин…
Г е н е р а л. Щедрин? Он у нас под надзором.
Ш е ф. Кто у кого под надзором — он у нас или мы у него, — это будущее покажет…
Г е н е р а л. Все понимаю, ваше высокопревосходительство… Но согласитесь — во всяком деле бывают издержки… Даже на удочку не сразу нужную рыбу поймаешь… Это не значит, что вообще не надо удить…
Ш е ф. Пока вы удите, Маркс уже здесь.
Г е н е р а л. Не может того быть, ваше высокопревосходительство.
Ш е ф. Отчего же не может, если вы сами его дожидаетесь? Имею вам сообщить: Маркс уже проник в наши пределы и ведет свою пропаганду.
Г е н е р а л. Помилуйте, где же это, ваше высокопревосходительство? Я бы знал…
Ш е ф. Вот именно — проворонили! Среди рабочих Нижегородского промышленного района.
Г е н е р а л. Все же не верится…
Ш е ф. И напрасно. Он уже арестован. И я с ним разговаривал.
Г е н е р а л. Я крайне смущен, ваше высокопревосходительство. Позвольте только еще слово… Уверены ли вы, что беседовали именно с Марксом? У меня с собой последний его портрет. Соизволите взглянуть на диапозитив?..
Ш е ф. Что ж, покажите.
Генерал подходит к волшебному фонарю, вставляет диапозитив в деревянной рамке и проецирует на стену портрет Маркса.
Г е н е р а л. Вот он, Карл Маркс, ваше высокопревосходительство…
Шеф звонит в колокольчик, дверь открывается.
Ш е ф. Приведите сюда арестованного.
…Сейчас вы сами убедитесь, ваше превосходительство, что я не шучу. Портрет Маркса пока выключите. В разговор не вступайте. Прошу, садитесь…
Открывается дверь, и в кабинет входит типичный молодой русский рабочий.
…Вот, полюбуйтесь, это и есть Маркс в России.
Г е н е р а л. Я молчу, ваше высокопревосходительство.
Ш е ф. Задержанный, назовите его превосходительству ваше имя, отчество, фамилию и звание.
П е р ч а н к и н. Имя Гавриил. По отечеству Константинов. По фамилии Перчанкин. По званию — рабочий… слесарь.
Ш е ф. Так вот, ваше превосходительство, у слесаря Гаврилы Перчанкина обнаружена при обыске эта рукопись (показывает). Перевод на русский язык брошюры о Международном товариществе рабочих… С приложением Устава Интернационала… Это первый и пока единственный, известный мне, случай приобщения русского рабочего человека к марксистской пропаганде…
Г е н е р а л. Достойно всяческого внимания и удивления.
Ш е ф. Ну, вот видите. А сейчас вы еще не так удивитесь. Господин Перчанкин сделал на рукописи и от себя приписку. Это ваша рука, Перчанкин?
П е р ч а н к и н. Доподлинно моя, ваше высокопревосходительство.
Ш е ф. Не очень разборчиво. Прочитайте сами его превосходительству, что вы тут изволили написать. (Протягивает рукопись Перчанкину.) Читайте, читайте…
П е р ч а н к и н. «Мы призываем всех и каждого…»
Ш е ф. Вы слышите, ваше превосходительство, — «всех и каждого»!.. Нас вы тоже призываете, Перчанкин?
П е р ч а н к и н. Вас?.. Нет.
Ш е ф. Отчего же?
П е р ч а н к и н. Я к народу обращаюсь.
Ш е ф. А мы, стало быть, не народ?
П е р ч а н к и н. Нет, ваше высокопревосходительство.
Ш е ф. Кто же мы тогда — иностранцы, что ли?..
Перчанкин молчит.
…Прошу ответить.
П е р ч а н к и н. Как вы сами себя величать приказываете, так оно и есть — «превосходительства». Что должно понимать, выше находитесь — на народе…
Ш е ф. Читайте с начала!
П е р ч а н к и н. «Мы призываем всех и каждого на борьбу за целостное освобождение всемирного пролетариата! Будем дружно… стремиться… чтобы интернациональная организация проникла в русский рабочий мир».
Ш е ф. Ответьте, Перчанкин: каким способом, по-вашему, интернациональная организация может проникнуть к русским людям?
П е р ч а н к и н. Постепенно… Не сразу ведь и Москва строилась. Тоже с одного-двух домов зачиналась.
Ш е ф. Пример не подходит. Москва росла потому, что была нужна русскому народу. А Интернационал русским людям совершенно ни к чему. Русский человек верит в бога, любит царя и свое отечество… До Маркса с его Интернационалом русскому человеку дела нет… Вы сами хоть представляете себе этого Маркса? Видали хотя бы, как он выглядит?
П е р ч а н к и н. Не довелось.
Ш е ф (генералу). Включите фонарь. Покажите ему его Маркса…
На стене возникает портрет Маркса.
…Взгляните, Перчанкин, — это и есть Маркс. Лицо-то какое! Не доброе ведь лицо!
П е р ч а н к и н. И впрямь не доброе.
Ш е ф. Вот видите.
П е р ч а н к и н. Для вас, ваше высокопревосходительство, не доброе… А для меня доброе… Спасибо, что показали.
Ш е ф (генералу). Выключите!.. Вот что, Перчанкин, как говорится, в семье не без урода. Вы, я вижу, и есть такой урод в нашей русской семье. Изменник пользе своего отечества.
П е р ч а н к и н. Ни в жисть! Что под пользой отечества понимать — в этом и вопрос.
Ш е ф. Сначала ответьте на вопрос попроще: от кого вы получили сочинения Маркса?
П е р ч а н к и н. Вот этого не упомнил.
Ш е ф. Придется вспомнить.
П е р ч а н к и н. Не смогу!
Ш е ф. Заставим!
П е р ч а н к и н. Не надейтесь, ваше высокопревосходительство, — не вспомню.
Ш е ф. Вот как! Что ж… Как там у вас, Перчанкин, в брошюре написано — «пролетариям нечего терять, кроме своих цепей»?
П е р ч а н к и н. Доподлинно так… «приобретут же они весь мир!».
Ш е ф. Это Маркс вам так внушает. А будет как раз наоборот. Был у вас целый мир: бескрайние поля, березки, чистое небо, родной дом… И все это вы потеряете. А что приобретете?
П е р ч а н к и н. Цепи.
Ш е ф. Вот так-то: хотели приобрести мир и потерять цепи, а потеряете мир и приобретете цепи. Вот она какая разница-то между пропагандой и действительностью.
П е р ч а н к и н. Я и раньше знал, на что иду, ваше высокопревосходительство.
Ш е ф. Ну вот и идите. (Звонит в колокольчик.) Идите!
Дверь отворяется, Перчанкин идет к двери.
П е р ч а н к и н. Только и вы не обижайтесь, ваше высокопревосходительство.
Ш е ф. Что еще?
П е р ч а н к и н. Когда мы наши цепи все-таки потеряем — вы их найдете.
Ш е ф. Идите!
Перчанкин выходит, дверь закрывается.
…Видали, какой «стружок» приплыл к нам из-под Нижня Новгорода?! Это вам не Стенька Разин, не крестьянский бунт, а многожды опаснее!
Г е н е р а л. Таких, слава богу, единицы.
Ш е ф. Не сразу и Москва строилась — это он правильно говорит… Надеюсь, вы поняли теперь, ваше превосходительство: неудовлетворительность действий ваших не в ошибочности отдельных мер, а в ошибочности доктрины… Вот вы ловите Маркса. А ловить надо его идеи. Вы убедились — они уже здесь. Уже проникают. Уже подбираются к русскому рабочему человеку… А мы видели, что такое идеи Интернационала, охватившие рабочий народ. Не забывайте, Христа ради, Парижской коммуны!
Г е н е р а л. Свежа память, ваше высокопревосходительство… Однако же, как пресекать опасные мысли, ежели не ловить их носителей?
Ш е ф. Кто сказал не ловить? Ловить! Только вдесятеро, во сто крат больше! На нас же мор идет. Эпидемия! Смертоносное поветрие… Как ограждались от чумы в прошлые времена? Поучительно вспомнить, ваше превосходительство! Где хоть один человек заболеет — сжигают всю деревню. Перекинется болезнь за околицу — палят дома во всей волости. Людей в лес, в землянки. Кругом засеки, завалы, стража… Так вот! Это досконально к нам отношение имеет! Все поставить на ноги! Не миндальничать! Мира с крамолой быть не может. Обыски повальные! Аресты повальные! Возвести новые тюрьмы, пересылки, централы! Восстановить в Шлиссельбургской крепости государеву каторжную тюрьму! Сегодня же! Сейчас же! Сию минуту передать повсюду строжайшие приказы! Прошу немедленно отправиться на телеграф! Вот так надо встречать идеи!
Слышен стук телеграфных аппаратов. Стук телеграфа переходит в другой, более глухой… И мы видим камеру в Шлиссельбургской государевой тюрьме. Стены черные, потолок серебристый — раскраска под катафалк. Кровать привинчена к стене. Стол и сиденье откинуты от стены. В камере — узник. Он одет в серую куртку с чер