Пиппа сделала то, что было необходимо, чтобы спасти младших брата с сестрой.
И ее самый страшный страх, казалось, миновал, когда она осознала, что ей придется покинуть Лидию и Генри, оставив их в Англии. Когда она осознала, что, чтобы создать для них хорошее будущее, ей придется причинить им боль в настоящем. Пиппа ничего не боялась в жизни так сильно, как необходимости бросить их. Этот страх никогда не умирал. Он приходил и уходил, как водные приливы и отливы, однако никогда не исчезал полностью, служа постоянным напоминанием о том, что она потеряет, если не добьется успеха.
Страх жил бок о бок с ней. Со временем он стал частью Пиппы.
Однако этот страх… Тот, который она ощущала в этот самый момент…
Пиппа никогда прежде не сталкивалась с подобным страхом в своей жизни. Этот страх не жил бок о бок с ней. А сейчас он окутывал ее, душил, отнимал воздух и свет, и тепло ее тела.
Это был страх, шепчущий о том, что Пиппа может умереть. А если она умрет, то не сможет сдержать не только обещание, которое дала Лидии и Генри, но и обещание, которое дала самой себе. Обещание, что пойдет против предначертанного ей. Что изменит судьбу.
Даже когда отца увели в наручниках и швырнули в темную карету с железной дверью, Пиппа не боялась так сильно. Даже когда мать отреклась от нее. Когда она кричала о предательстве и заперлась в комнатке, чтобы утопить печали и горести в чае с настойкой опиума. Пиппу оставили одну, оставили заботиться о Лидии и Генри, и теперь у них не было ничего, кроме собственного имени, однако даже тогда она все равно не боялась так сильно. Этот страх не был приходящим и уходящим. Он нарастал и нарастал, стискивая Пиппу в своих злорадных челюстях.
Неестественно прекрасные создания, высокие и гибкие, как ивы, с волосами и глазами всех цветов радуги, окружили Пиппу. Их наряды вокруг нее поблескивали точно сверкающая на солнце вода, а драгоценные камни в их украшениях были размером с фрукт. Куда бы Пиппа ни глянула, она встречала следящие за ней глаза, блестящие от вражды.
Вероятно, вот так чувствует себя лисица, когда оказывается загнана в угол охотником. И снова в мыслях Пиппы ожили слова ее преподавательницы по фехтованию, госпожи Иган:
«Если окажешься в ловушке, поступай самым неожиданным образом. Будь спонтанной».
Она советовала это, потому что выпады Пиппы были слишком очевидными. Когда Пиппа училась фехтовать, она очень часто просчитывала свои действия на три хода вперед. И ее желание предусмотреть каждое движение и минимизировать риски предавало ее в самый решающий момент.
Чья-то ладонь промелькнула рядом с ней, полоснув по руке. Тонкая струйка багровой крови потекла после того, как блеснувший клинок отступил. Пиппа вскрикнула, хотя и не почувствовала боли. Уже есть кровь. Уже взялись за ее беззащитную кожу. До того как Пиппа смогла оглядеться и сориентироваться; до того как попыталась защитить себя или отбиться, в ее сторону полетел огромный фрукт, который напоминал яркое красное яблоко. Он ударился о ее юбку с противным звуком растекшейся мякоти. Если бы бросивший яблоко прицелился чуточку лучше, то мог бы попасть Пиппе в лицо. Изувечить ее.
Чего хотят от нее эти бездушные феи?
Пиппа снова закричала, умоляя о помощи и глазами ища хоть какое-то оружие.
Кольцо, которым жестокие похитители окружили ее, все сжималось, а их пальцы тыкали и кололи Пиппу в спину. Они пихали ее в живот. Дергали за волосы. Трепали за щеки. Водили ладонями по ее обнаженным рукам.
Трогали ее без разрешения, будто бы она была каким-то беззащитным существом в питомнике лондонского зоопарка. Будто бы Пиппа принадлежала им и они имели полное право делать с ней все что только пожелают.
Страх Пиппы обратился в чистейший ужас. Чего они все от нее хотят? Что они с ней сделают? Она совершила ошибку. Пиппа это прекрасно понимала. Но неужели ни у одного из этих фейри нет сердца? Неужели у них нет души? Неужели они и правда собираются убить ее за совершенную ошибку?
Глаза Пиппы в панике забегали по сторонам. А потом она заметила знакомое лицо. Точно луч надежды, прорвавшийся сквозь вечную тьму. Словно тростинка, за которую можно ухватиться, прежде чем утонешь в своем страхе.
Арджун Десай. Ну, конечно. Тот самый, который и привел ее на эту судьбоносную тропу.
Облегчение наполнило душу Пиппы, когда его ореховые глаза замерли на ней. Они были словно заживляющий бальзам, нанесенный на открытую рану. Ей захотелось упасть на ковер из клевера под ногами, подтянуть колени к груди и зарыдать.
Арджун Десай несколько раз помогал ей прежде. Скорее всего, именно поэтому-то Пиппа и думала о нем куда чаще, чем полагается юной девушке, помолвленной с другим мужчиной.
Она хотела что-нибудь сказать. Передать свое облегчение и озвучить надежду на то, что знакомство с Арджуном может уберечь ее от грядущих неприятностей. Выразить сожаление о том, что без спроса пробралась в его квартиру и шагнула следом за ним в то магическое зеркало.
Однако когда Пиппа открыла было рот, этот негодяй покачал головой. Приказал ей хранить молчание.
Что? Почему? И как долго ей еще молчать и терпеть?
Арджун Десай хотел, чтобы Пиппа ему доверилась. Это было очевидно. Отчасти она и правда хотела ему довериться. Однако помнит ли Пиппа, когда она в последний раз доверяла словам мужчины?
«Будь спонтанной, Филиппа Монтроуз. Перестань сомневаться и сделай то, чего от тебя ожидают меньше всего».
Пиппа крепко зажмурилась.
– Мистер Десай! – закричала она охрипшим голосом. – Пожалуйста, помогите мне!
Сквозь слезы она видела, как Арджун Десай замер на месте, и его орехово-карие глаза округлились.
А в следующую секунду свет его глаз охладел. Почти что померк.
Мужчина без бороды в белом наряде, с заостренными и пугающе прекрасными чертами лица повернулся к Арджуну, насмешливо скривив бледные губы.
– Ты знаком с этим жалким созданием, сын Рийи? – Когда Арджун не ответил сразу, ноздри у фейри с серебряными волосами сердито раздулись. – Отвечай благородному лорду, когда тебе задают вопрос, полукровка.
Сердце у Пиппы сжалось, точно окаменев, когда она увидела на лице Арджуна выражение полнейшей скуки. Сунув руки в карманы, он лениво подошел к ним, а затем остановился, чтобы протереть линзу монокля, прежде чем поместить ее на левый глаз, не торопясь, словно собирался разглядеть Пиппу как лошадь на ярмарке в Дроэда [55].
После этой унизительной процедуры он скривил губы. Пиппа всегда считала его симпатичным, однако впервые теперь она по-настоящему заметила, сколь нечеловечески идеальны черты его лица. Сколь прекрасны его изогнутые черные брови и сколь элегантен изгиб его словно выточенной из камня челюсти. Как хороши его острые скулы и как приятен глазу теплый оттенок его медной кожи. Пиппа не знала точно, почему она не замечала всего этого раньше. Может, потому что он всегда находился в компании бессмертных существ, а их красота была просто неописуема, даже в столь опьяняющем своим декадансом городе, как Новый Орлеан. Даже в мире света и теней, где сверхъестественные создания оживали при свете луны.
Если бы у Пиппы было время подумать наедине с самой собой, она бы посмеялась над абсурдностью этих мыслей. Как она вообще может в такой опасный момент таращиться на Арджуна Десая и восхищаться его внешностью?
А потом глубоко в ее душе зародилась мысль, которая ее поразила.
Сердце перестало тревожно стучать в груди. Теперь оно билось в мирном и непоколебимом ритме. Будто бы Пиппа внезапно осознала, что самое худшее позади, раз Арджун Десай здесь, с ней.
Пиппе стало… спокойно.
Какой абсурд. Если бы она могла доверять этому глупому сердцу, она бы давно так поступила. Однако Арджун Десай никакой не рыцарь на белом коне. Он не бросился ей на помощь. С чего ему защищать ее от этих существ? Чем он ей обязан? Пиппа отвела глаза, и страх поглотил ее с новой силой.
Кто она такая для этих прекрасных созданий, которые были похожи на вытесанные бриллианты из мира кошмаров?
Над Пиппой продолжали насмехаться, длинные пальцы продолжали дергать ее за растрепавшиеся локоны волос. Они продолжали трогать разорванные кружева у нее на груди. Пиппа приказала себе перестать плакать, потому что при виде ее слез эти создания, кажется, веселились лишь еще больше.
Пиппа поступила так же, как поступала, когда была маленькой. Как поступила, когда осознала, что ее первый герой – ее отец – на самом деле превратился в злодея. Она нашла способ спасти саму себя, пусть всего лишь на мгновение.
Каждый раз, когда герцог Ашмора, смертельно пьяный, погрязший в долгах, возвращался домой в их обветшалое поместье, крича на несуществующих слуг, Пиппа уходила в себя. Сворачивалась в клубочек глубоко в мыслях, прячась там, где никто не найдет ее. Там у нее стоял столик с тремя тарелочками. Тремя чашечками. Тремя улыбками.
Пиппа. Лидия. Генри.
Она уходила в то единственное место, где все они были в безопасности и тепле, где все они были любимы.
Насмешки вокруг Пиппы превратились в приглушенный шум. Она начала повторять про себя разные факты, ища успокоение в истине среди хаоса.
Она находилась в мире фейри – это факт. Феи действительно существуют, и они совсем не миролюбивые. Ее лучшая подруга, Селина Руссо, исчезла несколько недель назад. Пиппа помолвлена и должна выйти замуж за Фобоса Девере менее чем через семьдесят два часа.
Ей нужно найти портал обратно в Новый Орлеан как можно скорее. Вернуться в дьявольски прекрасный город вампиров и оборотней и других неземных существ.
Пиппе следовало подумать, прежде чем шагать в неизвестность следом за Арджуном Десаем. Теперь она вспомнила тот вечер, когда увязалась следом за детективом Майклом Гримальди на болото и стала свидетельницей его обращения в волка под светом полной луны. Ей потребовалась целая неделя, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Однако она не могла не поверить в то, что увидела собственными глазами. Не могла не верить собственным ушам, которые слышали волчий вой. А потом ей не потребовалось много времени на то, чтобы выяснить правду об истинной природе существ, скрывающихся у всех на виду в самом сердце общества Нового Орлеана.