– Мистер Десай… – начала было она.
– Арджун. Пусть мне и понравилось, как ты называла меня мистером все то время, пока мы были знакомы, мы вот-вот должны пожениться, Филиппа. – Он покосился на светящийся в тусклом уголке зала под потолком огонек. Он светил неярко, и Пиппа решила, что тот отдыхает, однако она не забыла предостережения Арджуна. Они всегда не наедине, даже если так кажется.
Она снова нервно прочистила горло.
– Пиппа, – сказала она. – Я уже несколько раз просила тебя называть меня Пиппой. По той же причине.
– Ах да. Насколько я помню, мать называла тебя Филиппой, и поэтому тебе не нравится полное имя.
– Удивлена, что ты помнишь.
– Я помню каждое твое слово, дорогая моя.
Пиппа нахмурилась.
– У нас будет момент поговорить с тобой… наедине, дорогой мой?
Арджун покосился на нее и рассмеялся. Затем он снова повернулся к печи. Быстро, как вспышка молнии, он намазал каждую лепешку маслом, а потом протянул стопку Пиппе. Вытерев руки чистым полотенцем, Арджун также поставил перед ней маленькую терракотовую чашку с чем-то, похожим на взбитые сливки.
– Это дахи, – пояснил Арджун. – Йогурт из козьего молока. И если хочешь меда, у меня есть небольшая баночка из Нового Орлеана. Можешь все это есть спокойно и не переживать. Все, что находится в моей кладовке, заколдовано, чтобы не портиться. – Он вытащил из сейфа мед и положил его в чашечку из глазурованной керамики. – Наслаждайся. – С этими словами Арджун начал собирать кулинарные принадлежности и складывать их на полки маленького металлического шкафчика.
– А ты не будешь есть? – спросила Пиппа.
Он посмотрел на нее через плечо и сказал:
– Нет.
– О-о. – Она отвела глаза.
– Что-то не так?
– Я бы не хотела трапезничать в одиночку. – Ей было больно произносить эти слова вслух.
– Что? – Арджун поднялся на ноги.
– Я… я не люблю есть одна.
В первую секунду Арджун выглядел растерянным. Затем пришел в себя и многозначительно ухмыльнулся.
– Уверен, разок ты справишься.
Нахмурившись, Пиппа отломила кусочек от теплой хлебной лепешки и изо всех сил попыталась не поддаваться охватившему ее разочарованию.
– Ты так и не ответил на вопрос, – сказала она. – У нас будет возможность поговорить наедине?
– Разумеется. – Арджун остановился рядом с ней. – Ведь я очень хочу узнать, каким образом ты с мисс Генри сумела пробраться сегодня в мою квартиру.
Пиппа вздрогнула.
– Мы обязательно поговорим, – продолжил он. – Чуть позже. В наших покоях.
– Наших? – Вопрос Пиппы прозвучал встревоженно, а мысли завертелись ураганом. – А нельзя мне каким-нибудь образом получить отдельные покои? – Она снова прикусила губу. – В конце концов, мы ведь еще не очень-то женаты и… – она умолкла, увидев выражение его лица. – Если сомневаешься… – пробормотала она, повторяя его слова.
– То ответ «нет», – закончил за нее Арджун.
Боже. Этой ночью Пиппа будет делить ложе с Арджуном Десаем.
Ад пуст! Все дьяволы сюда слетелись!
«БУРЯ» [63], УИЛЬЯМ ШЕКСПИР
С самого раннего детства Майкла Гримальди очаровывали безнадежные дела.
Все началось тогда, когда он был маленьким мальчиком. У него была рыбка. Его первое домашнее животное. Майкл назвал ее Голди, что очень веселило двоюродного брата Луку. Майкл спас Голди от того, что, как считал, должно было привести ее к верной гибели. Когда он спросил у Луки, почему тот собирается вернуть рыбку в пруд, тот сказал, что она состарилась. Что она перестала плавать в аквариуме и ей стало скучно. Она не проживет долго, поэтому будет лучше вернуть ее в пруд, чем наблюдать, как она погибает.
Несмотря на предостережение кузена, Майкл унес Голди домой. Он кормил ее, разговаривал с ней – всячески заботился. Родные не стали расстраивать восьмилетнего Майкла, когда он сказал, что ей, кажется, уже лучше. Однако они знали правду.
Когда спустя неделю Голди умерла, Майкл был безутешен. Он устроил достойные похороны – в лучших традициях Нового Орлеана, с шумной процессией. Лука помог ему сделать маленькую каретку, которая увезла Голди к месту вечного покоя. А его лучший друг, Бастьян, соорудил коробочку, которая послужила гробом. Как и всегда, работа Бастьяна вышла великолепной. Он украсил коробочку золотой краской и латунными гвоздиками, чтобы та выглядела величественно.
– Золото для Голди, – сказал Бастьян с печальной улыбкой.
Даже в юном возрасте Майкл понимал, что друг немало знает о смерти. Впервые в жизни ему показалось, что теперь их объединяет горечь утраты. Это стало поворотным моментом в жизни Майкла: он понял, что может стараться изо всех сил делать все, что только возможно, – и все равно это ничего не изменит.
И тем не менее он отказывался усваивать этот урок.
Время шло, а Майкл все продолжал биться с делами, которые остальные считали безнадежными. Даже когда родные наказали ему держаться подальше от Бастьяна, даже когда они сказали, что дружба с наследником Сен-Жермена не принесет ничего, кроме горя, Майкл продолжал оправдывать товарища.
Он знал, что их семьи должны быть заклятыми врагами. Не только потому, что Бастьян происходил из семьи вампиров, а в жилах Майкла текла дикая кровь магических оборотней. Нет, все было куда сложнее. Все уходило корнями к проклятиям и кровавым клятвам. К многовековым войнам и нарушенным обещаниям.
Они были Гримальди и Сен-Жермены. Как Капулетти и Монтекки.
И хотя бабуля требовала, чтобы Майкл больше не общался с Бастьяном, он все равно верил, что может изменить судьбу. В конце-то концов, много веков назад вампиры и оборотни ведь работали сообща. И изгнали их из некогда родных земель вместе.
Разве не стоит объединить усилия ради всеобщего блага?
Потребовалось немало времени, чтобы Майкл понял, что единственное благо для Сен-Жермена – то, которое может принести пользу его виду. Майкл не смог разглядеть истину, потому что Бастьян обладал талантом очаровывать, словно иллюзионист, а Майкл верил в добродетельность друга даже тогда, когда все говорило об обратном.
Майкл первым заметил, как их одноклассники боролись за внимание Бастьяна, будто благосклонность самого богатого мальчишки в классе окатит и их дождем из золотых монет. Как друг без зазрений совести переигрывал любого, кто вставал у него на пути. А потом, быстрый как молния, использовал свое очарование, чтобы повлиять на сердца и мысли, чтобы всех склонить на свою сторону. Будучи мальчишкой, Майкл думал, что если проведет достаточно времени в компании Бастьяна, то и сам научится мастерству очарования. И может, тогда он станет уверенным и влиятельным, каким всегда мечтал быть. Тогда он сможет войти в зал и вынудить людей уважать его за одну лишь репутацию.
Однако все эти иллюзии полностью рассыпались в прах в ту весну, когда прошел их первый школьный бал, все танцевали котильон, а Майкл застукал Бастьяна в объятиях юной девушки, за которой зачарованно следил издалека.
Бастьян же… даже не извинился.
А теперь? Теперь он не просто обнял юную девушку, которая нравилась Майклу. Он украл у него девушку, которой он отдал сердце! Украл у Майкла будущее. Украл его счастье.
Девушку, на которой он хотел жениться. Селину Руссо.
В море непростительных поступков, какие совершили Сен-Жермены по отношению к Гримальди, этот Майкл не мог ни простить, ни забыть. Каждый раз, когда он вспоминал о Селине и своем утерянном будущем, которое мечтал с ней построить, что-то в сердце каменело. Появлялась боль, которая пронзала до самых костей, отчего он не мог радоваться ничему вокруг. Он не мог смеяться, не мог плакать. Даже на похоронах Луки.
Майкл не чувствовал ничего, кроме этой боли.
Бастьян мог выбрать любую из самых завидных невест их города-полумесяца. Каждая девушка из кожи вон лезла, чтобы заполучить его внимание. А Майкл влюбился впервые в своей жизни. И Бастьян отнял эту любовь у него. Бастьян воспользовался своими силами, очарованием и влиянием, чтобы отнять у Майкла то единственное, чего тот страстно желал. О чем по-настоящему мечтал. Бастьян украл у Майкла будущее.
Майкл планировал отплатить тем же.
Единственным хорошим Сен-Жерменом мог быть только мертвый Сен-Жермен. Окончательно и бесповоротно мертвый.
Майкл крепко сжал руки в кулаки, когда боль, точно змея, обвила его тело, пока он стоял в темноте перед огромным зеркалом у дальней стены квартиры, которую делили Шин Джейяк и Арджун Десай. Майкл ожидал, что ощутит хоть какую-то тревогу или благоговение. В конце концов, он ведь был первым из своей семьи, кто за последние несколько сотен лет ступит в мир фейри.
– Ты принес всё, что я сказала? – подала голос Валерия Генри, стоящая рядом. За ее спиной была ее дочь, Элуиз, которая сжала губы в тонкую линию и сердито смотрела на них.
Майкл кивнул. На левом боку у него висел клинок, выкованный из железа, а на бедре справа красовался серебряный кинжал, чьи ножны были выполнены из грубой кожи, потому что если металл коснется самого Майкла, то принесет ему немало боли. Существа, которые когда-то считались темными фейри, – оборотни, как он, и вампиры, как Бастьян, – могли быть обездвижены подобной раной и даже смертельно покалечены. Револьвер в кобуре был заряжен чередующимися пулями. Три из железа, три из серебра. А на плече у Майкла висел рюкзак с едой и запасом свежей воды.
Валерия Генри повесила ему на шею тонкую цепочку.
– Она защитит тебя даже от самых жутких чар, – сказала она Майклу. – А также заглушит физическую боль, если потребуется. Однако если съешь или выпьешь что-то заколдованное, не обещаю, что она будет работать. Ее эффективность также может ослабеть со временем, если задержишься в мире фейри надолго.
Майкл кивнул.
– Спасибо вам за помощь, – поблагодарил он. Его слова прозвучали сдержанно. Более сдержанно, чем он намеревался. Впрочем, род Генри – древнейший род сибилл