– Не сплю, – ответила Пиппа после почти что целой минуты молчания.
– Ты все это время раздумывала, спишь ты или нет?
– Нет. Я раздумывала, отвечать тебе или нет.
Арджун сделал паузу.
– Похоже, что наши дружелюбные огоньки покинули нас на время.
– Что, как думаешь, они всем скажут?
– Скажут правду, как и всегда. Что мы не делили кровать. Что ты ушла на ночную прогулку, а потом вернулась со мной. Надеюсь, больше никаких подробностей не упомянут. – Арджун сделает все, чтобы так и было, даже если придется подкупить этих мелких любителей подслушивать чужие тайны. Они согласятся на все за кусочек сахара из мира смертных.
Пиппа вздохнула.
– Получается, мы наконец-то можем безопасно поговорить начистоту?
Арджун подпер рукой голову.
– В Уайль никогда не безопасно разговаривать начистоту, – сказал он. – Однако в данный момент в этой комнате нет никаких шпионов. И все же лучше разговаривать потише.
– Полагаю… полагаю, тогда тебе лучше подойти сюда.
Арджун чуть было не рассмеялся. По правде сказать, он сам хотел это сделать, если бы его не пугало то, как его пульс учащается от слов Филиппы Монтроуз. Словно у воодушевленного мальчишки, а не вежливого молодого человека. Арджун поднялся и направился к ней – непринужденной походкой, разумеется, – к гигантской кровати, стоящей на невысоком пьедестале. Кровать была нелепой, потому что ее спинку украшали переплетенные ветки, которые набухали, если к ним прикоснуться. Несомненно, некоторые фейри считали, что подобное побуждает к занятиям любовью. Арджун был уверен, что Пиппа пока этого не заметила, иначе бы она закричала.
Да и сам Арджун мог согласиться с тем, что вид кровати, которая корчится, если ее погладить, немало пугает.
Все в этих покоях состояло из намеков, даже размеры покрывала. А размеры кровати подразумевали, что на ней могли уместиться… больше, чем двое. Эта идея казалась Арджуну утомительной. Вежливую беседу сложно было вести и с одним-то членом королевского фейри-двора, что уж говорить о нескольких, да еще и в такой деликатной ситуации. Мысль о том, чтобы умереть голым в огромной кровати с руками и ногами, связанными спутавшимися лозами плюща, совсем не прельщала Арджуна.
Ну… может, разве что если не его будет связывать кто-то, а он кого-то…
Арджун прочистил горло, опустившись на край кровати подальше от Пиппы, как какой-то целомудренный монах. Пиппа заерзала и повернулась к нему лицом, щеки у нее порозовели, а голубые глаза поблескивали.
– Я хотела бы извиниться, – тихо произнесла она. Ее губы двигались осторожно при каждом слове, и Арджун нехотя вспомнил их поцелуй в тени дерева-убийцы. На самом-то деле это мог бы быть типичный вечер четверга в местных землях, ничего необычного. – То, что я сделала в лесу, было…
– Нам вовсе не обязательно обсуждать произошедшее. Это неважно. – Арджун усмехнулся, натянув на лицо непринужденное выражение, хотя ему вдруг стало жарко от одного лишь воспоминания. От мысли о том, что Пиппа пахла как английский сад весенним утром. От мысли о том, каково это – обнимать ее. – У нас сейчас есть дела и поважнее. – «Например, как дожить до завтрашнего дня», – добавил он мысленно.
– Я… – Пиппа засомневалась, нахмурив лоб. – Это прозвучало не очень приятно.
Арджун напрягся, даже не пытаясь теперь скрыть тревогу.
– Я не хотел тебя обидеть, Пиппа.
– Не знаю, имеет ли значение, чего ты хотел, если ты кого-то обижаешь. Да и даже если тебе все равно, я… я поцеловала тебя, и для меня это имеет значение. – Она сделала паузу, словно сомневаясь. – Я целовалась лишь с одним мужчиной до этого.
Хотя Пиппа и не назвала Фобоса по имени, горячая волна ревности наполнила грудь Арджуна при мысли об этом молокососе, претендующем на роль ее будущего супруга, и от этого Арджуну стало еще хуже. Арджун Десай прожил девятнадцать лет и ни разу не играл роли ревнивого любовника. И теперь не станет начинать. К черту такие мысли.
– Я… – Арджун поправил волосы и отвел глаза. Его жутко тянуло поступить так же, как он поступал всегда, когда дело касалось сердечных вопросов. Пренебречь деталями. Солгать, а не выказывать какие бы там ни было слабости. – Не… не то чтобы у меня был большой опыт в подобных вопросах.
Пиппа села, и меховое покрывало сползло с ее сорочки. Сползло медленно, сводя с ума.
– А я думала иначе, – сказала она.
– Потому что я оказался так талантлив в этом? – пошутил Арджун.
Пиппа покачала головой.
– Потому что ты мужчина.
Он рассмеялся.
– Если отбросить в сторону шутки о моем мастерстве… ты первая смертная, которую я поцеловал, – признался он. А еще Пиппа была первой, кого он поцеловал, не напившись фейского ликера перед этим.
– Первая смертная? – Она поправила белокурый локон за ухом, поджав губы. – Ясно.
– Ты ревнуешь меня к фейри-девчонкам, которых я целовал, Филиппа Монтроуз?
Она покраснела, раскрыв от изумления рот.
– Нет, – поспешно ответила она. – Разумеется, нет. – Она обхватила руками колени, и ее светлые локоны рассыпались вокруг, точно накидка.
Арджун ненавидел себя за то, что ему нравилась ее ревность. Или, по крайней мере, часть его фейри-натуры этим наслаждалась.
– Жаль, – сказал он. – Ревность является сильным оружием в Уайль.
– Если я буду управлять этим оружием достаточно умело, то смогу убедить вернуть меня домой?
– Тебе не нужно оружие, чтобы убедить меня в этом, Пиппа, – сказал Арджун почти что шепотом. – Если бы не наши обещания, я бы отвел тебя домой в эту самую минуту.
– Понятно, – тихо ответила Пиппа.
– Не сердись, – продолжил Арджун. – Не все потеряно. Доверься мне. И моей матери.
Пиппа кивнула.
Их беседа стихла, и воцарилась тишина. Арджун ждал, что вслед за ней последует дискомфорт. Последует необъяснимая потребность, которую он ощущал с самого детства, в том, чтобы наполнить пустоту чем-то, словами или смехом, или какой-нибудь пошлой шуткой.
Однако дискомфорта не последовало. Как странно. Дело в Пиппе или в ситуации, в которой они сейчас находились?
Арджун не готов был поверить в то, что дело в Пиппе. Ему вполне достаточно его названой семьи в ковене вампиров. Потерять кого-то еще будет слишком больно, и подобные раны очень долго заживают. Члены Львиных чертогов, по крайней мере, были смертельно опасными и бессмертными созданиями. И Арджун не может – не станет – заботиться о хрупкой смертной девчонке. Заботиться о Пиппе Монтроуз – это все равно что держать тончайший хрустальный бокал, брошенный в бушующий ураган.
– Мне следует поблагодарить тебя за то, что ты снова пришел на помощь сегодня ночью, – пробормотала Пиппа. – И за это мне действительно стоит извиниться.
– Всегда пожалуйста, – ответил Арджун непростительно ласковым тоном. – И да, тебе стоит извиниться.
– И я бы извинилась, если бы ты мне не мешал! – Пиппа нахмурилась.
– Почему ты пошла за мной сюда сквозь портал?
– Я… подумала, ты идешь навестить Селину с Бастьяном.
– Тебе так важно знать, куда они отправились?
– Дело не в том, куда они отправились. Я хочу знать, что Селина в безопасности. Что, где бы она ни была, она счастлива и свободна.
– Ты так сильно заботишься о подруге, что готова ради нее рисковать собственной жизнью, а также руками и ногами?
– Она не просто моя подруга. – Пиппа сделала паузу, раздумывая. – Во время нашего долгого путешествия через Атлантику, когда мы думали, что у нас больше никого нет, мы нашли друг друга. Она стала моей семьей. У тебя никогда не было друга, которого ты считал бы членом своей семьи?
Арджун задумался. Он вспомнил о том, что каждый из бессмертных членов Львиных чертогов по-особенному грел ему душу. Вспомнил, как ему было больно узнать о предательстве Найджела. Как ныла его душа, когда он вспоминал об Одетте, лежавшей в объятиях вечного сна.
Одетта. Арджун запустил обе руки в волосы и зажмурил глаза.
– Что бы ты сделал, если бы думал, что твоя семья в опасности? – спросила Пиппа. – Я бы обыскала всю землю, если потребуется. Сделала бы что угодно, все, лишь бы защитить родных.
Арджун прекрасно ее понимал. Единственная причина, по которой он изначально сунулся в Сильван Уайль, заключалась в том, чтобы найти лекаря для Одетты, и эту задачу пришлось отложить из-за этой сбивающей с толку смертной девчонки.
– Твою мать, – выругался Арджун. У него ведь совсем не было времени на романтические прогулки по лесу или чертову свадебную церемонию бок о бок со своим величайшим недругом.
– Это второй раз в моей жизни, когда я слышу столь бранные слова, – заметила Пиппа осторожным тоном.
– А когда был первый раз?
– Когда Бастьян выругался в присутствии нас в вечер нашего знакомства.
– О да, теперь я вспомнил. Ты тогда испугалась?
Пиппа нахмурилась.
– Бастьян меня всегда пугал, – призналась она. – Он… всегда казался мне… чересчур. Но он во многом похож на Селину. Что бы она ни говорила или ни делала, всегда ведет себя смело и дерзко.
– Ты вовсе не ошибаешься. – Арджун чуть было не рассмеялся, когда вспомнил про способности Селины Руссо находить опасности и умение танцевать, кажется, перед лицом самого дьявола.
– Обычно я предпочитала проводить время дома под одеялом с чашкой чая, – продолжала Пиппа. – Меня никогда не смущала роль тихони. – Она усмехнулась. – Так куда проще подслушивать сплетни.
Сходство между ними тревожило Арджуна. Он ощутил ее раньше, когда Пиппа призналась, что не любит есть одна.
– Я тоже предпочитаю стоять в стороне, – сказал Арджун. – Куда безопаснее оставаться незамеченным.
Пиппа робко улыбнулась, ее босые ноги отодвинули меховое покрывало, а руки крепче сжали складки на порванных кружевах сорочки. Когда она моргнула, ее густые ресницы отбросили нежные тени на высокие скулы.
Арджун сделал медленный успокаивающих вдох.
Если Филиппа Монтроуз считала, что ее место в тени, то дело определенно было в ее собственном выборе, ибо она ни капли не походила на тихоню. Даже без заколдованного монокля Арджун почувствовал, как цвет желания сгущается вокруг него, кружась, словно бледно-розовое грозовое облако. Он снова прочистил горло, отмахиваясь от этого чувства.