– Ты часто так делаешь, – сказала она. – Шутишь, когда чувствуешь себя некомфортно.
– Увы. – Он прищурился. – Однако я не один здесь избегаю сложных бесед.
Пиппа отвела глаза.
– Кто такие Лидия и Генри, Пиппа? – спросил Арджун.
Она поджала губы, будто бы стараясь не проговориться.
– Филиппа, – сказал он мягко. – Ты не обязана рассказывать мне, если не хочешь. Но я здесь и готов тебя выслушать, когда ты будешь готова.
– Я хочу тебе рассказать, – прошептала Пиппа. – А ведь я уже очень давно не хотела никому рассказывать. – Она закрыла глаза и продолжила: – Это мои братик с сестренкой. Я оставила их в Ливерпуле с тетей Имоджин, пообещав, что заберу до конца года. Все, что я сделала: переезд в Новый Орлеан, помолвка с достойным молодым человеком, – все это для того, чтобы я смогла забрать их в Америку, заботиться о них и оберегать.
– Не понимаю, почему ответственность за них оказалась на тебе. А что насчет ваших родителей? – спросил Арджун. – Твой отец ведь герцог. Разве у него нет возможности…
– Мой отец отбывает пожизненный срок в английской тюрьме за Йоркширом за страховое мошенничество.
Впервые за долгое время Арджун понял, что не находит нужных слов.
Пиппа покрутила между пальцами нитку, торчащую из одеяла, и опустила голову Арджуну на локоть.
– И я сама сделала все, чтобы отца арестовали, – сказала она.
Арджун молча ждал.
– Когда я была маленькой, он казался мне идеальным, – продолжила Пиппа тоскливым голосом. – Он играл со мной, читал сказки и пел песни. У отца чудесный голос.
– Это у вас общее, – сказал Арджун.
Улыбка Пиппы вышла кислой.
– Когда я была маленькой, то не знала, что денег у нашей семьи нет. Отцу суждено было унаследовать разоренное герцогство. Думаю, он и сам об этом не подозревал до тех пор, пока дедушка не умер. А когда осознал, как близки мы к краху, то начал выпивать. Алкоголь привел его к азартным играм. Вскоре он только и делал, что тратил время и оставшиеся деньги на свои пороки. Бегал за женщинами легкого поведения и растрачивал все, что у нас еще было. Вскоре же после этого я узнала, что он даже пытался красть у нескольких друзей, которые еще у него оставались.
Хуже того, он начал устраивать пожары в заброшенных зданиях, принадлежащих нашей семье, и утверждал, что у нас украли драгоценности и семейные ценности, чтобы получить деньги от страховщиков. Власти уже его подозревали. Я знала, что последнее, что осталось у нашей семьи – наше доброе имя, – будет очернено навсегда. И тогда исчезнет моя последняя надежда выйти замуж за достойного человека и уберечь братика с сестренкой от ужасной участи. Отец бы нас всех погубил, так что я… Я подожгла офисное здание на причале и сделала так, чтобы это выглядело как очередной его поджог в попытке получить страховку. Я даже подделала улики, указывающие на него, чтобы власти раскрыли его обман.
– Ты поступила очень смело.
– Мать меня так и не простила. Когда отца арестовали, она стала закатывать истерики, и врач прописал ей настойку опиума, которую она начала добавлять в чай по утрам. – Пиппа вздохнула. – А я-то думала, что спасла всех нас. Однако после скандала, который устроил отец на суде, когда он начал отнекиваться от предъявленных ему обвинений, хотя адвокаты настоятельно советовали ему этого не делать, все желающие взять меня замуж все равно исчезли. Наши беды превратились в городские сплетни, так что ни один уважающий себя человек не стал бы брать меня в жены после этого.
– Потому что твоего отца посадили в тюрьму?
– Нет, – сказала сердито Пиппа. – Потому что он обвинил во всем меня и публично заявил о невиновности, намекнув, что это я проворачивала все махинации со страховщиками, а также кражи драгоценностей.
Арджун молча обнял Пиппу, напрягшись.
– Порой с родными трудно, – сказал он.
– Да, очень. – Пиппа утихла на миг, а потом добавила: – Спасибо, что не сочувствуешь. Я не рассказывала эту историю никому с тех пор, как покинула Англию, однако каждый раз, когда я встречала кого-то, кто знал о происходящем, люди всегда реагировали одинаково. Говорили: «О, бедная деточка!» – и кудахтали, выражая сочувствие. Которое, кстати, не подразумевает помощь моим брату с сестрой или горячий ужин. Их сочувствие меня… утомляло. – Она взяла руку Арджуна в свою и смотрела на нее, пока говорила, точно пытаясь избежать его взгляда. – Расскажи мне секрет, Арджун, и я расскажу тебе секрет в ответ. Расскажи мне что-нибудь, что никогда никому не рассказывал.
Он посмотрел, как Пиппа сжимает его руку. Он переплел свои пальцы с ее, и это движение показалось ему до боли естественным. Точно вместе они были сильнее, чем порознь.
– Порой, когда я готовлю что-то для себя, – сказал Арджун, – я воображаю, что отец рядом со мной, что мы дома в Индии. Я пытаюсь вспомнить, как он готовил. Как добавлял специи, измельчал чеснок, размешивал суп. Словно… я вместе с ним, когда готовлю.
– На каждый день рождения, который мы провели порознь, я ставила на столе тарелки для Лидии и Генри. – Пиппа крепко сжала руку Арджуна. – И я разговариваю с ними, чтобы не чувствовать себя одиноко.
Арджун посмотрел на Пиппу. Пиппа посмотрела на Арджуна.
И этого было достаточно.
Каких странных сопостельников дает человеку нужда!
«БУРЯ», УИЛЬЯМ ШЕКСПИР
Снег колотил Майкла. Лед жег глаза. Несмотря на то, что он обладал способностью обращаться в волка, его человеческая природа не была невосприимчива к холодам этих леденящих земель. В конце концов, он ведь родился и вырос в Новом Орлеане – и никогда прежде не сталкивался с подобными морозами.
Злость вспыхнула у Майкла в душе, когда он посмотрел на кольцо с компасом вновь. Если бы Пиппа не исчезла в одну секунду, очутившись в совершенно другом месте в следующую, он бы ее уже нашел. Он потуже укутался в плащ и нагнулся против ветра, который пытался сбить его с ног. Ноги Майкла постоянно утопали в снегу, ботинки уже промокли, а лицо замерзло.
Он устал, продрог до костей и почти выбился из последних сил.
И ничего с этим нельзя было поделать. Майклу нужно было найти, где можно отдохнуть и переждать бурю. Лучше всего сейчас было обратиться в волка и отыскать какую-нибудь пещеру или упавшее дерево поблизости.
Майкл полагал, что единственный плюс теперь, когда он вошел в земли вечной ночи Сильван Вальд, заключался в том, что он мог в любой момент по желанию обратиться в зверя. Как только он пересек границу, то почувствовал магию, циркулирующую по венам, готовую выполнить его приказ.
Мир нескончаемой темноты. Мир, где юный оборотень должен чувствовать себя как дома. Эти земли принадлежали предкам Майкла. И сам источник магии оборотней бежал теперь в его жилах.
Майкл оглядел деревья вокруг и увидел небольшую расщелину неподалеку, между корней огромного дуба. Там ему удастся отдохнуть куда лучше в обличье волка. Ему будет теплее, а его инстинкты и способность защититься в случае чего будут остры, как никогда.
Он отправился к щели в дереве, мысленно молясь, чтобы местечко подошло для убежища, которое ему сейчас было так необходимо. Продрогнув от ветра, льда и снега, Майкл добрался до дерева только спустя двадцать минут. Хотя ему и не хотелось раздеваться на морозе, он все же должен был снять одежду и отложить ее в сторону, чтобы та не разорвалась на части, когда он обратится. Часы и кольцо он положил в карман, а потом разделся на колючем морозе. Задрожал он сразу, как только снял рубашку. Быстро собрав вещи, Майкл завернул их в обледеневшую мантию. Помедлив немного, оторвал лоскут от рубашки и сделал своего рода ожерелье, на которое в итоге повесил часы и кольцо с компасом, завязав их под горлом, рядом с талисманом, который сделала для него Валерия Генри.
Куда безопаснее оставить часы с кольцом при себе, чем с вещами.
Майкл посмотрел на светлый клочок неба. Все было затянуто тучами из-за снежной бури, однако едва заметный лунный свет все же умудрялся просочиться сквозь пелену тяжелых облаков. Майкл закрыл глаза и приготовился.
Боли, которую он ожидал почувствовать, не последовало. Обращение прошло легко, и магия пробежала по его спине волной тепла. В Новом Орлеане Майкл чувствовал, как ломается каждая косточка в организме, когда он обращался. Чувствовал, как клыки пронзают кожу рта. Как когти разрывают его ногти на руках и ногах, когда вырастают, – точно все это было какой-то жуткой средневековой пыткой.
Сейчас же Майкл удивился легкости, с которой прошло обращение в Сильван Вальд. В мгновение ока он стал волком, и его глаза теперь отлично видели ночной лес вокруг. Мех на теле теперь согревал. Фыркнув, Майкл вошел в убежище между корней, остановившись рядом со стопкой одежды.
Он едва начал проваливаться в сон, когда в ноздри ему ударил новый запах. Владелец этого запаха двигался медленно и немного жеманно. Даже издалека Майкл увидел, что одна из передних лап зверя отсутствовала. Однако зверь двигался так, будто специально хотел, чтобы Майкл это видел. Будто наблюдал за ним все это время.
Когда волк подошел ближе, Майкл осознал, что это волчица. С пронзительными глазами и надменным видом. Волчица подошла еще ближе, совершенно не боясь того, что Майкл встал в воинственную позу. Вместо того чтобы отступить, волчица уселась напротив него, поджидая, пока Майкл перестанет рычать и выслушает ее. Он знал, что это не просто волчица. Отчасти он, наверное, узнал ее уже издали.
Эмили Сен-Жермен. Эмили Ла Люп, которую изгнал в замерзшие земли ее собственный брат после того, что произошло на корабле несколько недель назад.
Она принесла Майклу столько боли. А он отнял у нее любимого – своего двоюродного брата Луку.
Теперь же они смотрели друг на друга во мраке. Ни одному из них негде было прятать оружие. Если Майкл на нее нападет, у него будет преимущество из-за ее раны. Если же она на него нападет, у нее будет преимущество из-за возраста и сноровки. И бесстрашия Сен-Жерменов.