Сквозь слезы Пиппа огляделась в поисках Арджуна.
Однако он уже исчез.
Через несколько часов Пиппа глядела на свое отражение в потрескавшемся зеркале, висящем на ледяной стене одинокой ванной комнаты в горе Мораг – в крепости Зимнего королевства, и дрожь бежала по ее коже от холода. Мокрые волосы свисали по плечам. Щеки Пиппы выглядели впалыми, а глаза все еще были красными от недавних слез.
Она сидела рядом с Лидией и Генри, пока те не уснули на кровати, застеленной роскошным бельем, в комнате на верхнем этаже лучшего отеля в Новом Орлеане. Животы у них были полны еды. Пиппа, однако, могла бы быть сыта уже при виде их довольных улыбок.
Ей оказалось сложно оставить их, однако уже завтра она к ним вернется, а Арджун обещал Сюнану, что они с Пиппой вернутся в Сильван Вальд до запланированной на завтра встречи на границе двух королевств.
И Арджун заслужил даже больше, чем доверие Пиппы.
На пути обратно сквозь зеркало в Зимнее королевство они почти не общались. Эмоции по-прежнему одолевали все мысли Пиппы. Слова по-прежнему ее подводили, потому что она не могла никак подобрать нужные. Арджун же вел себя довольно отстраненно.
Как минимум дважды Пиппа надеялась, что он обнимет ее. Или на худой конец возьмет за руку.
Однако она понимала, что он просто был верен своим словам о том, что не станет подвергать Пиппу неоправданному стрессу или вынуждать ее принимать решение.
Забавно все это. Перед Пиппой и не стояло никакого выбора, не было никакого решения, которое необходимо принимать.
Наряд из самодельного льна, который был на Пиппе, лип к ее влажной коже. Выход в свет в столь тонюсеньком наряде сочли бы за скандал. Он прикрывал меньше, чем сорочка, которую носят под платьем. Подол едва доставал до коленей. Любой, кто взглянет на Пиппу в подобном виде, сможет разглядеть ее фигуру даже во мраке.
Девушка, которой Пиппа являлась всего несколько дней назад, возмутилась бы. Пиппа, однако, уставилась на свое отражения, не моргая. Ее накрыло чувство свободы.
Дело было не в том, что она теперь не хотела следовать манерам. Нет. Она ведь была англичанкой, в конце-то концов. Манеры гарантировали своего рода безопасность. Пиппа всегда знала, куда пойти и как одеться, знала, что нужно сказать в любой ситуации. Титул семьи Пиппы при дворе даровал ей безопасность в обществе.
Важность и преимущества манер были Пиппе так же хорошо знакомы, как пара старых перчаток, с которыми бывает жалко расстаться.
Однако – и, может, впервые в своей жизни – Пиппа четко и ясно видела свой путь. Никаких больше сомнений. Она протянула руку к зеркалу, задумавшись, нет ли и в нем какой-нибудь магии. Когда пальцы Пиппы коснулись прохладной поверхности зеркала, она осознала, что прикасается к собственной щеке. Она закрыла глаза. Представила, что ее рука – это его рука. Что это Арджун прикасается к ней так, как ей этого хотелось, везде, где ей этого хотелось.
Арджун воссоединил Пиппу с семьей. Он привел Лидию и Генри в безопасное место, где за ними могли приглядеть члены Львиных чертогов. Арджун подарил им дом и назвал семьей. Кроме того, он даровал Пиппе выбор. Дал ей возможность самой вычертить направление будущего.
Никто в ее жизни не делал для нее подобного.
Глаза Пиппы блеснули от уверенности. Это было решение, которое далось ей легко. Арджун сказал ей, что она может вернуться к жизни с Фобосом. Что он не станет стоять у нее на пути.
Однако с Фобосом Пиппа никогда не почувствует себя как дома. Больше не почувствует.
Она отвернулась от зеркала и направилась к двери голой, как у спартанцев, ванной комнаты. Сердце ее стучало, пока она шагала по темным каменным коридорам, которые кардинально отличались от коридоров Беседки плюща в королевстве фейри. В этот самый момент что-то в этих кривых стенах и поворотах показалось Пиппе идеальным.
Дом может быть разным. Это не обязательно место. Это порой человек. А порой и чувство.
Пиппа не стала стучать в дверь покоев, которые они делили. Сделав глубокий вдох, она просто распахнула дверь. Арджун сидел в полумраке единственной зажженной свечи. В руке у него была крошечная записная книжечка. И карандашиком размером с большой палец Пиппы он что-то записывал на страницах аккуратным почерком. Последовательным. Пиппа впервые заметила это в тот день, когда Майкл Гримальди расспрашивал ее и Селину о подробностях жуткого убийства в ресторане «Жак» несколько месяцев назад. Пиппе привычка Арджуна постоянно делать заметки показалась любопытной. Отчасти ей было интересно, что он постоянно пишет.
– Пиппа? – спросил Арджун, вскинув брови. Когда свет зажженной свечи озарил подол ее сорочки, его глаза округлились. Он смущенно прочистил горло.
– У меня вопрос, – сказала она. – Как ты уговорил тетушку Имоджин отпустить Генри и Лидию с тобой из Ливерпуля?
Незнакомец решил бы, что улыбка у Арджуна немножко самодовольная. Может, даже снисходительная. Однако Пиппа знала, что юмор был для него самозащитой. За ним Арджун скрывал кое-что куда более глубокое. Куда более искреннее.
– У семьи вампиров есть свои преимущества, – отшутился он.
– Ты бы не посмел.
Он рассмеялся.
– Никаких угроз. Однако чары бывают полезны в подобных случаях. – Арджун откинулся на спинку стула и одарил Пиппу новой широкой улыбкой. – Как раз в прошлом году мы с Буном…
Пиппа обогнула маленькую комнатку и зажала его рот рукой. Арджун уставился на нее, и свет пламени свечи очерчивал его выточенные словно из камня черты лица. Пиппа передвинула руку, положив ему на щеку. Позволила себе запустить пальцы в его темные кудри. Арджун закрыл глаза, и записная книжка с карандашиком выпали из его рук.
Его волосы тоже были влажными. Он пах теплыми специями.
Пиппа села к нему на колени. Обняла коленями его бедра.
– Что ты пишешь? – спросила она.
Арджун положил ладонь ей на спину.
– Записываю, как прошел день, – сказал он.
– Ведешь журнал?
– Вроде того. – Он одарил Пиппу кривой улыбкой. Искренней. – Это чтобы быть уверенным, что мою память никогда никто не отнимет.
Пиппа кивнула.
– У Селины отняли воспоминания после того, что произошло в соборе.
– Да. – Арджун сделала паузу, а потом добавил: – Память моему отцу тоже стерли.
Пиппа озадаченно моргнула.
– Когда? – спросила она.
– Когда я был ребенком, мать решила увести меня в Сильван Уайль. Он попросил стереть ему память и увезти его в другой город, где бы ничего не напоминало о боли от нашей потери.
Пиппа прикусила губу.
– Получается, ты никогда больше не видел отца? – уточнила она.
– Видел, – тихонько ответил Арджун. – Он был… гораздо старше. – Он встретил взгляд Пиппы. – И не знал, кто я такой.
– Сочувствую, – прошептала она.
Арджун пожал плечом.
– Ничего с этим не поделаешь, – сказал он. – Я смирился.
– С подобным не мирятся. – Пиппа обняла его лицо руками. Поцеловала в лоб. Затем поцеловала в кончик носа. – Ты… любим, Арджун Десай, – сказала она негромко. – Столь любим.
Арджун сглотнул. Прижался лбом ко лбу Пиппы.
– Необъятно, как небо, и глубоко, как океан, – сказал он. – Вот столь ты любима. – А затем он взял ее за подбородок и поцеловал.
Пиппа обмякла в его объятиях. Она почувствовала, как его рука опускается по ее спине. Как подол ее ночной сорочки поднимается над бедрами. Она была не против. Она поцеловала Арджуна в ответ, обняв его за плечи, вцепившись в него так, словно висела на краю пропасти.
Губы Арджуна коснулись ее шеи, отчего мурашки побежали по позвоночнику Пиппы. Он сдернул свою тунику через голову, и Пиппа прижалась к его обнаженной коже.
Она знала, чего хотела.
Пиппа выпрямила спину. Посмотрела на Арджуна. Увидела себя в его глазах. Увидела, как его грудь вздымается и опускается в унисон с ее. Она не отвела взгляд, когда ее рука опустилась на его грудь. Ниже. И ниже. Сердце стучало уверенно у нее в ушах.
Еще ниже. Ее пальцы не дрожали.
Арджун сделал резкий вдох. Он тоже не сводил с Пиппы глаз.
– Я никогда не… – начал он.
– Я тоже, – сказала Пиппа.
– Ты уверена?
Пиппа кивнула.
– Ты мой, – сказала она. У нее перехватило дыхание, когда Арджун поднял ее. Когда отогнул подол ее сорочки еще выше.
– А ты моя, – сказал он ей на ухо. Плавным движением он поднялся, зажав Пиппу в объятиях, когда ее ноги обняли его талию.
Они добрались до ближайшей стены, и спина Пиппы ударилась о лед. Она охнула, когда холод коснулся лопаток. Холод, который столь отличался от жара кожи Арджуна.
Когда они соприкоснулись, мир Пиппы окончательно перевернулся с ног на голову, а потом встал ровно. Все медленно кружилось, пока лед тек по ее позвоночнику. Пока они поднимались и опускались в унисон, пока их дыхание не стало единым целым, а в глазах потемнело.
Свет свечи померк, и Пиппа провалилась сквозь лед и огонь, ощутила себя в своем теле – и в своей жизни, – которую выбрала для себя и никого другого.
С мечом в руках – о мире говорить?
«РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА», УИЛЬЯМ ШЕКСПИР
Поджидая Арджуна, Бастьян стоял в темноте у границы Сильван Вальд, и в мыслях у него было… неспокойно.
Через мгновение названый брат появился из рощи скелетообразных деревьев на краю леса.
Арджун заговорил первым:
– У тебя все еще, время, чтобы вернуться.
– Не в моих правилах быть трусом.
– Да уж, – согласился Арджун. – Однако я уверен, что события сегодняшнего дня окажутся куда сложнее, чем то, на что ты рассчитывал, когда решил прибыть в Вальд вчера.
– Может быть. – Бастьян продолжил смотреть в пустоту.
– И все же. – Арджун повернулся к Бастьяну лицом. – Я рад, что ты нас нашел.
– Это было не так уж и сложно, – отшутился Бастьян, но голос его прозвучал мрачно. – В конце концов, у меня с гномьим королем личные счеты. Он угрожал сожрать Селину, если ты не забыл.
Арджун хмыкнул.