«Ты не справишься без меня, — молвил Бог человеку. — Не уходи».
«Оставь меня в покое», — сказал человек, и Бог с грустью наклонил к нему ветку яблони.
Бог остался один и тосковал. Ему снилось, что это Он сам выгнал человека из рая — такое страдание причиняла Ему мысль, что Его бросили.
«Вернись ко мне. Мир страшен, он может убить тебя. Посмотри на землетрясения, на извержения вулканов, на пожары и потопы», — гремел Он из дождевых туч.
«Оставь меня в покое, я справлюсь», — ответил Ему человек и пошел.
Время Павла
— Надо жить, — сказал Павел. — Надо воспитывать детей, зарабатывать, получать новое образование и тянуться вверх.
Так он и делал.
С Абой Козеницким, который пережил концлагерь, они вернулись к торговле деревом. Покупали лес для вырубки и организовали переработку и вывоз древесины. Павел купил себе мотоцикл и объезжал окрестности в поисках заказов. Он приобрел себе портфель из свиной кожи, в котором держал квитанционную книжку и несколько химических карандашей.
Поскольку дела шли неплохо и деньги в его карман плыли рекой, Павел решил продолжить образование. Обучение на врача было уже мало реальным, но он ведь все еще мог поднимать квалификацию как гигиенист и фельдшер. Теперь по вечерам Павел Божский постигал тайны размножения мух и сложные цепочки жизни солитеров. Он изучал содержание витаминов в питательных продуктах и пути распространения болезней, таких как туберкулез и брюшной тиф. В течение нескольких лет курсов и занятий он получил убеждение, что медицина и гигиена, освобожденные от власти мракобесия и суеверий, будут в состоянии преобразить жизнь человека, а польская деревня превратится в оазис стерилизованных кастрюль и обеззараженных лизолом дворов. Поэтому Павел, первый в округе, отвел одно помещение в своем доме на ванную и санитарную комнату одновременно. Там было безукоризненно чисто: эмалированная ванна, вычищенные краны, металлическая корзина с крышкой для мусора, стеклянные емкости для ваты и лигнина, а также застекленный шкафчик, запирающийся на замок, в котором он хранил все лекарства и медицинские приборы. Когда он закончил очередной курс, то имел уже полномочия санитара и теперь в этой комнате делал людям уколы, не забывая одновременно прочитать короткую лекцию на тему ежедневной гигиены.
Потом бизнес с Абой зачах, поскольку леса национализировали. Аба уезжал. Он пришел попрощаться; они обнялись как братья. Павел Божский понимал, что начинается новый этап в его жизни, что теперь он должен справляться со всем сам, к тому же в совершенно новых условиях. Делая уколы, нельзя было содержать семью.
Поэтому он сложил в свой кожаный портфель все свидетельства с курсов и на мотоцикле поехал в Ташув искать работу. Он нашел ее в Санэпиднадзоре, уездном королевстве стерилизаций и образцов стула. С этого момента, и особенно после вступления в партию, он постепенно и неотвратимо начал подниматься.
Эта работа состояла в том, чтобы объезжать на шумном мотоцикле окрестные деревни и проверять чистоту в магазинах, ресторанах и барах. Его появление с кожаным портфелем, наполненным документами и пробирками для кала, воспринимали там как прибытие Всадника Апокалипсиса. Павел, если хотел, мог устроить закрытие любого магазина, любой закусочной. Он был важным человеком. Ему давали подарки, угощали водкой и самыми свежими заливными ножками.
Так он познакомился с Полипой, который был владельцем кондитерской в Ташуве и нескольких уже менее официальных предприятий. Полипа же ввел Павла в мир секретарей и адвокатов, пирушек и охот, на все готовых грудастых буфетчиц и алкоголя, который прибавлял смелости черпать от жизни полными горстями.
Полипа занял, таким образом, место, покинутое Абой Козеницким, место, предназначенное в жизни каждого мужчины для провожатого и приятеля, — без него человек был бы лишь одиноким, никем не понятым воином в мире хаоса и тьмы, которая наползает отовсюду, стоит только отвернуться.
Время грибницы
Грибница растет под целым лесом, а может быть даже, и под целым Правеком. Она образовывает в земле, под мягким настилом, под травой и камнями, сплетение тонких ниточек, шнурков и клубков, которыми все обматывает. Нити грибницы имеют могучую силу и протискиваются между каждым комком земли, оплетают корни деревьев и придерживают большие валуны в их бесконечно медленном движении вперед. Грибница похожа на плесень — белая, нежная, холодная, — лунное подземное кружево, влажные мережки грибной субстанции, скользкие пуповины мира. Она прорастает на лугах и странствует под дорогами людей, взбирается на стены их домов, а иногда в приливах силы незаметно разрушает их тела.
Грибница — ни растение, ни животное. Она не может черпать силы от солнца, потому что ее природа чужда солнцу. Ее не тянет к теплому и живому, потому что ее природа не теплая и не живая. Грибница живет благодаря тому, что высасывает остатки соков из того, что умирает, что разлагается и впитывается в землю. Грибница — это жизнь смерти, жизнь разложения, жизнь того, что умерло.
Целый год грибница рожает своих холодных и влажных детей, но те, что приходят на свет летом и осенью, — самые красивые. По обочинам человеческих дорог вырастают гвоздичные грибы на тонких ножках, в травах белеют близкие к совершенству дождевики, а маслята и трутовики овладевают кривыми деревьями. Лес полон желтых лисичек, оливковых сыроежек и замшевых боровиков.
Грибница не различает и не выделяет своих детей, их всех она одаривает силой роста и могуществом рассеивания спор. Одним она дает запах, другим способность прятаться от человеческих глаз, а третьи так красивы, что дух захватывает.
Глубоко под землей, в самом центре Воденицы, пульсирует большой белый клубок грибной субстанции, который и есть сердце грибницы. Отсюда грибница распростирается на все стороны света. Лес тут темный и сырой. Буйно разросшаяся ежевика оплетает стволы деревьев. Все порастает обильным мхом. Люди инстинктивно обходят Воденицу, хоть и не знают, что здесь, внизу, бьется сердце грибницы.
Из всех людей только Рута об этом знает. Она догадалась об этом по самым красивым мухоморам, которые вырастают здесь каждый год. Мухоморы — хранители грибницы. Рута ложится на землю между ними и рассматривает снизу их пенистые белоснежные нижние юбочки.
Однажды Рута услышала жизнь грибницы. Это был подземный шорох, который звучал, как глухой вздох, а потом было слышно легкое потрескивание комочков земли, когда между ними пробиралась грибная нитка. Рута услышала удар сердца грибницы, который наступает раз в восемьдесят человеческих лет.
С той поры она приходит к этому сырому месту на Воденице и всегда ложится на мокром мху. Когда она лежит немного дольше, то начинает чувствовать грибницу совсем иначе — ведь грибница замедляет время. Рута впадает в какое-то подобие сна и видит все абсолютно по-другому. Видит отдельные дуновения ветра, полный неторопливой грации полет насекомых, плавные движения муравьев, частички света, оседающие на поверхности листьев. Все высокие звуки — трели птиц, писк животных — превращаются в тарахтение и гул и плывут у самой земли, словно туман. Руте кажется, что она лежит так часами, хотя проходит едва ли минута. Так грибница получает власть над временем.
Время Изыдора
Рута ждала его под липой. Дул ветер, дерево трещало и стонало.
— Будет дождь, — сказала она вместо приветствия.
Они молча шли по Большаку, а потом свернули в свой лес за Воденицей. Изыдор шел на полшага сзади и украдкой смотрел на голые плечи девушки. Ее кожа казалась такой тонкой, почти прозрачной. Ему хотелось дотронуться до нее и погладить.
— Помнишь, как-то давно я показала тебе границу?
Он кивнул головой.
— Мы должны были когда-нибудь ее исследовать. Я иногда не верю в эту границу. Она пропустила чужих…
— С точки зрения науки такая граница вообще невозможна.
Рута рассмеялась и схватила Изыдора за руку. Потянула его в гущу низких сосен.
— Я покажу тебе что-то.
— Что? Сколько у тебя еще того, что ты хотела бы показать? Покажи мне сразу все.
— Так не получится.
— Оно живое или мертвое?
— Ни то ни другое.
— Какой-нибудь зверь?
— Нет.
— Растение?
— Нет.
Изыдор остановился и спросил с тревогой:
— Человек?
Рута не ответила. Отпустила его ладонь.
— Я не пойду, — сказал он и сел на корточки.
— Нет так нет. Я ведь не заставляю.
Она опустилась рядом с ним на колени и рассматривала дорожки больших лесных муравьев.
— Иногда ты такой умный. А иногда такой глупый.
— Но глупый чаще, — сказал он грустно.
— Я хотела показать тебе кое-что странное в лесу. Мама говорит, это центр Правека, а ты не хочешь идти.
— Хорошо, идем.
В лесу не было слышно ветра, зато стало душно. Изыдор видел на шее Руты маленькие капельки пота.
— Давай отдохнем, — отозвался он сзади. — Ляжем тут и отдохнем.
— Сейчас начнется дождь, пошли.
Изыдор лег на траву и положил руки под голову.
— Я не хочу смотреть никаких центров мира. Хочу лежать здесь с тобой. Иди сюда.
Рута заколебалась. Она отошла на несколько шагов, потом вернулась. Изыдор зажмурил глаза, и Рута превратилась в размытое очертание. Очертание приблизилось и село на траву. Изыдор вытянул перед собой руку и наткнулся на ногу Руты. Под пальцами он чувствовал маленькие волоски.
— Я бы хотел быть твоим мужем, Рута. Я хотел бы с тобой заниматься любовью.
Она отдернула ногу. Изыдор открыл глаза и посмотрел Руте прямо в лицо. Оно было каким-то холодным, ожесточенным. Не таким, какое он знал.
— Я никогда не буду этого делать с кем-то, кого люблю. Только с теми, кого ненавижу, — сказала она и встала. — Я пошла. Если хочешь, то идем со мной.
Он торопливо встал и двинулся за ней, как всегда на полшага сзади.
— Ты изменилась, — сказал он тихо.