Редкая порода. Драгоценный товар. На вес золота. У него нет законов товарного обращения, он вырывается из своей породы, он собирается бизнесом по крупицам, гомеопатическими дозами.
За него, за менеджера, знающего себе цену, поднимает стакан виски седовласый собственник, сидя у камина и плотнее запахивая халат. Он, тихо перелистывая Forbes, пьет за удачу тех, кто принимает на себя риски, кто умен, кто рвется вперед, находя новые земли и горизонты.
За тех, кто не сникает, не ноет, кто рулит сам, учится и учит, расталкивая капиталиста, уставшего от освоенного и сытого от утренней добычи.
За менеджера, как за особый товар, эквивалент успеха, за его драйв, талант, шлифовку, за рост его доходов! За знание языков! За чтение на ночь! За победу бизнес-образования над необузданной природой рынка!
– О, так можно перепить, – думает капиталист, чокаясь с самим собой. – Я, кажется, начитался журналов. Я сам себе лучший менеджер.
И, тихо переваливаясь, шлепает на ночь, думая, где ему купить нового директора на сектор продаж в городе Рязани.
Пусть – пусть он крепко задумается.
И пока он мучается ожиданиями, мы сами сто раз поднимем бокалы за менеджера, уверенно продающего себя на рынке, за менеджера желанного, мало доступного, оттачивающего себя, как товар, имеющий предельную по размерам полезность и стоимость, в разы выше рыночной.
Как быть счастливым и бессребреником[89]
Дело было сумасшедшим, как водится, в 1960-х, когда и кукуруза плодилась там, где не надо. Крабов с Камчатки перевезли в Баренцево море.
Самолетами, в каннах в обнимку, животворящие юные девушки, грезящие о море. И не только они. Подробности? Три тысячи взрослых крабов, десять тысяч юных крабовых существ – всё это вручную, с гудящими моторами – и больше миллиона – о, тайна бытия! – личинок краба туда, где всё шевелится, в глубины мерцающих северных вод.
Это и было сущее – икра краба в пенопластовых контейнерах, прозрачные канны из органического стекла, чтобы видеть, как они пожирают – почти на крыльях – пространство, чтобы войти у Мурманска прямо в воды. Там были авиационные кислородные баллоны, чтобы они могли – о, кракены! – упиться воздухом, как мы.
Они тряслись в самолетах через Москву. С посадками в Сибири. На транспортниках. Сколько их было, апостолов? Двенадцать? Нет, двадцать. С развевающимися волосами? С глазами, которые ввалились?
О, краб толстый и большой, конечно, нет! С детской розовой ясностью, с перстами и персями, ибо только, когда бродишь в юношестве, можно это совершить – исход крабов, на веки вечные, по воздуху из залива Петра Великого.
Сколько рейсов? Да десятки. Над темными просторами Сибири, над лазоревыми водами – где-то ведь они есть, над горнилом Уральских гор, над волоокой Москвой – и туда, где есть чернь, есть снежная кислота, есть хмурая зелень. В воды, в вечные воды Баренца, да будут ему крабы пухом!
Итак, девушки в обнимку с каннами, хмурые бороды, которые, конечно же, веселы, прозрачные емкости – там крабы – наши современники, десять тысяч километров над уровнем моря, а потом – прямо в море, всыпать ему клешнями.
А в чем хэппи-энд?
Солнце бродит и пылает, как прежде. Крабов – сто миллионов. Они изумительны в супе. По Баренцу снуют суда. И по-прежнему с нами есть те, кто метался по воздуху, полвека назад, просто за так, но, чтобы проникнуть – куда? Куда? В сущее? В богородское? В то, чему нет слов – повеление, сознание, зарвавшееся бытие, первый вздох?
Здравствуйте, разрешить пожать вам руку!
Странная, истинно человеческая вещь – когда ешь и пьешь сегодня за нищенские деньги, хотя создал ты, когда был юным божеством, на миллионы.
Собственно, на миллиарды, если считать серенько – от коммерции.
В этом тоже хэппи-энд – суда с крабами на фоне заходящего солнца, идущие цепочкой на запад. Там, за океаном, будет от них счастье.
Дверь миллионера: замочная скважина
Один из тысячи
Сколько долларовых миллионеров? Сколько человек в России имеют свободный капитал от 1—30 млн долл. и выше? В России в 2008 г. – 97 тыс. чел., в 2013 г. – 160 тыс., в 2016 г. – 182 тыс.[90].
Для сравнения Германия в 2016 г. – 1,28 млн чел., Франция – 580 тыс., Великобритания – 570 тыс., маленькая Швейцария – 360 тыс., Италия – 250 тыс., Нидерланды – 230 тыс., Испания – 200 тыс. США? 4,8 млн. чел. С кем еще сравнивать? В Бразилии – 165 тыс. чел. Многовековой, шумный Китай? 1,1 млн. чел.
Короче говоря, находимся между Бразилией и Испанией. И это похоже на правду. Нас давно, с конца 1990-х годов глобальные инвесторы считают за Бразилию. Курсы российского рубля и бразильского реала, акций в Москве и Сан-Паулу многие годы связаны с корреляцией выше 0,9. Давно пишутся академические статьи на тему «Россия как Бразилия»[91]. Очень похожа модель «коллективного поведения» людей.
Как жить и здесь, и там
При схожих профилях риска, доходности, налогового и административного бремени люди ведут себя примерно одинаково, несмотря на различия в традициях, религиях, способах жить. Еще в середине 2000-х годов подмечено сходство решений, принимаемых теми, кто состоятелен и живет в России, Латинской Америке и Ближнем Востоке.
Доля имущества, находящаяся в офшорах – для тех, кто здоров, богат, силен и обитает в Африке – 75 %, на Ближнем Востоке – 70 %, в Восточной Европе (это, прежде всего, Россия) – 65 %, в Латинской Америке – 60 %, в Азии (без Японии) – 30 %, в Западной Европе – 25 %, в Японии – 3 %, в Северной Америке (США, Канада) – 3 %[92].
И, действительно, как это началось в начале 1990-х годов через Кипр, так и продолжается – больше всего жизни у российских денег в офшорах, при всех внешних и внутренних строгостях в налогах и регулировании, начавших возникать после кризиса 2008–2009 годов. При всех опасениях быть раскрытыми в связи с программами обмена информацией и журналистскими утечками.
Островная любовь
Как бы ни ужесточались законы, природа инвестиций из России остается неизменной. Семейные капиталы по-прежнему мыслят офшорами. Кипр, Люксембург, Ирландия – путеводные звезды.
75—80 % денежных потоков и накопленных запасов инвестиций связано с офшорами, даже если они скромно называются странами «с пониженными уровнями налогообложения»[93].
А вот и числа (хотя нет статистики, которая бы разделила семейные и корпоративные деньги). В 2016 году 57 % накопленных прямых инвестиций из России – прямиком на острова. Больше всех, конечно – Кипр (больше 40 %). Так повелось с начала 1990-х. Это – «славянский» или «православный» офшор. Его любят с той же силой в Беларуси, Молдове, на Украине, в Болгарии и Сербии.
А еще какие острова? Британские Виргинские, Джерси, Гибралтар (условный остров, конечно), Багамы, Каймановы острова, Бермуды.
Счастье солнца.
Плюс европейские офшоры, которые таковыми себя не называют (21 % прямых инвестиций из России в 2016 г.). Континент – Нидерланды, Люксембург, Швейцария, и на закуску – Ирландия.
Счастье серенькой, европейской упорядоченности.
По портфельным инвестициям из России – всё ровным счетом наоборот. Острова – 10 % (Кипр – 8 %), европейские офшоры – 70 %. Звезды – Нидерланды (34 %) и Ирландия (29 %).
И как бы ни боролись с офшорами, пока налоги – избыточны, риски – чересчур, административное бремя – зашкаливает, деньги будут покидать Россию, как уже 25 лет подряд (кроме 2006 и 2007 годов).
25 лет!
В чем держать имущество
Нет внятной российской аналитики, как ведут себя те, «кому за пару миллионов». Но зато она есть по странам-аналогам, по Ближнему Востоку, и в ней находишь много знакомого.
Арабские, латиноамериканские, российские семьи ведут себя похоже. Они близки в понимании уровня и профиля своих рисков и того, как избегать их.
Если взять за аналог тех, кто состоятелен на Ближнем Востоке (по оценке от 7—10 млн. долл. и выше), то «вне финансовых институтов» – 60–70 % семейных активов, в банках / иных финансовых институтах – 30–40 %[94].
Если взять за 100 % активы вне банков, на хранении в такой семье, то из них 10 % – наличность в любой форме, 40 % – доли / участия в семейном бизнесе, 20 % – земля и недвижимость (в том числе за рубежом), 30 % – «альтернативные» инвестиции, отчасти по увлечениям (ювелирные украшения, драгоценные камни, золото в ликвидной форме, объекты искусства, автомобили, домашние животные и т. п.).
Теперь возьмем за 100 % активы такой семьи в банках или иных финансовых посредниках. Напомним, дело происходит на Ближнем Востоке. А, может быть, и в России. У себя в стране, в местных банках обычно держится 40 % таких активов (чтобы покрыть ежемесячные расходы, иметь запас ликвидности у себя дома, извлечь выгоду из высокой доходности на локальном рынке, для того, чтобы спекулировать лично, получить удовольствие, поиграть, сбросить стресс). А в офшорных банках и других финансовых посредниках – остальные 60 % активов.
Как эти 100 % вложений в банки (неважно, в офшорах или у себя дома) распределены по инструментам, по уровню рисков?
Депозиты – 35 %, инструменты с фиксированной доходностью – 10 %, вложения, связанные с недвижимостью – 10 %, дальше по мере нарастания рисков, 15 % – совместные фонды, 25 % – акции, 5 % – альтернативные инвестиции во всей их красе (private equity, хедж-фонды, структурированные продукты, трасты с рискованными активами и т. п.).