– целый круговорот пеленок, подгузников, каш, молочных бутылочек, режущихся зубов, целая вселенная невидимых нитей, и эта карусель сметает его, и натяжение тетивы отпускается, и мы летим в тартарары, все быстрее вращаясь друг вокруг друга. И я успеваю углядеть, что мир мой светящимся пузырем висит на месте, и в доме светится окно на детской половине, и в окне маячит довольная мордаха мелкого, который дождался своего коленца. И мир этот вращается вокруг меня, все быстрее и быстрее, удаляется, уменьшается – и еще одной крошечной искоркой остается на бархатной темноте небесного свода.
И я остаюсь один. Теперь уже совершенно один. Один.
И вот я стою перед дверью, а за ней кран фыркает и плюется.
И руки у меня перепачканы ивовым соком, и сок этот пахнет остро и свежо. Я берусь за ручку двери. Мое сердце пропускает удар. Я поворачиваю ручку и открываю дверь.
У раковины стоит Поганец в черных трусах, с зубной щеткой в одной руке и стаканом в другой. Смотрит на меня. Смотрит на бутылку у меня в руке.
– Твою ж мать, Пожарник, сукин ты сын, – говорит он.
Я развожу руками.
– И лимона снова нет, – констатирует он.
Я улыбаюсь и говорю ему:
– Да хер с ним, с лимоном. Подставляй уже.
И янтарная жидкость течет в стакан.
Ноги
Вы ездили когда-нибудь по проспекту Дзержинского? Да что я спрашиваю, ездили, конечно! Это же вторая главная улица города. На нем же почти все эти городские здания стоят – как их там? Мэрия? Какое-то Собрание? Я не очень в этих штуках понимаю, что там еще положено в городе. Короче, Ратуша, Крепость, Замок – так мне понятнее. Вернее, Ратуша – она на Красном, наверное, а вот Крепость и Замок, и Алтарь королей точно на Дзержинского. И много всего такого тоже на нем. И если тебе повестка пришла на медкомиссию, или справку по налогам получить, или еще миллион таких же стремных штук – то тебе точно на Проспект. В самое его начало.
А проезжали ли вы этот самый Проспект до конца? Я вот точно ни разу, ездил только до Сада. В самое начало можно и не заезжать, там итак все понятно. А вот после Красина – там Практик раньше был, большой хозяйственный магазин, и я туда часто катался то за железом, то за инструментом, да мало ли – вот после Практика Проспект совсем другой становится. Там уже, на наш понятный язык переведя, никаких Ратуш – а зато казармы, и башни, и мастерские – в общем, то, что таким чувакам, как я, гораздо интереснее.
Но сегодня мне предстоит ехать аж в самый его конец. В дом номер шестьсот с хвостом, как бы не последний на Проспекте.
Еду я туда за ногами.
Я не то чтобы ролевик и не то чтобы реконструктор. Мне просто нравится эта вся возня с доспехами, люблю постукаться мечами с такими же чуваками, как я, без особых задвигов, и все такое прочее. Но мастерской у меня нет. То есть я могу, конечно, к друзьям напроситься, но это хлопотно. Мы все выросли уже, у всех семьи, у кого-то даже дети, ну и работа – и состыковаться по времени бывает трудно. Поэтому я чаще всего беру готовые бэушные части по разным объявам. И чаще всего продавцы эти из других городов, и тогда еще приходится платить за доставку – но вот сегодня чудесным образом парень оказался местный, хотя место это вполне удивительное. В самом конце Проспекта.
Чувак отписался еще, что живет в районе новостроек, и его дома на навигаторе еще нет. И скинул кроки с объяснениями – мимо церкви и дальше до новостроек по дороге, ищи дом слева с указателем. Ну, я и поехал. Не лес глухой, думаю, не заблужусь.
Суббота, машин на улице мало – еду и наслаждаюсь. По нашей стороне дороги тень, а та, другая, через трамвайные пути которая, встречка – та солнечная, вся блестит-сияет. Дорогу, кстати, недавно чистили – по обочинам срезанный грейдером слоеный пирог. Мне всегда эти штуки жутко нравились. Разглядываешь слои, как палеонтолог. Город – он такой. Стоит снегу пойти – вот тебе белая полоса, а стоит не пойти пару-тройку дней – и вот тебе грязная, почти черная. Как жизнь у некоторых бедолаг. А я люблю город, и эта городская дорожная грязь меня совсем не напрягает. Меня в городе вообще ничего не напрягает, а все радует. Даже к пробкам я отношусь спокойно. Просто я никуда не спешу. И где другие психуют и опаздывают, я просто еду. Ползу потихоньку, таращусь вокруг, играю с городом в разные смешные игры. И меня город, надо полагать, тоже любит. Вот и сейчас я качу по Проспекту, как будто у города в гостях, как будто впервые вижу его. А он подсовывает мне всякие штуки, которых и правда раньше как будто не было. По правую руку Сад тянется, а слева вполне себе дома, и на нижних этажах у них всякие лавчонки и какие-то загадочные конторы. Я читаю и дивлюсь: «Отправка паспортов иностранных граждан в Омск», стоматологическая клиника «Адент», агентство недвижимости «Тектоник». Ну, такое я по всему городу вижу. И тут вдруг вывеска «ЕвроНога». Это к чему? Присмотрелся – ха, вот шутник! Это же цветочный магазин, ЕвроFlora, только кое-где снег налип. Ну, думаю, молодец, знаешь, что за ногами еду! Не успел проржаться, на стене – «ногопива». Ну, думаю, что ты там опять затеял? А, ясно, на стене очертания буквы М. Дурачится Проспект, значит, правда город любит меня. Ну и славненько.
Тут мне пить захотелось. Не ногопивы, конечно, а простой воды. А зима же, я в машине воды не держу. Припарковался у какой-то лавочки, зашел внутрь. А там персонаж такой колоритный, поперек себя шире, в фартуке полосатом – ящики с апельсинами переставляет.
– Бери, – говорит, – апельсины недорого, очень хорошие апельсины, египетские! А сладкие – м-м-м-м! Мед!
Ну я взял апельсин целую сетку, килограмма на два с лишним, чтоб со сдачей не морочиться.
В машине один апельсин очистил – правда, мед. Еду, дольки в рот закидываю. Красота.
У Сада вдоль Проспекта лиственницы насажены, и зимой они смешные такие. Вроде бы и не лиственные, вроде бы и хвойные – а голые стоят. Как майские новогодние елки. В потом еще липы пошли – так те зимой просто такие красотки, что можно косоглазие заработать, пока мимо них проезжаешь. Кора у них не серая, не коричневая – бархатно-черная, и ветки от ствола отходят такими широкими дугами, как будто самый главный небесный дендролог сильно потрудился своим большим-большим циркулем и самым мягким своим карандашом. Не часто я зимой в этих краях оказываюсь, а зря. И правда – красотища тут необыкновенная. Даже с учетом грязного слоеного придорожного снега. Надо бы выбрать время да прийти сюда ногами, без машины, побродить, полюбоваться.
Но ногами бродить зимой холодно, а у меня и одежды-то толком теплой нет, я ж хомо машиникус, к сиденью задницей приросший.
Проспект в районе Сада маленечко на лес глухой похож. А в Саду как раз вся наша братия тусит. Мы тут зарубы устраиваем дважды в год, стенка на стенку. Кого тут только нет! Самые махровые реконструкторы – они чуть ли не из руды железо варят и куют потом аутентичными молотами в аутентичных кузнях. Чтобы пойти в «Леруа» молоток купить или с Али-экспересса заклепки – да ни боже мой! Только хэнд-мейд, только хард-кор! Они и пиво, кстати, варят сами и привозят потом эту жуткую бурду. Их по запашку за километр найти можно. Интересно, они подтираются тоже аутентичными подтирками? Нет, мне все-таки в этом отношении наше время милее. Мне не западло железо болгаркой отрезать или даже у друга Прохора на гидрорезке раскроить, или там дрелью где надо просверлить – это ведь проще и быстрее, чем зубилом или точильным камнем месяц дрочиться. И Леруй с Аликом самые-разсамые в этом деле мои друзья. Ну, тут уж кому что – кому-то процесс не менее важен, чем результат. А мне только надо, чтобы меня не угробили двуручником или алебардой по башке, и зубы чтобы не повыбивали кованой варежкой, а как это снаружи выглядит и тем более – как это делалось, мне до фени. Я тут, наверное, к ролевикам ближе.
Хотя ролевикам нашим – им очень даже есть дело, кто как выглядит. Они как разоденутся в свое ролевое, так самые что ни на есть красавцы и красавицы. Всяко они не руками все это шьют и не из крапивы свои ткани ночами плетут. И какие наряды на них – просто haute couture! Одна знакомая ролевичка показала как-то свою швейную машинку. Это, друзья, чистый инфаркт микарда! У меня машина, на которой я сейчас еду, в два раза меньше стоит, и хитрых штук в ней в сто раз меньше, чем в той.
В общем, еду мимо Сада, любуюсь древесными чудесами под снегом, высматриваю – нет ли кого на наших площадках. Но никого нет. Все в снегу – валило на неделе не по-детски. Да и морозно – а по морозцу в железе бегать не очень-то.
У дальнего края Сада – троллейбусное кольцо. Тут Проспект как бы тонко намекает, что он все, кончился, и хорошим мальчикам пора возвращаться отсюда обратным зеркальным порядком. И дорога тоже как будто бы кончилась – она делает плавный такой разворот и превращается во встречку, убегает обратно по той, солнечной, стороне. Но вот трамвайные рельсы, которые нашу сторону от встречки отделают, тянутся себе дальше – видать, для плохих мальчков, или для хороших, но хитрых. И наша полоса от большого дорожного кольца втихушечку отделяется, переваливает эти трамвайные пути, превращаясь попутно из односторонней в нормальную двустороннюю, прихотливо выворачивается и продолжается дальше, дальше. Ну и я тоже еду дальше – мне-то туда и надо. Потому что на последнем у Сада доме был номер триста с чем-то, а мой чувак с ногами – в шестьсот втором или в шестьсот двадцатом, уже не помню, и открывать письмо, останавливаться мне лень.
И я еду по Проспекту, который теперь превратился в тощенькую двухполосочку, дальше. А она спускается в низинку, потом плавно уходит вправо и опять взбирается на пригорок – и оттуда я вижу целый безбрежный океан частного сектора. Мелкие домишки – как таракашки прыснули от черной нитки дороги вверх по белоснежным уже крыльям холмов по обеим ее сторонам. И это уж точно не Простпект Ратуш и Замков – это Проспект ферм, лесопилок и кузниц, а стало быть, мне точно туда.
Тут солнце как раз выползает в самую тыковку небосвода, а из воздуха волшебным образом кристаллизуются тончайшие снежные пластинки, медленно падают и сверкают на фоне жидкой зимней небесной молочной синевы самыми нереально-чистейшими цветами спектра. И я понимаю, что и здесь мне рады, и здесь я свой – и я здороваюсь с незнакомым мне Проспектом от всей своей растаявшей души.