И в далекой дали я вижу обещанные чуваком новостройки – три такие здоровенные синие жлыги, их кое-как видно на фоне разбавленного чуть голубоватого неба. Ну а что, мне ж примерно триста домов еще проехать – сто писят, если прикинуть, что они по обеим сторонам дороги. А это по частному сектору, где между домами чуть ли не поля заложены. И это как раз дофигенное дофига.
Ну, мне-то что? Мне классно, я гуляю и наслаждаюсь неожиданным приключением. У меня в машине египетские апельсины, сладкие, как мед, а снаружи белый снег, настоящий праздник и Новый год.
Скоро впереди замаячила церковь – от которой мне то ли направо, то ли налево. Ну, подъеду и разберусь, а пока не хочется возиться.
Церковь оказалась такой монументальной, высотой наверное с девятиэтажку. Хотя домов рядом нет, и сориентироваться мне не по чему. Но деревья вокруг сильно ниже нее, а они, по всему видно, не молодые. Странная церковь, уж больно суровая. С одной стороны у нее ремонт был, и там она выглядит вполне по-современному – но зато с другой стороны она так и пышет древностью, как будто прямо из земли тысячу лет назад поднялась, а потом неумолимое время над ней изрядно поработало. Просто-таки Храм Истины, да простят меня местные обитатели.
Я остановился у кружевного кованого забора, чтобы сориентироваться. Но не тут-то было! Кроки-то чуваковые были в мессенджере вконтактика, а на телефоне сейчас только еж, и то всего одна палочка. Блин, вот же я, дитя информационных технологий! Тут на звонок бы еще хватило, а на вконтактик точно не хватит. Можно конечно было бы развернуться и ехать обратно, пока не появится нормальная связь, но неохота. А впрочем, новостройки-то – вон они синеют, поеду по азимуту, не заблужусь поди. Еще раз сам себе сказал – все-таки не глухой лес.
Хотя, честно говоря, вокруг церкви этой уже вполне себе почти глухой. Домов вокруг нет, и даже трамвайное кольцо стало мне прозрачно намекать, что это второе китайское предупреждение.
Ну ладно, в конце-концов вернусь снова к исходной, если что. Рискну. Тем более, что дорога, хоть и стала теперь уже вообще узкой ниточкой, где вдвоем кое-как по обочине и разъехаться, но все еще есть и убегает от странной церкви и в одну, и в другую стороны. Тыркнулся вдоль заборчика справа – с новой, нестрашной стороны, – но дорожка как-то быстро превратилось в засыпанное снегом недоразумение, и я засомневался. Сдал назад, тыркнулся с другой стороны – о, тут все ок, накатанная колея. Решал ехать по ней, а там видно будет.
Дорожка привела меня в махровейший частный сектор. А по частному сектору ехать – кто не знает, лучше вообще-то не. Особенно зимой. Там чистят так себе, и дорога состоит из одних ям, да таких, в какие надо спускаться, ехать-ехать по дну и потом выбираться, как на Эверест – чтобы тут же в другую опять спуститься. В общем, еду я вверх-вниз, вверх-вниз, на дома таращусь. А дома все ладные, как на подбор – рубленные из стволов толщиной в полтора меня. Но на вывесках все тот же Проспект, и номера уже за четыреста. Снег меж тем такой белый-белый, какого в городе зимой не бывает в принципе. И солнце от него отражается, как от зеркала, и в глазах сплошной калейдоскоп. А окна в домах не по-деревенски большие, из труб дымок поднимается – я даже стекло приопустил, чтобы понюхать. М-м-м! Воздух просто как я не знаю что – сочный, хрусткий, с нежным дымковым привкусом – и не тем, как у нас в частном секторе, которого почти в центре полно понатыкано, и там от печных труб какой-то гадостью несет, как от железнодорожных шпал. А этот – как будто кто балык коптит на ореховой щепе. Аж слюнки побежали. А потом совсем деревенским запахом потянуло – терпким, земляным и хлебным, так дорогой пуэр пахнет, между прочем. И небо стало как будто выше и синее. Я смотрю – а новостроек-то что-то не видно. А потом решил, что это такой финт. Они же синие – вот точь-в-точь как небо сейчас стало. Ну, думаю, архитекторы молодцы, как ловко придумали – и не портят эти жлыги такой офигительный пейзаж.
А номера меж тем уже к шестой сотне, и скоро дом моего чувака должен показаться. И тут дорога делает такой плавный разворот. И уже этому третьему китайскому предупреждению я никак не могу не внять, потому что дороги дальше нет. Я паркуюсь на обочине, где пошире, и оглядываюсь. От кольца идет расчищенный проезд к здоровенным кованым воротам. А на воротах на железной цепи болтается кованая же нога в масштабе наверное три к одному.
Ну, думаю, нифига себе, антуражный мужик! Подхожу к воротам и ищу кнопку или еще какое средство коммуникации – и тут из-за ворот кто-то тихонечко спрашивает: «ГАВ?». Я даже не понял, что это собака – так деликатно это ГАВ прозвучало. И если это действительно собака – то не меньше цербера размером, потому что у нее такой басище – ну чисто собачий Шаляпин. У меня внутри какой-то стакан точно разлетелся в дребезги. И я уже готов развернуться и дать деру, но тут ворота загромыхали, и створка медленно отъезжает. И оттуда выходит кузнец. Блин, настоящий кузнец – в кожаном фартуке, со здоровенными черными клещами в руке. И пар от него валит, как от паровоза.
– О, – басит он, – никак покупатель в наши края? Проходи, проходи! Малыш, гостя пропусти!
Малыш – это он Шаляпину. И Малыш отодвигает свою мохнатую задницу размером с пол моей машины, и я вижу прорытый в сугробище выше роста снеговой ход, который упирается в распахнутые двери каменного сооружения. Возле него как будто лето – снега нет в помине, только ладненькие бока булыжников влажно поблескивают из отмостки.
– Ну, заходи, заходи, – гудит хозяин и отворяет дверь. Из двери пышет жаром, как из бани, и воздух сразу трясется весь, как желе. Меня в жар так и бросило – не смотря на легкую мою машинную одежку. – Тебе полный доспех или как?
– Не, мне ноги только, мы про ноги договаривались, – напоминаю.
– А-а-а, ну ноги так ноги. Выбирай.
И кивает головой в дальний угол.
Я захожу внутрь и теряю дар речи намертво.
Чувак по-ходу супер-мега крут. У него в углу настоящий кузнечный горн с мехами, здоровенная литая наковальня размером мне по пояс, рядом деревянная кадушка с водой. А в другом углу на кованых крюках развешены всякие части доспеха – и ноги, и локти, и шлемы – и чего там только нет.
Он окидывает меня оценивающе, как продавщица в каком-нибудь Манго или Н&М.
– Что-то ты не шибко крепкий, я посмотрю. Но погоди…
Он отправляется куда-то вглубь ряда и выносит пару потрясающих ног. Протягивает их мне.
– Вот, вроде эти хорошо тебе будут.
У меня сердце делает кульбит и обмирает, как цирковая жучка по команде «умри».
Потому что это (АААА!) такие настоящие ноги, которые я у самого-разсамого реконструктора доспеходрочера никогда не видел. Я собираю с пола челюсти и пячусь от такого чуда подальше.
– Что, не нравится? – удивленно спрашивает хозяин.
– Да вы что, нравится, нравится конечно! – не скрываю я. – Я бы на каждой такой ноге женился, честное слово! Но у меня денег на такое не хватит, даже если я почку прямо сейчас продам.
– Почку? – недоумевает он. – Зачем почку? Не, почку не надо.
– Вы, наверное, меня не поняли. Я про те ноги, про которые мы договаривались. Ну, в Контакте, в «Мятое и Всратое».
– Мятое? Тебе ее что, помять что ли?
И тянется к ноге своей лапищей. И я понимаю – он может. Сейчас возьмет и помнет ее, как туалетную бумагу.
– Нет-нет-нет! – кричу. – Что вы, не надо мять! Я имею в виду, что вы обещали ноги бэ-у!
– Бэу? – не понимает он.
– Бэ-У – в смысле старые! А эти – эти новые совсем!
– А, – понимает наконец он. – Так тебе надо хлам!
– Да! – радуюсь я.
– Ну… – он с сожалением смотрит на меня, видать, жалеет то ли нищего кошельком, то ли скорбного умишком. Смотрит на ноги и, наконец, со вздохом вешает их на крюк.
– Жалко, эти бы тебе очень здорово подошли. Не часто в наших краях такие рыцари… Миниатюрные!
– Да я и не сомневаюсь, что подошли бы, но, видите ли…
– Да ладно, не извиняйся, что я, не понимаю, что ли… Бывает, поиздержался. У меня приходил один тоже… Лет пять или шесть назад. Или десять. Годы эти – сам знаешь, как вода. Хлам забрал, навроде тебя. А тут говорят, поднялся, известный стал человек. Да ты поди знаешь его, у него еще имя такое… Готфрид Суповой, что ли… Готфрид Щи… Знаешь его?
– Не-а, – признаюсь, – не слышал. Я одного только Готфрида знаю – внука моей соседки, теть Лены. У него отец ролевик, так вот назвал его Готфридом. Но он еще маленький. И точно не Суповой и не Щи. Он Платов.
– Ну и бог с ним. Пойдем, я тебе хлам покажу.
И тянет меня в дальний угол. Вытаскивает здоровенный сундук и откидывает крышку.
И тут сердце мое уже окончательно взрывается от невыносимого счастья.
Сундук полон самым натуральным мятым и всратым железом разного калибра, как будто вчера собранного после хорошей такой заварухи.
И я даже не знаю, от чего я больше балдею – от новеньких ног или от этого сундука. Я таращусь на него, как младенец на кулек конфет. А тот говорит – ну, что, берешь?
– Конечно, – говорю, – беру, какой разговор! Только помогите мне ноги достать, а то залезу туда и поселюсь навеки в этих сокровищах.
– Да забирай все, чего тут копаться!
– Нет-нет-нет! У меня столько денег нету.
– Да что оно стоит-то? – удивляется тот. – Это ж хлам!
– Хлам – не хлам, а вы за него можете хорошие деньги выручить.
– Вот ты и выручи, – говорит. – А мне… Ну совсем не с руки это продавать. Меня ж засмеют!
– Нет, – вздыхаю я. – Спасибо огромное, но нет. Я вынужден отказаться.
– Ну вынужден так вынужден, – басит он и вытаскивает пару ног – ну такие, какие мне в сладких снах снились. Настоящие боевые ноги, где надо мятые, как надо всратые.
– Ну, пошли, – говорит, – если тебе ничего больше не надо. Пошли, вынесу их тебе, да мимо Малыша провожу.
Идем мы по снежному проходу, мимо мохнатой задницы – и она разворачивается к лесу задом и к нам передом, и улыбается мне во все свои сто тридцать четыре зуба. Рот у нее, у него то есть, у Малыша, огромный, как чемодан.