– Да ты знаток истории, оказывается, – растерянно усмехнулась я.
– Короче, с любимыми и с женами такого лучше не делать, не потому ли мужики за этим идут к любовницам? А настоящие мужики те еще консерваторы, вот что я тебе скажу.
– Да ты еще и психолог!
– Птен, ты с ним до сих пор встречаешься, со своим этим мужиком? Сейчас, и вообще, все это время… Ты его не придумала?
– Кого, Кирилла? Нет.
Адам внезапно сорвался с места, рысью пробежался по всей квартире. Разглядывал все, заглянул в ящики зачем-то, опять обследовал ванную комнату.
– Ты врешь, – сказал он весело, оказавшись в прихожей. – Нет у тебя никого. И не было.
– Ты ищешь следы пребывания другого мужчины здесь? – догадалась я, ступая за ним следом. – Я почти все время живу у него. У Кирилла. Сегодня решила сюда заехать, поскольку Кирилл в командировке, и тут ты заявился.
– Ты врешь.
Я достала телефон из кармана, нашла нашу переписку с Кириллом, показала экран Адаму. Потом нашла недавнее видео от Кирилла, когда он опять где-то идет, снимает себя и все вокруг и болтает о том, как любит меня и с нетерпением ждет вечера, и говорит, что забронировал столик на двоих в одном ресторане.
– Видел? Убедился? – спокойно произнесла я, убирая телефон. – Теперь вали отсюда. Я тоже выхожу замуж. Кирилл собирается сделать мне предложение на Новый год. Да… и обрати внимание, сколько тут пыли! – спохватившись, я указала рукой вокруг. – В одной из комнат я успела убраться, а тут нет.
И я написала пальцем на пыльной кожаной поверхности кованой скамейки одно короткое слово – «нет».
Адам заиграл желваками, затем быстро оделся и вышел, даже не хлопнув входной дверью. Просто ушел, и все.
А зачем приходил вообще?!
И тут мне как-то нехорошо стало. Затряслись руки, дышать стало трудно. Я вернулась в комнату, опять легла на кровать, закуталась в одеяло. Мне было холодно.
Вот я все-таки дурочка, зачем спрашивала у Адама эти подробности про Дарину? Я же знала, что Адам – человек прямой, скрывать ничего не умеет и не может. Все как на духу готов выложить.
– Да кто он такой? Почему я должна переживать из-за этого? Почему? Почему, почему, почему?!
У меня возникло ощущение, будто я заболела. Озноб. Меня трясло так, что я слышала, как иногда клацают мои зубы.
Я так пролежала довольно долго, несколько часов, наверное. А потом я увидела, как дверь в комнату открывается, и в нее заходит Адам. Заходит и садится на стул напротив меня. И смотрит на меня внимательно.
«Это сон, – мрачно подумала я. – Или у меня галлюцинации? Круто, у меня никогда не было галлюцинаций…»
– Птен, – произнес Адам мрачно. – Я этим утром сказал Дарине, чтобы она уходила. Сказал ей, что у нас ничего не получится. Я старался к ней привыкнуть, но… нет. И своим я тоже сказал, что нет, не смогу с ней. Да и зачем? – Он усмехнулся своей фирменной кривой усмешкой. – Ольга Маратовна с Натальей вопили, что я сам не соображаю, что делаю, отец пальцем у виска крутил, племянники ржали втихаря, один Виктор не вмешивался… Дарина рыдала.
– Ты выгнал ее? – пробормотала я.
– Не совсем… Попросил уйти. Но по факту – да, получается, выгнал, – кивнул Адам. – И мне ее не жалко. Совсем… – добавил он с печальным недоумением, подняв брови.
– А мне-то зачем обо всем этом знать? – спросила я, кутаясь в одеяло.
– Это как-то связано с тобой. Это из-за тебя все. Давай их убьем.
– Кого?! – воскликнула я.
– Дарину и Кирилла твоего. Они все испортили. И это никак не исправишь уже. Не вычеркнешь. Это случилось с тобой и со мной… Это ужасно. Это настолько ужасно и больно, что единственный выход – убить всех их.
– Ты серьезно?
– Нет, конечно, – печально засмеялся Адам, потер лицо ладонями. – Никого не надо убивать, Дарина с Кириллом не виноваты, это наши ошибки.
– Почему «наши»? – фыркнула я. – За себя говори. Я ни о чем не жалею.
– Он тебе так дорог? – хмуро спросил Адам. – Блин… Как больно. Как больно, я даже не ожидал…
– А чего тебе больно-то? – Я заерзала, села. – «Птен, у нас в распоряжении всего десять минут, надо сделать все быстро, мы с братом едем за каким-то там дурацким металлоломом!» – передразнила я Адама.
Он не ответил, глядя на меня со своей странной улыбочкой. Вот честно, если кого и надо было убить, так это его, Адама.
– Сколько лет это у нас все тянулось? Наш роман… Три? Четыре года? Пять? Я не помню… – сказала я и убрала волосы с лица.
– Я тоже не помню. Я помню только тебя. Я рвался только к тебе. Эти минуты, что с тобой… это самое лучшее, что было в моей жизни, – медленно, то и дело вздыхая (словно задыхаясь), произнес Адам. – Я это чувствовал… Когда посылал тебе эти стихи…
– Какие стихи, Адам, ты бредишь? – возмутилась я.
– Такие стихи, зашифрованные в смайликах. Разных поэтов. Красивые стихи. Ты не читала их? Не пыталась их расшифровать?
– Не-ет… – пробормотала я. – Бред какой-то.
– Это же очень прикольно… ладно, проехали, – махнул он рукой.
– Я все стерла. Всю нашу с тобой переписку, – сказала я. – Теперь уже поздно расшифровывать твои пиктограммы.
– Ты его тоже ублажала? Этого своего?
– Тебе можно, а мне нельзя? – злорадно воскликнула я.
– Мне можно, а тебе нельзя, – печально произнес Адам.
– Это мне можно, а тебе нельзя! – прошипела я разъяренно.
– О, Птен, да ты меня тоже ревнуешь, – улыбнулся он.
– Пошел вон, пошел вон… Как ты вообще сюда попал?!
– Ты дверь не закрыла. Я сидел на лестнице. Не мог уйти. Не мог и все. Словно цепями к тебе прикован. Прости меня, Птен. Я вел себя совершенно неправильно. Это я довел ситуацию до того, что нам пришлось расстаться. Прости меня, Птен. – Он помолчал, опустив голову, и я вдруг увидела, что по его лицу текут слезы. Самые настоящие слезы. Адам плакал!!!
Я прижала ладони к щекам и обнаружила, что и у меня они мокрые. Я тоже ревела, получается.
– Такое впечатление, Адам, будто нам лет шестнадцать, ты не находишь? – произнесла я с недоумением. – Ведем себя как юные идиоты, говорим как идиоты, наворотили идиотских дел, не замечали очевидного, терпели то, что нельзя терпеть… ну как так?! Мне двадцать девять лет, а тебе так вообще за тридцать. Тридцать один, да? А такое впечатление, будто у нас в голове сплошные опилки.
– А ты где-то видела умных людей? – пожал плечами Адам. Вытер свое лицо ладонями. – Милая, все люди творят глупости, даже те, кого считают умными и взрослыми. Творят с умными лицами и говоря при этом умные слова. А я хоть и дурак, но я понял, пусть и с опозданием, что ты для меня – главная. Ты – всё, ты это понимаешь? Ты весь мир для меня. Я люблю тебя, Птен.
«Люблю». Мне как-то совсем нехорошо стало. Комната словно поплыла перед моими глазами.
Это потому, что я вдруг осознала, что тоже люблю Адама.
– Ну и что теперь… – с тоской пробормотала я. – Поздно уже. Все дела сделаны. Дарина облизала тебя, фу. Ты всерьез думаешь, что я после этой Дарины займусь с тобой любовью?! Ты осквернен. Ты испачкан. Да мне к тебе прикасаться после этого противно.
– Мы с ней занимались сексом в презервативе, – устало заметил Адам. – Всегда.
– И когда она вот это самое тебе… – Я высунула язык, покрутила его кончиком. – Тоже?
– «Это самое» – нет.
– Ну вот видишь! – шепотом закричала я. – Я тебе этой Дарины никогда не прощу. Никогда! Я каждый раз вспоминала бы, что ты тычешь в меня то, что когда-то было уже в ней. В разных местах причем. Фу!
– Быть может, это можно как-то исправить? – пробормотал Адам. – Накажи меня. Нет, я серьезно… Я не про это БДСМ, я про реальное наказание. – Он вдруг стянул с себя свитер. Я вздрогнула. Все-таки… Адам красивый, да.
– Что это ты затеял? – занервничала я. Вскочила с кровати, отбежала в сторону. – Не вздумай ко мне прикасаться. Я заору.
Адам вытянул из джинсов ремень резким движением, со свистом и протянул этот ремень мне, словно змею в кулаке сжимал:
– На. Накажи меня.
Я взяла ремень. Адам лег ничком на кровать, зачем-то обнял подушку, понюхал ее, поцеловал, уткнулся в нее лицом. Его волосы, довольно длинные, рассыпались у него по плечам.
Ремень был толстый, тяжелый, кожаный. И тут на меня словно нашло что-то. Я размахнулась и хлестнула этим ремнем по спине Адама. Он даже не вздрогнул. И тут во мне словно что-то открылось, хлынуло наружу… Я хлестала Адама изо всех сил по спине.
Пока не увидела, как на его коже стали вспухать розовые, даже малиновые полосы. И тут мне стало страшно. Я очень сильно исхлестала Адама. Чересчур даже.
Но меня словно отпустило, правда. Я уже не думала о Дарине с такой яростью, как перед тем.
– Вставай, – приказала я. Адам встал, у него на нижней губе темнело пятно. Кажется, он закусил себе губу, когда я его хлестала. Точно, и на подушке вон пятно. У меня все похолодело внутри. Я не была поклонницей садизма, это точно. Мне стало жутко оттого, что я так жестоко обошлась с живым человеком. С человеком, которого любила. Я все опять испортила. Адам теперь ненавидит меня. – На! – Я сунула ему в руки ремень. Стянула с себя рубашку, тоже легла ничком на кровать, туда, где только что лежал Адам. – Теперь твоя очередь. И тебе будет легче, честно скажу. Давай, – произнеся это, я уткнулась лицом в подушку и сжалась вся, ожидая первого удара.
Адам… он чего-то медлил. Молчал. Стоял там надо мной с ремнем в руке. И молчал, не двигался.
– Ну? Ты чего? – закричала я нетерпеливо, повернув голову в его сторону.
– Блин, Птен, ты спятила. – Адам вдруг отшвырнул свой ремень в сторону, отошел к окну, принялся разглядывать меня оттуда с изумлением и страхом. – Я ж тебя сейчас чуть не убил. Ну ладно, не убил бы, но хлестнул бы так, что до крови… Шрам бы на всю жизнь остался. На твоей спине. На твоей спине… О господи, Птен, я сейчас мог сотворить такое…
– Не жалко, – сказала я. Полежала еще немного, затем села, натянула на себя рубашку. – Мне себя совсем не жалко.