И тут оказалось, что все места в кофейне заняты.
Телефон в кармане моего пуховика затрепетал.
– Алло? – спросила я, и в этот момент увидела неподалеку женщину в черном пальто с капюшоном, надвинутым на пол-лица. Кажется, она только что вышла из машины. Невысокая такая женщина, довольно плотного телосложения… Не пухлая, нет, но, что называется, крепенькая… Она тоже держала телефон у уха.
– Лиза… Это вы? – повернувшись ко мне, спросила женщина, потом опустила руку с телефоном.
– Инна? – спросила я, затем нажала на «отбой».
– Ага! – испуганно улыбнулась она. На вид матери Адама было лет… даже не знаю, сколько лет, обычная женщина в возрасте. Не молодая, но и не пожилая.
– В кафе нет мест, я только что спрашивала…
– Да?! И что теперь делать? – растерялась Инна. Руки у нее слегка дрожали. – Идемте еще кафе поищем! У меня для вас подарок. – Она подняла сумку. – Новогодний…
Она не выглядела пьянчужкой, надо признать. Руки, похоже, у нее дрожали от волнения. И у нее не было того, что у медиков называется – габитус. Когда какие-то черты во внешности указывают на болезнь или какой-то порок вроде пьянства… Даже никакого намека на габитус у Инны не было. Передо мной стояла вполне нормальная, интеллигентного вида женщина, почему-то страшно напуганная и растерянная. Хотя это понятно почему. Инна мечтала увидеть своего сына.
Когда я это поняла, то мне до ужаса стало жаль ее.
Не знаю, почему они с Адамом оказались разлученными, но судя по всему, Инна любила своего сына – если так рвалась его увидеть. Она хотела попросить у него прощения? Что же, она, наверное, заслужила встречу с ним…
– Думаю, все другие кафе тоже забиты под завязку, – сказала я. – Идемте ко мне.
– К вам? Там Адам? – заморгала Инна.
– Нет. Я одна. Но не мерзнуть же нам на улице, – решительно произнесла я. – Надо было сразу свой адрес сказать.
– Это рядом? Доехать на машине не проще? А, ладно, идемте пешком, если близко, – послушно согласилась Инна. – Я тут уже машину припарковала…
Всю дорогу до моего дома она молчала, лишь вздыхала иногда. Я никого никогда не звала к себе домой (Адам и Ванда с Полей – исключение). Я вообще не любила открываться, ни в каком виде, и даже в социальных сетях прятала свое имя и лицо, но Инна… она же мать Адама, ей можно ко мне.
Ей можно показать тот странный мир, в котором я существую. Если она его не поймет, отвергнет меня – что ж, оно и к лучшему. Никаких обманутых ожиданий и никаких иллюзий ни у кого не будет.
Мы прошли через арку, свернули во двор, зашли в подъезд, поднялись на лифте – все молча. Молча я впустила Инну в свою квартиру, указала, куда повесить пальто.
На Инне были черные брюки и голубой свитер. Светлые короткие волосы до плеч. Такая прическа называлась «каре». Внешне Инна ничем не напоминала Адама. Да его ли это мать, нет ли тут какой ошибки?
– Чай, кофе? – спросила я.
– Н-нет, спасибо, не надо. А руки где помыть?
Я проводила Инну в ванную, затем повела в комнату.
Инну совершенно не волновало то, как выглядит моя квартира. Она села на стул, попыталась сложить руки на коленях. Но уже через пару секунд принялась их тереть друг о друга, расчесывать. Сейчас, без пальто, в этом свитере, с этой прической, она казалась еще моложе. Точно, это какая-то ошибка. Мать Адама не может быть такой молодой.
– Простите… Но сколько вам лет? – все-таки не выдержала, спросила я, садясь напротив нее.
– Мне? Пятьдесят, – ответила она.
– Пятьдесят?
– Да… а что, не похоже? – Инна растерянно улыбнулась. Она по-прежнему расчесывала руки. Они у нее уже были в красных пятнах. И на шее у Инны проступили красные пятна.
– Не надо, – сказала я, кивнув на ее руки. Потом добавила: – Простите.
– А, вы про это… Нейродермит. Во время стресса начинаю себя расчесывать. Это не заразно, – тихо произнесла она. – На меня еще и нервный тик иногда нападает, так что не пугайтесь. Уф, ну вот, призналась в своих болячках, и даже легче стало. – Вдруг улыбнулась она. – Раньше скрывала, пряталась, а теперь всех сразу предупреждаю.
– Почему? Отчего нейродермит? – спросила я. – Это из-за истории с Адамом?
– Нет, не только, это из-за всего… Но и из-за истории с Адамом, да, – согласилась Инна. – Я ведь три раза в клинике лежала, с депрессией. Там, в Германии. В последний раз весной, после смерти Давида.
– Соболезную… а кто такой Давид?
– Это мой муж. Был… – Лицо у Инны вдруг дрогнуло, перекосилось на миг. Наверное, то был тот самый нервный тик, о котором она предупреждала. – Я долго принимала антидепрессанты, но они очень тяжело на меня действовали… Сейчас я ничего не принимаю, решила сама справиться, без лекарств. Совершила безумный поступок, по мнению некоторых… Взяла да и переехала сюда, в Россию, обратно. Поближе к сыну.
Она опять принялась расчесывать свои руки, даже уже не замечая этого. «Господи, бедная женщина… А нейродермит – это не заразно, я в курсе», – подумала я. Протянула руку, положила поверх ее рук, прижала их – чтобы не расчесывала.
Инна замерла, с изумлением посмотрела на меня. Потом улыбнулась смущенно:
– Простите, Лиза, я вас пугаю.
– Нет, – покачала я головой, убирая свою руку назад. – Расскажите о себе. О том, как такое могло получится… Что вас разлучили. Адам мне ничего не рассказывал о вас.
– Вы его девушка? Давно?
– Давно, несколько лет уже. Не знаю, что будет дальше, у нас с ним сложные отношения… – призналась я. – Наверное, надо тоже подробнее обо всем этом…
– Вы его любите? – перебила она меня.
– Да.
– Ну и все, больше мне ничего не надо знать о вас, о ваших отношениях с моим сыном. О том, кто вы и как там у вас… Вы его любите… Остальное все неважно! – опять улыбнулась Инна. – А я вам должна рассказать о себе, это обязательно. Потому что… потому что я представляю, что вы обо мне думаете. Многие обо мне так думают – что мать-кукушка, которая бросила своего сына. – Она помолчала, потом продолжила с трудом: – Ну да, я его бросила, получается. Оставила с Иваном и уехала.
– С Иваном?
– Иван – отец Адама, мой первый муж. Иван Лукич, – пояснила Инна. – Я хотела развестись с Иваном, Адаму тогда было уже два года… Иван не отдал мне сына. И сделал так, что меня лишили родительских прав. Будто я пью, веду антиобщественный образ жизни, плохая мать. Нашел свидетелей, адвокатов, в полиции у него знакомые были… Это произошло очень давно. Я к тому, что сейчас, наверное, я бы через соцсети начала бы разоблачать Ивана, видео снимала бы, общественность привлекла бы, и все такое… Не дала бы так просто себя очернить.
– Ужас какой… – вырвалось у меня.
– В общем, Иван не отдавал мне сына. И не разрешал с ним видеться. Два года я делала попытки, но… все напрасно. Потом меня встретил Давид, когда я уже почти сошла с ума, и увез меня в Германию. Если бы он этого не сделал, то… не знаю, до сегодняшнего дня я бы точно не дожила. Я потом приезжала сюда несколько раз, делала еще попытки вернуть сына, но все напрасно. Адам вырос, и он не захотел меня знать. Я для него чудовище. Я завела везде аккаунты, специально – вдруг Адаму понадобится найти меня, написать мне… Я сама пыталась писать ему в соцсетях, но он меня везде заблокировал. Я также пыталась связаться с Иваном, с его новой женой, мачехой Адама, – они не хотят со мной говорить.
– Я попробую переубедить Адама… – с трудом произнесла я. – Ну так нельзя. Он должен с вами встретиться. Поговорить хотя бы!
– Спасибо, Лиза, – сказала Инна, и по ее лицу быстро-быстро потекли слезинки.
Я никому никогда особо не верила. То есть спокойно ко всему относилась, помня о том, что люди могут врать или как-то так умело искажать события в свою пользу, чтобы вызвать сочувствие к себе… Но Инну мне стало до того жаль, что я подошла к ней, чтобы обнять.
Она вскочила, тоже обняла меня и принялась реветь у меня на плече. Я чувствовала ее слезы, проникающие сквозь ткань моей рубашки, – они были горячими.
– Это чудо… Я сюда приехала… купила домик в пригороде… в Москве все дорого… написала Адаму, а он не ответил… и тут твое сообщение сегодня. Это чудо. И прямо ведь перед Новым годом, новогоднее чудо, да? – Она всхлипнула, отстранилась, опять села, погладила меня по локтю, улыбнулась смущенно. «Твое». Она сама не заметила, наверное, что перешла на «ты», обращаясь ко мне. – Лиза, детка… я много лет словно кричала в пустоту. В бездну. Ответа мне не было никогда… Но вот сегодня из этой бездны вдруг раздался твой голос. Твой ответ. Это чудо. Меня услышали. Все, все, я в порядке. Прости.
– Я что-нибудь придумаю, – сказала я. – Вы увидите Адама, я постараюсь устроить это… Хотя не могу ничего обещать, честно скажу. Он иногда бывает совершенно диким.
– В отца… – пробормотала Инна. – Иван тоже… такой. Я боюсь, что ничего не выйдет с нашей с ним встречей, я только вас с Адамом поссорю. А я этого не хочу.
– А отец Адама, Иван Лукич, сколько ему? – спросила я.
– Сколько? – наморщила Инна лоб. – Он на пятнадцать лет старше меня. Получается, ему сейчас шестьдесят пять лет. Надо же… как время летит.
Я попыталась прикинуть: «Ей было лет восемнадцать, получается, когда она встретила Ивана Лукича, совсем девчонка. В девятнадцать она родила… Ей же сейчас пятьдесят, а Адаму – тридцать один? Ну да. А Ивану Лукичу тогда было тридцать пять. Ничего себе! Девчонка против взрослого дядьки… конечно, она проиграла!»
А Инна тем временем уже рассказывала, как именно она пыталась бороться со своим мужем, добиваясь встреч с Адамом. Говорила об адвокатах, жалобах, обращениях в самые разные инстанции, обманутых ожиданиях. О судах.
Рассказала Инна и о своем втором муже, Давиде. Том самом, с фамилией Штирлиц. Да, это была не шутка с фамилией…
Давид родился в Казахстане, потом жил в Москве. Он был ученым, что-то связанное с физикой, химией и фармакологией одновременно. Придумывал какие-то нужные средства для тяжелобольных людей, чтобы облегчить жизнь им и тем, кто за ними ухаживает. Давида позвали в Германию, и вот именно тогда он и познакомился