Поля и Ванда переглянулись. Ванда осторожно призналась:
– Как-то это дико, если честно. Ты только не обижайся, Лиза… Еда – на ее деньги?
– Да почему дико?! – Поля от возмущения даже подскочила. – Они все живут на территории Лизы! Она, ее сын и даже кошку сюда притащили! Если б на моей жилплощади столько пришлого народа поселилось да еще стали бы с меня требовать, чтобы я в общий котел деньги давала, то я бы возмутилась! Лиз, а кто за квартиру платит-то?
– Я. Вернее, с моего счета все списывается… Автоплатеж, – ответила я.
– Вот! – возбужденно воскликнула Поля. – Лиза жертвует своей жилплощадью и своим личным пространством! И сама платит за квартиру!
– Да к Лизе никаких претензий, но почему Адам позволяет такое… чтобы его мать кормила его, взрослого мужчину? – затрясла головой Ванда. – Взрослые дети должны заботиться о своих родителях, а не наоборот. Как хотите, но я не понимаю такого! Неужели Адаму не стыдно? Он вообще в удивительном положении… он сидит на твоей шее, Лиза, и на шее своей матери. Только не обижайся, Лиза, но вот такое у меня мнение. Это не по-мужски!
– Я не обижаюсь, – пожала я плечами. – У нас с вами глубинное общение, глубокий межличностный контакт, не забывайте. Полная искренность во всем! Так вот. Согласитесь, что это было бы как-то странно – мать отсутствовала в жизни сына почти тридцать лет, а потом вдруг появилась и требует, чтобы сын кормил ее? Будучи при этом даже не пенсионеркой, а вполне себе молодой еще женщиной, всего-то пятидесяти лет. И имея собственные деньги, не бедствуя. И зная при этом, что ее сына, которому она на голову свалилась, обобрала другая часть его родни. А отец Адама, Иван Лукич, именно что обобрал сына, это никаким другим словом и не назовешь… Инна, по сути, никогда не кормила сына, все эти тридцать лет! В прямом и переносном смысле. И что будет, если она начнет что-то требовать вдруг с Адама?
– Но он ее сын, он должен… – не сдавалась Ванда.
– Если бы Инна являлась инвалидом или сильно пожилой и совсем без средств, тогда да, – опять встрепенулась Поля. – Это совсем другой расклад, если бы мать была немощной и дряхлой, но тут-то, у ребят, все иначе! У Адама нет денег и он что, не о Лизе должен заботиться, а тратить деньги на мать-кукушку? Конечно, никакая она не кукушка, но…
– Поля, Поля, успокойся, – попыталась я утихомирить свою подругу. – Инна все это понимает. Она ничего не требует от сына. Она готова с ним щедро делиться… И она знает, что потом, в старости, Адам позаботится о ней. Ну и я тоже, конечно, ее не брошу.
– И ты им еще квартиру покупаешь, Лиза! – всхлипнула Поля. Залпом допила свой коктейль, демонстративно придвинула пустой бокал Ванде, требуя добавки.
– Не им, а себе. Это будет моя собственность. Добрачная. Но Адам тоже бухтел, типа, не дело это, что я так много вкладываюсь, и он готов взять ипотеку… Но, девочки… – Подняла я указательный палец. – Посудите сами. Сейчас я могу купить трехкомнатную квартиру, не переплачивая. А по ипотеке мы сколько переплатим? Та же «трешка» обойдется нам потом в несколько раз дороже… Мы можем жить – уже здесь и сейчас, ничего не откладывая на потом, не ввязываясь в кредиты и ипотеки. А Адаму я сказала: «Да, покупаем квартиру на мои деньги. Это вроде как не комильфо для тебя как для мужчины, но тебе, милый, потом всю жизнь содержать меня и наших детей. Я плачу сейчас и сразу, ты платишь все следующие годы и десятилетия до самой твоей смерти. Так кто из нас больше жертвует для другого?»
– Все, убедила. За разумные траты! – Ванда, налив бокалы, чокнулась с Полей. – Ты права, Лиза. И потом, сейчас такое время, что неплохо бы вложиться в недвижимость. Все верно. Надо жить здесь и сейчас. И ребенок еще у вас в проекте… А что, твоя свекровь хочет внуков?
– Да. Очень. Очень-очень, – улыбнулась я. – Не знаю, как на деле оно потом будет, ведь многие бабушки поначалу требуют внуков, а потом не обращают на них внимания… Но Инна действительно мечтает о внуке. И она готова помогать нам. Мы с Адамом и не собираемся особо жестоко ее эксплуатировать. Мы же тоже не совсем эгоисты и бездельники… так, шутим, а по существу – не станем все заботы на Инну перекладывать. Инна хочет семью. Быть с сыном, со мной, с внуками. Ее мир был разрушен – полностью, совсем, но она сейчас создает новый. Она создает новый мир, да! Она отчаянная женщина.
Мы помолчали.
– Это правда, – с трудом произнесла Ванда. – Она все делает правильно. И вы с Адамом тоже. Адам потерял ту часть своей родни, получается… Потерял все заработанное им, свои накопления. Веру в отца, наверное, еще? Он тоже создает свой мир сейчас. И ты… ты ведь тоже все потеряла. Я помню, какой ты была в тот период, когда…
Она не договорила. Подруги переглянулись, потом опустили головы. За окном было уже темно, но по карнизу, дробно стуча лапками, с чириканьем пробежали какие-то мелкие птицы. Воробьи, наверное. Я встрепенулась:
– Еще в детском саду учили стихотворение Валентина Берестова про воробушков… Запомнилось на всю жизнь, каждый раз вспоминаю в конце зимы, начале весны. «О чем поют воробушки в последний день зимы? Мы выжили! Мы дожили! Мы живы! Живы мы!» – прочитала я стихотворение.
– Да что ж ты сердце-то так мне рвешь, – с трудом произнесла Поля. – И почему я такая тряпка-то… Как в болоте барахтаюсь и никаких перемен в моей жизни. Я-то свой мир никак не создаю.
– Адам уже месяц работает, – глядя в окно, задумчиво произнесла я. – В одной фирме, которая ремонтирует и восстанавливает всякие усадьбы, дворцы, учреждения… Где требуются кованые украшения, ограды и прочие металлические конструкции с завитушками и украшениями. Ну, я так поняла. И он неплохо должен зарабатывать теперь, знаете. Правда, иногда ему приходится уезжать в командировки, но, к счастью, на день-два, не больше. А дальше, я надеюсь, у него дела еще лучше пойдут. Ведь у Адама редкая специальность и он профессионал высокого класса. Конечно, рано еще делать выводы, но… знаете что? Ему на найме лучше.
– На найме лучше?! – изумилась Ванда. – Лучше, чем работать на себя? Лучше работать на чужого дядю, чем на себя?! Нет, я понимаю, что Адам когда-то работал на своего отца, и отец его обобрал, но при другом раскладе… Как наемный труд может быть лучше фриланса?
– А вот так, – вздохнула я. – Теперь у Адама есть выходные, и после определенного часа он свободен. Мы с ним гуляем по вечерам! А раньше он был занят круглые сутки. Еще ему дадут потом отпуск. Ему оплатят больничный, если он вдруг захворает…
– Понятно. Ну да, логика в этом есть. А Адам сердится на своего отца? – спросила Ванда, перекатывая в ладонях бокал.
– Адам как-то странно реагирует на ту ситуацию… Необычно, – заметила я. – Он словно вычеркнул тех родных из своей жизни, постарался забыть о них. Этих людей для него больше не существует. Счастливая особенность его характера… Я бы такое долго переживала, поедом ела бы себя…
– Или он прячет свои чувства где-то глубоко в душе, – возразила Поля.
– И так может быть, – согласилась я. – Я ведь еще не очень хорошо его знаю.
– И матери его ты тоже не знаешь, – кивнула Ванда. – Она вроде идет тебе навстречу, но это сейчас, а вот что дальше будет? Они ничего не потеряют, а вот ты можешь остаться одна с ребенком на руках.
– Да, не спорю. Я немного рискую, – кивнула я. – Но я буду все равно в выигрыше. Потому что – с ребенком.
Ванда издала какой-то глухой звук, напоминающий рычание, взъерошила волосы. Поля погладила ее по спине.
– Не представляю, как Инна выжила, – упрямо продолжила я. – У нее отняли ребенка… Совсем маленьким. А Иван Лукич женился на Ольге Маратовне, и очень быстро после расставания с Инной все это произошло. У Ольги Маратовны имелся свой сын – Виктор, и, в общем, она должна была осознавать, что это такое – материнство, дети… Но, как я поняла, она всю жизнь мечтала попасть на телевидение, одно время даже в массовках снималась, у нее есть какое-то актерское образование… Детьми, Виктором и Адамом, она совершенно не занималась. Да, несчастные случаи происходят и в тех семьях, где мать постоянно следит за ребенком, всякое бывает, никто не застрахован. Но когда за мелкими совсем никто не следит и они круглыми сутками болтаются без присмотра… Это другой расклад. Я о чем… Адам и Виктор были предоставлены сами себе, Иван Лукич работал в кузнице. Короче, однажды Адам, еще совсем малыш, упал в яму и сильно расшибся. У него теперь шрам через все лицо. Через половину лица. Вроде не заметно… Но иногда заметно. Инна не может этого простить Ольге Маратовне. То, что та не следила за детьми. Что ее сын, Инны, теперь такой. Навсегда такой. А ведь ее тогда даже не пускали к Адаму.
– Мать не пустили к больному ребенку? – с ужасом спросила Поля.
– Да, – спокойно ответила я. – А Адаму потом сказали, что его мать даже к нему не пришла, когда он лежал в больнице. В общем, свиньи они, эти Громовы. В первую очередь Иван Лукич. Эгоистичный монстр. Я его ненавижу. За Адама и за Инну.
– Понимаю, – с трудом произнесла Поля. Ванда молчала, пряча лицо в ладонях, плечи ее едва заметно дрожали.
– У Инны конкретно какие-то проблемы с нервами, – подумав, добавила я. – Адаму она ничего не говорит, но я-то вижу. Пытаюсь ее привести в чувство. Она, помню, когда рассказала мне все это, прямо дергалась вся.
– А ты что? – шепотом спросила Поля.
– А я ей ответила, что ничего страшного. Все живы и здоровы. Адам, в смысле, жив и здоров. И у родной матери ребенок может упасть и травмироваться. И вообще Адаму его шрам идет.
– Да как может идти шрам… – пробормотала Ванда.
– Идет! – свирепо произнесла я. – Адам красивый, и его шрам ему идет. Он похож на одного актера… У того тоже такое немного перекошенное шрамом зверское лицо, дикое и красивое мужское лицо…
– А вообще ты права, шрамы идут некоторым мужчинам, – неуверенно согласилась Поля.
– Да, – сказала я. – Никакого намека на то, что я называю «барбершопом».
– Мужская сексуальность иная, – заметила Ванда. – Твой Адам похож на опасного зверя, ты говоришь? Любоваться со стороны можно, но подойти ближе страшно? И все равно притягивает…