– Ничего, Лиза смогла усмирить этого зверя! – засмеялась Поля. – Он теперь полностью ручной.
– Но послушай… – Глаза у Ванды сверкнули. – Я вот чего не могу понять. Ведь Громовым очень невыгодно то, что от них ушел один из главных их работников. Как они Адама вообще отпустили, как они теперь берут заказы, если кузнецов в их фирме стало меньше? Они же, по сути, отрубили сук, на котором сидели…
– Сама не понимаю, – развела я руками. – С Адамом иногда сложно, он не на все темы способен разговаривать. Про свою мать когда-то не хотел ничего слышать, теперь бесится и злится на вопросы о его отце…
– Ну он интересный, твой Адам, – нахмурилась Ванда. – Вы же теперь семья, вы все должны научиться э-э… коммуницировать. Надо обсуждать все проблемы в семье, а не отмалчиваться.
– Тут сложно, – вздохнула я. – Где обсуждение, а где уже совсем другой расклад – когда один лезет другому под кожу, выедает чайной ложечкой мозг… Вот историю с матерью Адама, Инной, нам пришлось обсудить, потому что там уже никуда нельзя было деться. Она лежала тут у меня, больная, и я не собиралась ее никуда выгонять. А с отцом Адама, Иваном Лукичом, ничего делать пока не надо. Просто потому, что там ничего и не происходит.
…Мы с Адамом вошли в квартиру. Она уже была нашей, вернее моей по документам, но я ее воспринимала именно как нашу (а жили мы пока на даче у свекрови).
Я даже не думала, что у нас все так быстро получится. Обычно продать квартиру (квартиры!), подобрать себе новое жилье – задача нелегкая, иной раз процесс растягивается на месяцы, а то и годы. Да и сделки часто срываются, у нас их три за весну сорвалось. Морока с возвращением залога и все такое прочее…
Я уже не особо надеялась, что до осени у нас что-то получится, но наконец все внезапно сложилось. Ситуация на рынке недвижимости изменилась, и наши желания совпали с нашими возможностями. Мы смогли продать мои квартиры и нашли новую, ту, что подходила нам по всем параметрам. По главным параметрам, по крайней мере.
Я не знаю, правильно это или нет, но я искала квартиру, в которую сразу можно переехать и жить.
Ремонт представлялся мне задачей невыносимой и сложной, я хотела его отложить на потом. Целых два ремонта на одну нашу семью – это чересчур. Когда-нибудь потом – да, наверное, придется заняться ремонтом, через несколько лет. Родится когда-нибудь, надеюсь не очень поздно, ребенок, он все испачкает-изрисует, да и мы, взрослые, тоже подвергнем квартиру износу… (тут улыбающийся смайлик). Вот тогда и сделаем ремонт и, надеюсь, не переругаемся.
Мне сейчас покой и гармоничные отношения были важнее новых обоев и безупречного паркета.
Я, наверное, в этом, квартирном, плане совершенно неправильная женщина. Считается, что для женщины вить гнездо – это тщательно все продумывать и выбирать: мебель, технику, постельное белье, полотенчики всякие, занавески… Но я до такого женского бытового фанатизма не доходила.
Мне требовался лишь необходимый минимум, и чтобы все предметы были максимально нейтрального цвета и тем самым сочетались друг с другом, чтобы мебели было как можно меньше, и она вся – из простых, но экологичных материалов, дешево и сердито то есть… Никаких открытых полок, чтобы лишний раз не протирать пыль.
Наша новая трехкомнатная квартира была и в самом деле новой. В том смысле, что она находилась в доме, не так давно построенном. Прежние хозяева не слишком ее «износили», и потому она не требовала срочного ремонта.
Ну не было у меня его, этого своего «особого вкуса», под который надо все перестраивать и переделывать. И брезгливость моя куда-то отступила.
Пытаться изгнать всякое напоминание о чужих людях, когда-то живших здесь? Мне и психологические заморочки были теперь безразличны, если честно. Дышать испарениями от свежего ремонта и то вреднее. Словом, для меня витье гнездышка – это про что-то другое…
Я ведь знала, что случись чего – все мне может стать немилым, и пойду я опять все выбрасывать… А раз так, то и особо сильно привязываться к каким-то там интерьерам ни к чему.
Мебель на кухне бывшие хозяева по договоренности с нами не стали вывозить. Она была во вполне приличном состоянии и достаточно функциональная. Сантехника тоже неплохая и тоже в приличном состоянии, ее я предложила не менять, ну разве что сиденье на унитазе, да вот еще кран на кухне показался мне неудобным.
Закажем клининг, обустроим комнаты… С мебелью Адам собирался разобраться сам – у него был знакомый столяр, который мог сделать самые простые, но из натурального дерева, не из ДСП, шкафы-полки и всякое такое…
Адам ходил взад-вперед, делал последние, как он выразился «контрольные», замеры перед тем, как передать заказ столяру.
Я тоже бродила по пустым комнатам, уже по какому-то своему маршруту – представляя, как мы разместимся тут все вместе, втроем. А в будущем – вчетвером.
Я чувствовала себя как-то неуверенно.
Да, мы с Адамом и Инной очень хорошо все распланировали, но вдруг все пойдет как-то не так? Мечтаем о ребенке, а ребенок не родится… Всякое же случается. Я почему-то думала, что забеременею сразу, как только избавлюсь от своей спирали, – а нет, до сих пор без результата. Хотя и прошло слишком мало времени после того, но… Но.
В одной из комнат я села на широкий подоконник. За стеклом (двойной стеклопакет, утепленный профиль), немного пыльным, росли деревья, их верхушки покачивались где-то внизу. Ну да, одиннадцатый этаж… за деревьями угадывался сквер со скамейками. Это тоже мой мир теперь? Или мне ничего не принадлежит? Погодите, это синее небо без единого облачка, и это солнце, начинающее клониться за дома вдали, эти зеленые волны листвы – они точно мои или нет?
Окна. Инна говорила, что в жизни каждого человека есть некие «окна возможностей». Когда удобней и легче делать что-либо – получать образование, вступать в брак, рожать детей… и прочее.
У меня, по словам Инны, сейчас было открыто то самое «окно», которое позволяло мне спокойно родить ребенка. Мы с Адамом молоды и здоровы, у нас есть где жить и на что жить. У нас есть помощь в лице самой Инны – она еще тоже молода и полна сил. У нас даже получится вывезти ребенка летом на дачу, подальше от загазованной Москвы! Чего тянуть с продолжением рода, если и так собирались сделать это…
Адам зашел в ту комнату, где я сидела на подоконнике, прислонился плечом к стене, скрестив ноги.
…На Адаме черные джинсы, белая рубашка-поло с короткими рукавами, которые словно не налезали на его рельефные бицепсы. Не гипертрофированно-мощные, как у культуристов, а настоящие – как бывает лишь у реально очень сильных мужчин. Темные, густые, длинные волосы Адама зачесаны назад.
И взгляд. А то я не знала этот его затуманенный, словно плывущий, взгляд…
– Солнце красиво падает на твои волосы, – произнес Адам с мрачным вдохновением. – Ракурс подходящий. И вообще… Раздевайся и садись точно в такую же позу обратно, я тебя сфотографирую.
– Адам!
– Не спорь, сейчас солнце опустится за дома, освещение станет другим… Давай быстрее, это будет очень удачный кадр! – нетерпеливо произнес он, достав из кармана телефон.
– Меня увидят…
– Да кто увидит, одиннадцатый этаж, напротив ни одного дома, сквер внизу. Окна закрыты, снаружи вообще незаметно, что у нас тут творится внутри. Ну разве что сидит там в сквере какой-нибудь извращенец с биноклем и прямо в окна к нам пялится. Птен, не выдумывай, давай-давай, такой кадр пропадет…
Я разделась, с сомнением оглядела подоконник:
– Адам, тут вроде чисто, пыль только, но… я же не могу голым телом сюда сесть, тут надо отмывать все основательно…
Адам одним движением стянул с себя свою рубашку-поло. Бросил ее мне. Я расстелила ее на подоконнике, села, уперев ноги в один откос, а затылком и плечами откинувшись на противоположный.
– Нет, не так… – Адам вертел меня и свою рубашку подо мной, переставлял мои ноги то так, то сяк, поправлял волосы.
– Только чтобы ничего не было видно, – напомнила я.
– Ничего не видно, один силуэт, и лица тоже не видно, все волосами закрыто… О, эту ногу чуть ниже если?
– И никому не показывай.
– Я никому эти фото не показываю. Голову вот так держи, – командовал он. – И спину чуть ровнее. Нет, расслабься, расслабься. Отлично.
– Ты не хотел бы помириться с Виктором?
– Н-не знаю… Нет.
– Он хороший человек.
– Нет. Просто нет и все. Замри!
Адам фотографировал меня с разных ракурсов. Слегка менял мне позу, потом опять фотографировал. Из сотни фото, я знала, он оставит одну, самую лучшую.
Мне нравились те снимки, что получались потом. Относительно невинные и очень эротичные одновременно. На которых была запечатлена я – молодая и красивая. Ну уж себе-то я принадлежала?!
– Адам, скоро? Я больше не могу. У меня спина затекла, и тут чересчур жестко…
– Я знаю, Птен, я тоже не могу. Так, еще один кадр… И все.
Он положил телефон рядом со мной на подоконник, расстегнул молнию на джинсах. Сдернул джинсы, ногой нетерпеливо откинул в сторону.
– Я была уверена, что все именно этим и закончится! – язвительно фыркнула я. И напомнила: – Погоди, а «бублик»?
– Не взял. Но я аккуратно. И в этой позе слишком глубоко и не получится, не волнуйся. Я тебя чуть отодвину, вот. Погоди… – он поставил рядом стопку каких-то книг и уже на нее – телефон.
– А это ты что придумал? – с подозрением спросила я.
– Это мне надо. Лично. Я на два дня уезжаю, на следующей неделе.
– Адам!
– А что ты возмущаешься, тут вообще никаких лиц не будет запечатлено! – сердито заметил он. – Ты хочешь, чтобы я себе видео с какими-то чужими левыми тетками в интернете искал? Так, теперь садись и опусти ноги.
Спорить с Адамом было невозможно. От фотосессии (меня обнаженной) он живо перешел к видеосъемке того, как мы с ним занимаемся сексом, и опять это все оказалось не так просто. Сейчас Адам заботился в первую очередь о том, чтобы получило