– Зачем ты мне это говоришь? Делай что хочешь…
– Птен. Отец откуда-то узнал еще, что ты ждешь ребенка. Причем не сегодня он это узнал. Но именно сегодня до отца, похоже, дошло, что он станет дедом. Настоящим, по крови.
– А, вон оно что… – вздрогнула я. И вспомнила, что не рассказала Адаму о своей встрече с Иваном Лукичом тогда, еще в июле.
– У отца сейчас что-то вроде озарения. Инсайта. Так-то он не дурак, но до него, бывает, не сразу доходит. Ну и со мной такое случается, это семейное, – усмехнулся Адам. – Ты же помнишь, Птен.
– Помню, милый, – вздохнула я.
– Короче, отец стал на год старше, и в свой день рождения его вдруг озарило, что у него появится настоящий внук. Он так и сказал мне в телефонном разговоре – «настоящий».
Я молчала.
– Что думаешь? – нетерпеливо спросил Адам. – Если тебе все это противно, свернем эту тему, и баста.
– Погоди. Нет. Я считаю, что с твоим отцом нам надо повидаться. Съездим. Посмотрим. Что с мамой делать?
– С мамой ничего не надо делать, – быстро произнес Адам. – Отец заявил, что не прочь увидеть сегодня и маму, но я на это не пойду. У нее не то состояние сейчас, чтобы… Ну, ты поняла. Я хочу сначала послушать, что отец нам скажет, как себя поведет, и только потом уже маму подключать ко всему этому. Да, да, она взрослая и дееспособная, и сама в состоянии принимать решения, но я не могу выносить, когда она вдруг начинает себя расчесывать и у нее разыгрывается этот дурацкий нейродермит. Я ведь, если честно, думаю, что отец прежде всего должен перед ней повиниться. И это как-то надо ему сделать лично, не при свидетелях.
– Согласна!
– Маме будет неприятно, если она увидит отца, а он опять себя поведет как падишах. Нет, если отец настроен серьезно, намерен наладить человеческие отношения с нами – это одно, а вот если ему просто любопытно, из серии – ой, у меня ж внучок должен родиться! – то ни к чему маме с ним встречаться. Но его намерения мы поймем только после сегодняшней встречи с ним.
– Согласна, – твердо повторила я. – Сегодня к нему поедем только мы с тобой.
– Тогда вот как поступим. Я скажу Виктору, он заедет за тобой. Ах да, и с Виктором, я надеюсь, тоже как-то все наладится, хотя…
– Все правильно, Адам, не сомневайся, – перебила я мужа. – Мне Виктор нравится.
– Вот это меня и бесит… Стоп, стоп, не буду, – оборвал сам себя Адам и продолжил уже весело: – Ладно, Птен. Виктор заедет за тобой, привезет к отцу, а я через час туда прибуду, раньше никак не смогу. Отец очень настроен именно с тобой общаться, я так понял. – Адам уже смеялся.
– Хорошо. До встречи, милый.
– Целую, Птен, пока. Виктор через минут пятнадцать за тобой подъедет.
Я нажала на «отбой». Судя по всему, моя тогдашняя речь как-то подействовала на Ивана Лукича? Похоже, он решил раскаяться в содеянном… Оно и лучше – для всех нас.
Я надела свое новое платье – легкое, фисташкового цвета, подколола волосы зажимами «по-праздничному» и вышла из калитки к дороге. И сразу же, точно по волшебству, из-за поворота появился знакомый черный пикап, остановился напротив, и из него вышел Виктор, улыбнулся мне.
– Привет, Ноунейм, – сказала я.
– Привет, Птичка. Рад тебя видеть. – Он обнял меня.
– Только при Адаме этого не делай.
– Ох ты, точно… Спасибо, что напомнила, – смущенно засмеялся он, сделав шаг назад. Прокашлялся. – Кажется, отец решил что-то изменить в этой жизни. Измениться сам.
– А Наталья будет присутствовать?
– Будет. Но с Натальей проведена профилактическая беседа, супружница моя смиренна аки ангел. Обещала молчать весь вечер. Сейчас заперлась на кухне, снимает какое-то кулинарное видео со своим участием.
Виктор помог мне сесть в машину.
До дома Громовых мы и правда домчались очень быстро.
Ворота распахнулись, мы заехали на участок. Все было в зелени, в цвету, несмотря на близкую осень. Зимой это место смотрелось совершенно иначе.
– Ты в курсе? – спросила я, когда машина съезжала в подземный гараж.
– О чем ты?
– Иван Лукич не обсуждал, значит… Я жду ребенка.
Виктор вздрогнул, не совсем плавно нажал на тормоз, меня слегка тряхнуло.
– Ой, прости, – сказал он. – Как неожиданно… Я не знал. Никто не знает. Или отец знает?
– Да, Иван Лукич в курсе.
– Потрясающе. И когда? У тебя…
– Ну еще не очень скоро. Пока незаметно, – улыбнулась я.
– Ах, Птичка… как я рад. За тебя, за Адама… – Глаза у Виктора заблестели, словно на них набежали слезы. – Теперь понятно, почему отец решил с вами встретиться.
– А я надеюсь еще и на то, что вы с Адамом помиритесь.
Виктор помог мне выйти из машины, повел по дому.
– Тут беспорядок… осторожнее, делаем небольшой ремонт – видишь, стекла у стены стоят? Мы решили их убрать, вытащить, а проемы заделать, сами двери меняем…
– Давно пора, – фыркнула я. – Никакой приватности с этими окнами прямо в стенах…
– Ну да, ну да… – смущенно засмеялся Виктор.
Мы с Виктором оказались в парадном зале. Здесь был уже накрыт стол, стояли блюда с закусками, посуда…
– Скоро все соберутся. Пока приводят себя в порядок, переодеваются, – пояснил Виктор. – Отец любит, чтобы все было красиво. И все красивы.
В этот момент в зал вошла Наталья, в очень открытом пестром платье, волосы – на затылке, точно сноп, увязаны в белую косу, конец ее переброшен на грудь.
– Привет, Лиза, – вежливо поздоровалась она как ни в чем не бывало. Поставила на стол очередную миску с каким-то яством, необычайно затейливым на вид, и пояснила: – Я видосик как раз снимала на кухне… оригинальный салат из авокадо. Завтра на своем канале выложу ролик. Совмещаю, так сказать, приятное с полезным.
Она полюбовалась расстановкой блюд на столе и упорхнула, но, впрочем, тут же вернулась, принялась переставлять что-то над камином, затем опять убежала.
– Вот, сама видишь… Наталья в порядке, вполне вменяема, – улыбнулся Виктор. – Очень надеюсь на спокойный семейный вечер. Ах, Птичка…
– Что, Ноунейм?
– Не называй меня так. Я теперь полностью открыт перед тобой…
– Тогда и ты зови меня Лизой. Да, а ты стер мои фото со своего телефона? – спохватилась я.
– Нет, – спокойно ответил тот.
– Сотри.
– Это лучшее, что у меня есть. Моя маленькая мужская радость. – Виктор явно меня поддразнивал, но беззлобно и без вызова. Скрытое, мягкое упрямство звучало в его голосе.
– Ты невозможный! – Я даже не знала, плакать мне или смеяться.
– Я, быть может, только и живу благодаря мыслям о тебе.
– Все повторяется! – в отчаянии произнесла я.
– Нет. Но я теперь… спокойнее. Ты – самое лучшее, что у меня было в жизни. И оно все прошло.
В этот момент в зал вошел Иван Лукич, в иссиня-черной, отделанной золотым шитьем рубашке, шелковых развевающихся брюках. Он напоминал эстрадного артиста.
– Лизочка, прибыла… как я рад! И Адам скоро приедет. Витя, ты выйди, нам надо с Лизонькой парой слов переброситься.
Виктор покинул зал, а Иван Лукич подплыл ко мне, торжественно обнял. Мне было не особо приятно, но я стерпела.
– Я помню, что ты мне сказала тогда, – страстно произнес Иван Лукич. – Я тогда выразил свое недовольство, да… отказался продолжать разговор… Но зато теперь я очень серьезно настроен.
Вблизи от него пахло мужским парфюмом с оттенками сандала и восточных благовоний. Крепкий мужской одеколон, от которого меня внезапно замутило. Вот они, современные кузнецы… иногда ничем не отличаются от каких-нибудь городских пижонов. Цивилизация стерла различия между сословиями, классами, поколениями…
– Садись. – Иван Лукич сел сам, перед тем усадив меня на стул напротив, взял меня за руку. – Давай, Лизонька, забудем и о первой нашей встрече, той, что случилась в Новый год, будем считать, что первый блин комом. У нас есть шанс все начать сначала.
Я кивнула.
– Ты жена моего сына. Ты часть моей семьи… – добродушно произнес Иван Лукич. Раздался какой-то отдаленный грохот, но он не обратил на него внимания. И я не стала. – И Инночка теперь с вами живет, я так понимаю…
– Да.
– Ты нашла с ней общий язык? – спросил он, глядя мне в глаза.
– Да. И я на ее стороне в вашем давнем конфликте, хочу сразу предупредить.
Иван Лукич пожевал губами. Только сейчас я ощутила его возраст. Он далеко не старик, но этот возраст, возраст… Возраст уже проглядывал в некоторых движениях Ивана Лукича.
– А что ты знаешь про наш с ней конфликт? – подумав, осторожно спросил он.
– Что вы отняли у нее сына, Адама. Причем буквально отняли, лишили Инну родительских прав, не давали ей встречаться с сыном.
– Адам уже давно совершеннолетний, ему никто не запрещал общение с матерью.
– Ну как не запрещал никто, если с детства ему внушили, что мать плохая и она его бросила? – нетерпеливо произнесла я. – Он был на нее очень обижен. Настолько, что ни видеть, ни слышать ее не хотел. Если бы разрыв произошел позже, когда Адам находился в сознательном возрасте и многое бы помнил и понимал, кто знает, Адам хотя бы на письма матери ответы присылал, не банил ее в соцсетях, не добавлял ее телефонный номер в черный список. А так он полностью вычеркнул ее из своей жизни, потому что вырос вообще, вообще без матери!
– Я не могу отвечать за обиду Адама, – со вздохом изрек Иван Лукич.
– Инна действительно пила и гуляла? Вы ведь на этом основании лишили ее родительских прав? – быстро спросила я.
Иван Лукич пожевал губами и от этого опять стал выглядеть стариком. Потом продолжил, осторожно и с печалью в голосе:
– Тут сложно ответить что-то определенное… Она вела себя очень странно. Неадекватно. Со стороны было полное впечатление, что она не в себе. И что Адам рядом с ней – в опасности.
– Впечатление… Впечатление! – всплеснула я руками.
– А что мне было делать, о чем думать? – свел брови Иван Лукич. И потом заговорил каким-то другим, странным голосом, очень напоминающим голос Адама в иных ситуациях: – Я